стных жителей, собравшихся посмотреть на церемонию. Тонкие волоски тросов при ближайшем рассмотрении достигали в обхвате почти полуметра, а черная ленточка дороги насчитывала по три полосы в каждую сторону. В душу поневоле закрадывалось сомнение в том, что все эти гигантские конструкции были воздвигнуты Человеком.
При появлении Служителей, по гудящей толпе, как круги от брошенного в воду камня, пробежала невидимая волна, обрывающая все разговоры и сгибающая спины. Люди расступились, пропуская Верховного Советника и его свиту к сооруженному для них помосту. Локано буквально кожей ощущал сочащиеся со всех сторон настороженность и любопытство. Это был его первый «выход в свет» в новом качестве, и никто не знал, чего можно от него ожидать.
С другой стороны, нельзя сказать, чтобы и Руорна шибко любили, но к его взглядам и методам все уже давно привыкли. Да, он бывал строг, иногда даже жесток, но при этом оставался справедлив и предсказуем. Отставка Верховного Советника, занимавшего этот пост почти четыре века, лицо которого вросло в народную память, по-видимому, уже на генетическом уровне, выбивала у простых людей почву из-под ног. Само словосочетание «Верховный Советник Ивар Локано» требовало определенных усилий, чтобы произнести его правильно и случайно не оговориться.
Локано поднялся на помост и остановился, глядя вдоль моста, как в огромную трубу с полупрозрачными стенками из сотен тросов. Дальний ее конец терялся в подрагивающей над нагревшимся за день асфальтом дымке. Вокруг воцарилась почтительная тишина. Все взгляды устремились на Верховного Советника.
– Сегодня великий день! – начал он, – День еще одной победы человеческого упорства и трудолюбия, свершенной во славу Госпожи нашей, Светлой Сиарны, и открывающей перед нами новые горизонты наших собственных возможностей!..
Локано сочинил эту речь в самолете по пути сюда, и теперь она слетала с его языка легко и непринужденно, словно с диктофона. Он отметил огромную важность Улонского моста для экономики всей Клиссы, поблагодарил собравшихся за проявленную самоотверженность, посвятил их в некоторые не менее грандиозные планы на будущее, и, наконец, напомнил, что все, что ими делается, делается исключительно во славу Сиарны и с ее божественной помощью.
– …и мы просим Госпожу нашу, Светлую Сиарну, принять этот дар и осенить его своей благодатью, дабы служил он верой и правдой, не зная усталости и тлена, до скончания времен!
Под гром аплодисментов Локано отступил в сторону, пропуская вперед Кьюси и других сестер. Толпа качнулась, зашаркав ногами и освобождая площадку. Дарование Божественного Благословения находилось в ведении Жриц, и даже Локано предпочитал в этот момент находиться на безопасном расстоянии. Впрочем, вполне естественно опасаться всего, чего ты не понимаешь, и точно так же, как Кьюси шарахалась от техники, Советник втайне побаивался Сестер и их тайных способностей, приводивших его в немалое замешательство.
Призвание Божественного Огня Сиарны являлось одной из них.
Выйдя вперед и остановившись у проведенной на земле черты, обозначавшей начало моста, Кьюси откинула бархатное покрывало, явив миру большую серебряную чашу, не то богато украшенную изумительной тонкой резьбой, не то действительно сплетенную из множества тончайших нитей, сверкавших в лучах закатного Солнца.
Все присутствующие, включая других Сестер и самого Локано, опустились на колени, когда Старшая Жрица подняла чашу перед собой и начала молитву.
Светлая Заступница, Матерь Сиарна,
Светом благим мой путь озари!
Руки мои, точно ветви воздетые к небу,
Жаром любви своей обогрей!
Ноги, корнями обнявшие землю,
Ты укрепи на еще один день!
Сердце мое точно песня пусть бьется,
Твоей Любви хвалу вознося!
Кьюси покачивалась из стороны в сторону в такт переливам своего напева. Ее звонкий голосок эхом метался между скал, странным образом заставляя резонировать мощные мостовые конструкции. Вскоре даже земля под ногами начала вздрагивать, и с каждой новой строфой дрожь усиливалась. Локано почувствовал, как его тело покрывается мурашками, и начинают шевелиться волосы на голове. Вокруг Кьюси взвились пыльные султанчики, ее черный плащ развевался и хлестал Жрицу по ногам, хотя никакого ветра не наблюдалось и в помине. Голос Кьюси взлетел вверх, достигнув кульминации, и стало видно, как в поднятой над ее головой чаше пляшут бледные, почти невидимые языки пламени, распространяя вокруг белое сияние.
В боли страданий будь нам утешеньем!
В молчанье безмолвном голос свой подари!
В яростном гневе дай смелость прощенья!
Во мраке кромешном наш путь озари!
Кьюси опустилась на колени и, низко поклонившись, выплеснула голубоватое пламя из чаши на асфальт перед собой.
