риказал Аркадий.
— А, это ты-ы-ы… щас открою, — проскрипела жиличка, елозя ключом в замочной скважине и изрыгая матерные ругательства в адрес «этого блядского устройства, которое вечно не работает».
Наконец дверь приоткрылась, и лестничную площадку немедленно заволокло зловонием. Пьяная жиличка держалась за дверную ручку, и было заметно, что она едва стоит на ногах. Аркадий поморщился и, обойдя Танчуру, зашел в квартиру. Он сразу прошел на кухню, где имел честь лицезреть Любку, сидевшую за столом, столь густо заставленным пустыми бутылками из-под водки и пива, что чем-то напоминал лесной пень, обросший опятами. Она курила «Приму» и была куда пьянее своей постоялицы. В колченогом кресле, стоявшем у самого окна, развалился храпящий Боряныч. Окинув быстрым взглядом столь неприглядную картину, Аркадий зловеще ухмыльнулся:
— Что, отдыхаем?
— Н-у-у-у, — промычала Любка, уставившись в него тусклым взглядом, а потом, словно только сейчас узнав, радостно воскликнула: — Здорово, Борян… Ой! Здорово, Филеныч!
— Здорово-то здорово, но ведь я по делу. Сейчас приедут родственники нашего общего мидовского знакомого, чтобы еще раз на вашу квартиру посмотреть.
— Да-а-а? И чё-ё-ё? — снова по-коровьему протянула Любка.
— То, что давай быстренько приберемся: Танчуру выпроводим на лестницу покурить, а Боряныча разбудим, — распорядился Аркадий.
— Давай… а мы-то когда ихнею квартиру поедем смотреть? — вдруг опомнилась Любка.
— Послезавтра вечером. По-сле-зав-тра! Понятно?
Любка мотнула непричесанной головой и оборотила ее в сторону мужа:
— Боряныч, просыпайся. Филенчик по делу пришел. — Затем она поворотила голову обратно в сторону Аркадия и, затянувшись сигаретой, произнесла заплетающимся языком: — Ща… Не дрейфь, Филеныч, щас все будет путем… все будет в поряде.
Аркадий посмотрел на спящего Боряныча, абсолютно не реагировавшего на происходящее, и после непродолжительных размышлений подошел к нему и сильно потряс за плечо. Боряныч открыл глаза, громко кашлянул и, глядя куда-то в сторону, стал не говорить, а просто рявкать:
— Какого… Что тут такое, вааще?..
— Боряныч, просыпайся. Давай иди умойся и причешись. Сейчас люди придут, а у тебя вид как у вурдалака, — разъяснил обстановку Аркадий и помог Борянычу встать с кресла.
Качаясь и бубня себе под нос что-то типа «Ногою раздавивши таракана, подумай о превратностях судьбы…», Боряныч поплелся в ванную. Аркадий достал сигарету и вручил ее Танчуре, тут же взявшей со стола спички и жадно закурившей. Тогда Аркадий достал следующую сигарету и снова отдал ее Танчуре со словами, произнесенными явно в приказном тоне:
— Иди, родная, покури на лестнице, пока я тебя не позову. Поняла?
— Поняла-поняла. Уже исчезаю, испаряюсь, как фея сновидений, — сострила Танчура, потрясла коробком над ухом и расплылась в улыбке, обнажив наполовину беззубый рот.
Затем направилась в коридор, оставляя за собой шлейф табачного дыма. Взглянув на совершенно обессилевшую в борьбе с зеленым змием Любку, Аркадий сам принялся убирать со стола мусор и бутылки, делая это с чувством неимоверного отвращения. Черт, и почему только он вовремя не сообразил заранее пригласить сюда уборщицу!
Когда со стола все было убрано, Аркадий еще раз окинул помещение оценивающим взглядом. И тут, совершенно неожиданно для него, Любка повернула голову в сторону кресла, где недавно сидел ее муж, и обратилась к нему с бессвязной речью:
— Боряныч, ну ты чего, придурок? Боряныч, что ли? Тебе же Филя сказал, чтоб ты просыпался… Вставай же ты, идиот безмозглый! Тьфу, уродина, а не мужик. Дикобраз двуногий…
Удивленный Аркадий только и смог что покачать головой:
— Ну, ё-моё…
В этот момент в дверь постучали, и Аркадий направился открывать. На пороге стоял Митя в сопровождении семейной пары — Евгении и Алексея. Аркадий вежливо поздоровался и повел их осматривать просторную квартиру Боряныча. Первым делом заглянули в туалет и ванную, потом прошли на кухню, где по-прежнему в полубессознательном состоянии сидела Любка, никак не отреагировавшая на приход гостей.
После кухни осмотрели маленькую комнату и перешли в большую, где находились три убогих дивана, стоявшие по периметру густо прокуренного помещения. Обшарпанный шкаф притулился в углу, а на одном из диванов развалился глупо ухмылявшийся, но зато умытый Боряныч. Аркадий уселся рядом с Борянычем, предложив супружеской чете расположиться напротив. Митя встал у окна и как-то странно посмотрел на присутствующих. В его взгляде улавливалась задумчивость с некоторой примесью сомнения, чего раньше никогда не было. Аркадий уловил этот взгляд, но не придал ему особого значения.
Первым начал разговор Алексей, неуклюже пристроившийся рядом с женой:
— Ну что ж, нас с Женей в принципе все устраивает. И мы готовы начать собирать необходимые документы прямо с завтрашнего дня.
— Вот и прекрасно. Алексей, — заговорил Аркадий, — только есть пожелание, связанное с просмотром вашей квартиры. И желательно показать ее Боряны… э-э… в смысле Борису Игнатьевичу и его жене Любе послезавтра вечером. А то мы ее видели, а они еще нет.
