Некоторое время они вслушивались в темноту. Шаги над головой затихли, и только тихо поскрипывали деревянные внутренности корабля.
— Вроде угомонились, — шепнул Эспада.
И тут тишину разорвал артиллерийский залп. Выстрелы из пушек слились с разрывами, истошными криками и треском дерева. Все это увенчалось таким громоподобным взрывом, что даже трубы ангелов, когда они возвестят начало Судного дня, протрубят на полтона тише. «Ля Шуэт» содрогнулся, точно весь корпус свело судорогой. Эспада и падре не устояли на ногах и повалились на пол. Сверху что-то упало и основательно приложило их обоих.
Эспада медленно повернулся на бок под внезапно навалившейся тяжестью. Похоже, на них упала та самая решетка, до которой они пытались добраться. Куда делась нижняя палуба — один Господь знает. В небесах сквозь тонкие облака сияла луна.
— Карамба, — тихо прошептал потрясенный дон Себастьян.
Откуда-то из-за облаков прилетел кусок реи и грохнулся чуть дальше, гулко стукнув по дереву. Это словно послужило сигналом. Корабль протяжно застонал своими развороченными внутренностями и развалился на части.
— Падре, мы тонем, — сказал Эспада.
Прозвучало это так спокойно, что дон Себастьян сам себе удивился. Падре ответил сдавленным стоном. Он лежал лицом вниз и не шевелился.
— Падре, вставайте, — скомандовал Эспада, поднимаясь на четвереньки.
Решетка оказалась действительно тяжелой. Упала она не совсем ровно на испанцев и, стоило Эспаде приподняться, перекосилась вправо. Падре ответил новым бессильным стоном. А море ждать не собиралось. Палуба под ногами — узкая деревянная полоса с обрывками бортов по краям — погружалась в воду. Волны наступали со всех сторон, и их стремительность можно было уподобить лихой кавалерийской атаке. К счастью, Эспада уже знал, что делать в таких случаях: хвататься за что-нибудь деревянное, но не за сам корабль, и надеяться на лучшее. Эх, где испанский солдат не пропадал?
— А ну-ка, падре, подъем!
Подхватив монаха, Эспада рывком втащил его на решетку. Волны сошлись. Эспада бросился сверху, вцепившись пальцами в толстые перекладины и одной рукой прижимая к ним монаха. Решетку поволокло туда, где когда-то был нос брига.
— Держитесь, падре, сейчас нам мало не покажется!
Монах что-то простонал в ответ, и волна накрыла их с головой.
Дальнейшее можно описать одним словом: макание. Волны окунали вцепившихся в решетку испанцев под воду и снова выкидывали на поверхность. Сквозь решетку соленая вода плескалась в лицо и моментально исчезала тем же путем. Едва испанцы, отфыркиваясь и отплевываясь, выныривали на поверхность, их снова тянуло вниз, под воду. Море как будто никак не могло решить, утопить их или все-таки оставить?
К тому времени, когда оно все-таки определилось, Эспада и падре Доминик чуть не захлебнулись. Воды — соленой и противной на вкус — оба точно нахлебались вдоволь. Море, взвесив на своих волнах все за и против, остановилось на компромиссном варианте. Люди вынырнули-таки на поверхность, но решетка осталась под водой. Не глубоко, на ширину ладони, но все же под водой. Эспада аккуратно перевернулся, поднялся и помог монаху принять сидячее положение.
— Со спасением, падре, — фыркнул он.
Ощущение было, будто во рту тихий омут с пьяными чертями. Шляпа чудом удержалась на голове, и теперь с нее капало, как при хорошем дожде. Эспада снял ее, вытер ею лицо и отжал ткань. Плюмаж теперь больше походил на мокрый конский хвост. Эспада провел по перьям ладонями, стряхнул руки и снова надел шляпу. Как он сразу почувствовал, купание не пошло его головному убору на пользу. Тяжелое перо теперь уже заметно тянуло влево, и шляпа сразу съехала на левое ухо.
— Хвала Господу, — снова восславил Всевышнего монах.
Эспада кивнул и огляделся по сторонам. То, что еще оставалось на плаву от «Ля Шуэт», быстро погружалось в пучину. Уцелевшие матросы цеплялись за обломки. Ветер разносил над морем их крики, но самих французов разглядеть в темноте не удалось. Мелькало по волнам нечто темное, но человек это или обломок — издалека понять было сложно. Еще дальше в ночи сияли кормовые огни удаляющегося корабля. Два фонаря и три прямоугольника рядом — окна выходящей на корму кают-компании. Над кормой развевался флаг, но его принадлежность при тусклом свете луны дон Себастьян определить не смог. Светлый — стало быть, не черный, не пиратский. Выше белели паруса. Корабль уходил прочь, нисколько не заботясь о судьбе тонущих людей.
Эспада сложил руки рупором и громко закричал:
— Диана!
Вокруг кричали люди, но женского голоса среди них не было. Тонущие французы вначале взывали к уходящему кораблю, но, по мере его удаления, переключались непосредственно на Господа Бога.
— Заткнитесь, скоты! — рявкнул на них Эспада. — Диана!
Те, что поближе, действительно заткнулись, но ненадолго. На то время, на которое пораженное ужасом сознание всерьез допускает мысль, что призываемая Диана, кем бы она ни была, может проявить милосердие и вытащить их. Девушка не отозвалась. Надежда исчезла. Крики возобновились. Какой-то матрос подплыл на голос и уцепился за решетку. Эспада выхватил кинжал и замахнулся:
— А ну брысь отсюда!
— Помогите, прошу вас! — взмолился в ответ матрос.
Судя по голосу, он был еще совсем молод. Эспада резко послал его к дьяволу. Падре Доминик оказался не так злопамятен.
— Будьте милосердны, дон Себастьян.
— С какой это стати?!
— Так заповедовал нам Господь.
— Когда он это говорил, французов еще не было, — проворчал Эспада, но кинжал опустил.
Матрос попытался было влезть на решетку. Эспада каблуком вернул его в первоначальное состояние.
— Куда лезешь, болван?! Она и двоих-то еле держит. Держись за нее и плыви. Когда начнешь тонуть — скажешь.
Матрос послушно кивнул. Эспада еще раз позвал Диану. Она вновь не отозвалась. Кто-то из французов обрушился на дона Себастьяна с проклятиями. Эспада грубо посоветовал тому подгрести сюда и повторить все это со шпагой в руке. Никто не приплыл. Напротив, проклинающий голос начал удаляться, а потом резко оборвался. Через несколько минут с другой стороны донесся истошный вопль.
— Что за дьявольщина?
— Акулы, — испуганно прошептал матрос.
— И что будем делать? — спросил Эспада, оглядываясь по сторонам.
Наползли облака. Лунный свет теперь едва пробивался сквозь них, и ничего толком в этой темени было не разобрать. Матрос, опасливо оглядываясь, начал снова вползать на решетку. Эспада гневно зыркнул на него, но акулы есть акулы. Против общего врага можно и объединиться. Он только шагнул ближе к другому краю, чтобы решетка лежала в воде ровно. Падре вздохнул:
— Боюсь, в этой темноте мы можем только молиться.
— Действуйте.
В конце концов, привела же его «Глория», обращенная к Всевышнему, к встрече с «Глорией» реальной, Авось и тут повезет. Конечно, близ острова Мартиника куда больше шанс встретить французский, а не испанский корабль. Но! Во-первых, французы тоже католики. Правда, не все. Во-вторых, де Синье мог солгать насчет острова, и тогда они с таким же успехом могли дрейфовать где-нибудь около Мейна. Вряд ли французский бриг был без разговоров отправлен на дно французским же кораблем. Ну и, в-третьих, как правильно заметил еще дон Хуан де Ангостура, согласно папской булле здесь все берега — испанские. Стало быть, и шанс встретить соотечественников всегда остается. Пусть небольшой, но с помощью Господа и не такие чудеса творились.
Пункт второй Эспада сразу же проверил.
— Эй, ты! — обратился он к матросу. — Где мы находимся?
— Точно не скажу, мсье. Где-то южнее Мартиники.
— Насколько южнее?
— К утру были бы, мсье.
Стало быть, второй пункт отпадал. Оставалось уповать на третий. Враждебный французам корабль мог быть либо английским, либо испанским. Безродные пираты предпочли бы захватить корабль и ограбить его, а не разносить на мелкие кусочки. Получается, шанс — как при игре в кости. Наши — чет, не наши — нечет. Не так уж и плохо. Тем более, в кости дону Себастьяну обычно везло.
За время их краткого диалога падре Доминик аккуратно переместился из сидячего положения в коленопреклоненное. С учетом веса матроса решетка просела еще. Стоящему на коленях монаху воды было почти по пояс.
— Господи, помилуй, — тихо воззвал падре.
Эспада и матрос шепотом повторили. Из темноты опять донесся отчаянный вопль. Еще кому-то не повезло. Живые перекрикивались между собой. Судя по голосам, команда «Ля Шуэт» была на грани паники. На суше давно бы обратились в бегство, а здесь даже удирать некуда.
Эспада напряженно вслушивался в эту перекличку, одновременно надеясь услышать голос Дианы и боясь услышать ее крик. Однажды, еще в Кадисе, он видел рыбака, не поделившего рыбу с акулой. Та уже нацелилась на добычу, а рыбак увел ее из-под самого носа. Акула не смирилась. Вынырнув из воды, она схватила неосторожного рыболова, стащила его в воду и там прямо основательно потрепала. До берега довезли уже труп, причем труп очень неприглядный даже с точки зрения ветерана военной кампании. Такого дон Себастьян и врагу бы не пожелал. Разве что капитану де Синье.
Когда вопль смолк, матрос испуганно прошептал:
— Говорят, у акул души пиратов, которые утонули без покаяния.
— Тогда тебе нечего беспокоиться, — хмыкнул Эспада. — Свои ведь.
Судя по выражению лица, матросу было не до шуток. Хотя, если он прав, тревожиться в первую очередь должны были испанцы. Именно они были целью номер один для всех местных охотников за удачей.
Едва падре начал молитву, матрос тихонько подхватил. Впереди, совсем рядом с решеткой, из воды вдруг появился высокий треугольный плавник. Эспада сразу полоснул по нему «бискайцем». Плавник оказался на удивление твердым. Острое лезвие только оцарапало его. Тем не менее плавник беззвучно скрылся под водой и больше не показывался. Только под решеткой проплыло нечто большое и темное. На общем темном фоне Эспада не разобрал, что или кто это было. Он вообще скорее почувствовал, чем увидел глазами это движение. Падре, отрешившись от происходящего, продолжал истово творить молитву. Не успел он произнести финальное Amen, как француз коротко вскрикнул. Эспада резко повернул голову и успел только увидеть, как мелькнули над водой вскинутые вверх руки.