Вопреки всем известным законам физики, огонь с легким шипением заструился по земле, словно пропитывая ее. Ширящееся пятно достигло краев дороги и, с уже ясно различимым гудением, яркой волной покатилось вперед, запрыгивая на перила и карабкаясь по могучим тросам. В лицо дохнуло жаром. Огненный вал, взлетев вверх, достиг первой опоры и с ревом помчался по ней вверх и вниз. Земля под ногами затряслась уже не на шутку, стальные конструкции тяжело заскрипели. Взметнувшиеся в воздух фонтаны пара и брызг возвестили о том, что скользящий по опорам огонь достиг воды. Это, тем не менее, его не остановило, и по поверхности с глухим рокотом побежали дорожки пузырей, которые, лопаясь, выпускали небольшие облачка пара.
Все вокруг буквально ходило ходуном, время от времени слышался грохот каменных осыпей. Люди, сгорбившись, стояли на коленях, не смея поднять головы. Многие зажмурились, шепча молитвы. Столь наглядное проявление Божественной Силы всегда производило неизгладимое впечатление на его свидетелей. Даже Локано, уже не раз наблюдавший Призвание Огня ранее, не мог оставаться спокойным, испытывая восхищение и трепет.
Спустя пару минут голубой вал достиг другого берега, и в вечерней дымке, уже почти полностью скрывшей от глаз противоположный конец моста, вспыхнула яркая зеленая искорка сигнальной ракеты.
– Свершилось! – прошептала Кьюси, прижимая к груди опустевшую чашу.
К этому времени рев огня уже стих, осталась только мелкая дрожь под ногами и поскрипывание остывающего металла. Отныне мост находился под сенью Благословения Сиарны, и был надежно защищен от всевозможных напастей. Он устоит даже в самый сильный шторм, и ни одна льдина не причинит вреда его опорам. Каким бы густым ни был туман, ни один корабль не собьется с курса и не врежется в его ажурные конструкции. Ни одна авария не омрачит его службу и ни одни самоубийца не осквернит его пролеты, бросившись с них в ледяные воды.
Еще одно незримое чудо, еще один божественный дар светлой Госпожи.
– Свершилось! – провозгласил Верховный Советник, поднимаясь с колен. – Хвала Сиарне!
Тишина взорвалась радостными криками, люди повскакивали на ноги, взрослые мужчины прыгали и обнимались как маленькие дети, которым сообщили, что сегодня занятия в школе отменяются. Послышались резкие хлопки, и в небо взлетели первые заряды фейерверков.
Во всей этой счастливой толчее, тем не менее, никто не рискнул нарушить пустое пространство вокруг Служителей. Кьюси вновь завернула чашу в черное полотно и, вернувшись к помосту, убрала ее в ларец. Остальные Жрицы, устроившись на поданных им стульях, расчехлили инструменты и принялись их настраивать.
Настало время Ритуального Танца.
Танцы Локано также недолюбливал. Если с Призванием Огня он худо-бедно мирился, поскольку это являлось непосредственным проявлением божественной Силы его Госпожи, пусть даже доступным только Жрицам, то ритуальные Танцы его здорово задевали. Локано никогда бы не признался в этом даже самому себе, но эти Танцы он воспринимал как своего рода оскорбление. Он не мог смириться с тем, что Жрицы имели доступ к тайному знанию, недоступному его, Советника, пониманию.
Это злило и, одновременно, беспокоило. Локано никак не мог отделаться от ощущения, что через свои ритуалы Жрицы исподволь манипулируют окружающими людьми, да и им самим. Он никогда не оставлял попыток глубже разобраться в данном вопросе и не упускал возможности урвать хоть еще одну крупицу запретного знания.
Однажды он даже набрался смелости и поделился своими сомнениями с Собати Джейх, преподававшей в Академии Основы Танца.
Очень старая, являвшаяся одной из немногих Первопризванных, невысокая, своей формой больше напоминавшая сдутый футбольный мяч, Сестра Джейх резко контрастировала с остальными Служительницами, подчеркнуто внимательно относящимися к своему внешнему виду. Жрицам Сиарны следовало выступать образцом красоты и изящества для всех смертных. Власть обязана быть совершенной во всем. Но Джейх все эти вопросы волновали мало, поскольку она по сути властвовала над самими Жрицами и Советниками.
Для всех Служителей Джейх являлась чем-то вроде одной общей бабушки. Своих подопечных она называла не иначе как «девочками» или «мальчиками». При этом она регулярно шлепала первых по попкам, а вторым отвешивала подзатыльники, пускай даже для этого ей иногда приходилось подниматься на цыпочки. В круг забот Старшей Жрицы входило управление всеми хозяйственными службами Дворца, и каким-то невероятным образом она умудрялась быть в курсе всего, что происходит под его крышей. Обладание информацией о людях, по сути, означает власть над ними, наличие дополнительного туза в рукаве. И, если на то пошло, то Старшая Жрица хранила под своим плащом, по крайней мере, несколько запасных колод. Впрочем, Сестра Джейх никогда не использовала свои сведения подобным образом, довольствуясь тем, что все и так ходят перед ней как по струнке.
Не то, чтобы ее боялись (хотя иногда прятались, заслышав ее голос), но вид добродушного, цвета молочного шоколада морщинистого лица в обрамлении мелких черных косичек превращал суровых Советников и гордых Жриц в маленьких детей, застуканных за ковырянием в носу.