— Нет проблем. Приезжайте в любое время после шести, — пропищала тонким голосом страшненькая Женя.
— Хорошо. Тогда мы будем у вас в десять вечера. Устраивает?
— Безусловно, — согласился Алексей и сверлящим взглядом посмотрел на Боряныча, тут же принявшего невинный вид плохо выспавшегося человека.
Глава 26«Во, блин, Тверская, а такая глухомань!»
Вечером следующего дня Митя поднялся на стремянку, держа в правой руке картонку со свежей надписью: «Ул. Тверская, д. 15». Стремянка была прислонена к углу пятиэтажной хрущобы, на которой висела табличка с подлинным адресом дома: «1-й пр. Перова Поля». Прикрепив свою картонку поверх этой таблички, он спустился вниз и какое-то время стоял с поднятой головой, любуясь яркой надписью. Затем сложил стремянку, взгромоздил ее на плечо и пошел к последнему подъезду этого же дома. Замаскировав лестницу в кустах, Митя достал сотовый телефон и набрал номер друга, чтобы сообщить:
— Все готово.
Не успел он дать отбой и вылезти из кустов, как из-за угла появилась хорошо знакомая «восьмерка». Выйдя первым, Аркадий помог выбраться из салона как всегда пьяной семейной паре — Борянычу и Любке. Подведя их поближе к дому, Аркадий взмахом руки указал на псевдоадрес и самодовольно изрек:
— Ну вот и приехали.
Супруги посмотрели на результат Митиных стараний, удивленно переглянулись, и Любка констатировала:
— Во, блин, Тверская, а такая глухомань!
— Так мы же во двор заехали. Вот баба дура, — неожиданно выдал Боряныч.
— Правильно Боряныч говорит, — взял в свои руки инициативу Аркадий, — чего же хорошего, если окна прямо на Тверскую выходят. Там знаешь какая гарь и шум круглые сутки?
— Да ладно, — процедила Любка, плюнула и продолжила: — Главное, чтобы доплату дали. Вот.
— Дадут-дадут, — успокоил Аркадий, и процессия направилась к подъезду под чутким руководством потомка графа Воскресенского.
Стоило им скрыться за обветшалой дверью, как из-за угла послышалось пьяное мужское песнопение, а минуту спустя появился и сам изрядно шатавшийся певец:
— «Живет моя отрада в высоком терему, а в терем тот высокий…»
Случайно взглянув на «новый адрес», он едва «не слетел с копыт».
— Ёкарный бабай! Во занесло-то! — вырвалось у нетрезвого прохожего.
Алкоголик долго стоял, разводя руками в разные стороны, и удивленно крутил головой, пытаясь сориентироваться на местности. Затем смачно матюгнулся, развернулся на месте и со словами «Пить, Вася, надо меньше» пошел в обратном направлении.
— «…А в терем тот высокий нет входа никому!»
Тем временем экспресс-осмотр был закончен, и Аркадий отвез довольных супругов восвояси. Боряныч и Любка действительно получили огромное удовольствие от увиденной ими трехкомнатной квартиры. Ну и пусть она была малогабаритной, зато какой ремонт! Какая обстановка! Какой уют! На пьяного Боряныча особое впечатление произвела ванная комната, обклеенная черной плиткой с золотыми каемками. Он даже заявил, что хотел бы спать в такой царской купальне. Аркадий с Митей не ожидали подобного эффекта, а потому решили расслабиться и отметить свой очередной успех в одной из лучших бильярдных Москвы. Кто вообще мог подумать, что обычная мещанская квартира может произвести такое неизгладимое впечатление на поддатую семейную чету?
Глава 27«Я пропила твое детство…»
В окрестностях Тулы мела метель и стояли жуткие холода. Замерзшая река Упа покрылась огромными сугробами. Со стороны деревни к реке неуверенно двигалась человеческая фигура. Мать Лизы была настолько пьяна, что ее шатало при каждом порыве ветра. Однажды она даже упала, но потом с трудом поднялась и вновь двинулась к полынье. Добравшись до цели и встав на колени возле самой кромки черной воды, женщина сняла с себя платок и тяжело вздохнула. Ее волосы развевались на ветру, покрываясь ледяными снежинками. Женщина подняла голову к небу, закатила глаза и бросилась в воду…
А метель, словно бы немного передохнув, вновь закружила по окрестностям, принялась за свои вертепные танцы, засыпая снегом черную полынью…
Когда Давыдович прочитал предсмертную записку «Прости меня, доченька, за то, что я пропила твое детство», губы его затряслись, а по страшно искаженному лицу бурным потоком полились слезы. Лиза бросилась к старику, выхватила записку из его рук и стремглав выбежала из избы. Давыдович остался один, впрочем, в этом мире он и так уже давным-давно был одинок. Какое-то время старик сидел на табурете не шелохнувшись. Затем достал из заначки початую бутылку водки, взял ее за горлышко и со всей силы ударил об печку.
Глава 28«Обмен положите в ячейку»
До наступления нового, 2000 года оставалось чуть больше двух недель. Светило утреннее декабрьское солнце. Возле банковского депозитария стоял белый рафик, в кабине которого рядом с нанятым водителем сидел Митя. Друг Аркадий расположился внутри салона вместе с Любкой и Борянычем. Супруги были одеты во все чистое, но чувствовали себя весьма скверно, поскольку, несмотря на все мольбы и угрозы, им так и не позволили опохмелиться. Лицо Аркадия скрывали бейсболка с длинным козырьком и стильные очки с затемненными стеклами. Увидев сквозь лобовое стекло, как к депозитарию подъехала машина покупателя Алексея, Митя обернулся назад и обратился к присутствующим со словами: