– Кому именно? Надо бы расспросить на всякий случай.
– Неизвестно. Очевидец не признаётся. Небось, струхнул, что Черный Шаман его как паникера расстреляет.
Ирвин уселся на траву и помог Вадиму нашинковать плод. Тот оказался зеленым и хрустел на зубах, как редька, однако голод был сильнее всякой брезгливости.
– В другой раз будь добр сам озаботиться своим пропитанием, – ворчал Ирвин. – Половина армии и так считает тебя моим любовником, а другая половина наоборот, меня твоим. Уж и не знаю, что хуже. Я на это не подписывался, чувак! Я солдат и к тому же урожденный американец, а не какой-то противный педераст.
– Ага, вспомнил наконец родные корни! А то я уж было решил, что ты совсем перековался в таха.
– Это великие воины! Слушай, что-то мне расхотелось на белых обезьян из ООН батрачить. Мне Черный Шаман милее. Ты как хочешь, а я не стану его убивать, он мне деньги платит и вообще крутой парень. Не то что полковник Велтенбранд. Тот даже из автомата никогда не стрелял перед строем. Ему бы ни за что не доверили целую армию возглавить.
– Охренел, солдат? Знаешь, сколько тебе долларов отвалят, когда мы с задания вернемся? Не то что десять метикалов, которые ты к тому же на баб тратишь.
– Доллары? Да плевать я хотел на этот мусор. Вот метикалы – это валюта! За них любая дагонка со мной на край света пойдет.
– Ну, в рублях потребуешь оплату, как герой.
Ирвин в сомнении бросал в рот куски ананаса и смачно разгрызал их. Надо было искать другие аргументы, помимо финансовых. Очевидно, память предков и дикие негритянские гены слишком сильно давили на черного диверсанта.
– Порезвился бы с мое вчера, по-другому бы пел. Ладно, так и быть, помогу тебе адаптироваться, – пообещал добрый негр. – Метикалы – сила почище всякого доллара, чувак, это всякому ясно на Новой Либерии. Да тут на эти зеленые бумажки даже столетняя старуха не позарится. Кстати, даласи и лилангени тоже ценятся, быры еще ничего... Квачи уже так себе, почти как баксы, хоть и получше. Ну, про золотые кордобы, которые в титановом чемодане у Шамана, вообще молчу.
– Какой-то ты непатриотичный, братишка. Точно, перековался в таха.
– Поварился бы с мое в народе, тоже стал бы реалистом. А то у себя в бронетранспортере совсем от жизни оторвался.
Ирвин мечтательно откинулся на траву, подложив под голову ладони, Вадиму же было не до послеобеденного отдыха. Он углядел в толпе гомонящих воинов мерзкого Кваквасу. Враг вел себя, как всегда, подозрительно – а на этот раз так и вызывающе. Он о чем-то толковал под пальмой с самим капитаном Онибабо, и оба порой бросали в сторону БТР тяжелые взгляды. Особенно поразило Вадима, что толстяк не бил бывшего водителя по лицу и по рукам, когда тот утаскивал у него из-под носа очередной банан.
– Солдат, а ну-ка проснись!
– Не дождешься, сатрап, – сонно пробормотал негр.
Но Вадим жестоко растолкал соратника и скрытно объяснил тому ближайшую боевую задачу. Хэмпстед, он же фальшивый Чьянгугу, был очень недоволен самоуправством бывшего сержанта, однако внял его убеждениям и отправился на разведку под пальму капитана Онибабо.
Едва ложный таха удалился, как к Вадиму вальяжной походкой подошла капрал Зейла. Через плечо ее было перекинуто полотенце защитной расцветки. А может, и залепленное реальной грязью, понять было трудно.
– Слушай приказ командира, – властно сказал она.
Вадим вскочил и вытянулся во фрунт.
– Следовать за мной для помывки старшего по званию в проточной воде!
– Слушаюсь! – радостно отозвался Косинцев и направился в сторону ручья, неподалеку от которого притормозило воинство Шамана.
Бедра Зейлы, как ему показалось, раскачивались перед ним с избыточной амплитудой, и лоб Вадима покрылся испариной. Но он чувствовал спиной завистливые взгляды воинов и наверняка самого полковника, а потому шагал твердо и размашисто, как на плацу – дескать, он тут ни при чем. Однако продираться таким способом через густые заросли было несподручно. Пришлось волей-неволей перейти на диверсионный манер, чтобы не губить растительность. Сама капрал, собственно, тоже перестала изображать модель на подиуме. И все равно двигалась с весьма заманчивой грацией.
Минуты через три они добрались до излучины. Зейла споро разоблачилась, принудив к тому же и Вадима. Не обращая внимания на его возбуждение, она прыгнула в воду и с упоением принялась мылиться.
– Что же ты не пристаешь к командиру? – наконец спросила она, устав внимать сдавленному пыхтению солдата, который яростно натирал ей спину. – Неужели тебе нужен приказ?
– Не имею права! – отрапортовал тот. – Я рядовой.
– Знаешь, мне почему-то теперь верится, что ты бывший сержант и главнее меня по званию, – призналась Зейла и повела Вадима к берегу. – А это многое меняет.
– Гр-р-р-р... – с жаром согласился диверсант.
Но дальнейшего развития, к смертельной обиде Вадима на судьбу, ситуация не получила. Как только капрал протянула руку и ухватилась за резинку его трусов, из кустов возник взбешенный Забзугу. В гневе полковник был страшен. Дрожащей рукой, не спуская с Косинцева прицела АР-48, он нашарил в кармане гранату и стал пропихивать ее в подствольник.
Несостоявшиеся любовники впали в полный ступор. Стоит ли говорить, что всякий позыв у Вадима напрочь исчез? Если полковник почему-либо не убьет его, то уж потенции-то наверняка лишит на долгие годы.
– Ага, я говорил! – вскричал вдруг из соседнего куста второй непрошеный наблюдатель. – Мерзкий белый глист! У меня БТР отнял, а у вас подругу! Его надо немедленно отдать под трибунал!
С момента знакомства Вадима с проклятым лже-водителем Кваквасой это был единственный момент, когда диверсант готов был расцеловать врага. И даже, пожалуй, отдать ему все наличные метикалы. Излишнее рвение назойливого солдата спасло Косинцеву жизнь.
– А ну, на кухню! – рявкнул Забзугу и сунул гранату обратно в карман. – Немедленно чистить и жарить бананы! Мешок бананов! Тонну! Самого под трибунал отдам!
Квакваса моментально исчез в зарослях, даже сучок не хрустнул, а полковник мстительно наложил на Вадима штраф в размере двадцати монет. После этого он злобно приказал капралу одеться и проследил за ней плотоядным взором. Бывший сержант воспользовался моментом и также поспешил облачиться в форму, стараясь не попадаться командиру на глаза.
Его переполняли ненависть к вышестоящему начальству в лице Забзугу, а также страх за собственную мужскую силу, которую подорвали таким бесчеловечным образом. Слабым утешением ему стала мимолетная ободряющая улыбка Зейлы, которой она одарила Вадима в единственный благоприятный момент.
Словом, вскоре диверсант несолоно хлебавши вернулся на бивак. Однако показывать соратникам, что дело не сладилось, было глупо. Он с ленивым видом, начисто игнорируя смешки повстанцев, расположился в тени БТР. Внезапно вспомнив о капитане Онибабо, отыскал того взглядом. И тут же чуть не заорал благим матом!
Квакваса, оказывается, проигнорировал приказ полковника жарить тонну бананов. Сейчас он прятался среди воинов с толстым капитаном и... Ирвином! Все трое заговорщицки перешептывались и украдкой поглядывали в сторону Косинцева.
– Предатель... – потрясенно прошептал бывший сержант. – И этому грязному ублюдку я доверял свою жизнь и саму судьбу? А сейчас он сговаривается с моими врагами, как похитрее меня прикончить?..
Пожалуй, от таких горьких дум Вадим мог бы и свихнуться, но тут прозвучала автоматная очередь командарма. Могучий механизм освободительной армии разом пришел в движение, в том числе шестеренка под маркировкой «Косинцев». Ничего не видя за пеленой горькой обиды и несправедливости, Вадим забрался в жаркое нутро боевой машины и яростно утопил клавишу стартера. Движок дико взревел.
Остаток дня Вадим то бесился от злости на бывшего соратника, то вынашивал планы бегства под защиту родного контингента. Об убийстве Черного Шамана он не вспомнил ни разу. Когда на кону стоит собственная шкура, даже самый стойкий диверсант задумается, что дороже – жизнь или задание командования. А поскольку Вадим плоховато освоил диверсионные науки, то и думалось ему о главном.
Нога Зейлы, которую та благосклонно поместила в плотном контакте с плечом диверсанта, задавала дополнительный настрой, перпендикулярный самосохранению. Еще и на дорогу приходилось таращиться, чтобы не раздавить хвост освободительной армии таха! Словом, к ночному привалу Косинцев оказался так измотан морально, что выпал из БТР подобно мешку с бананами.
Зейла поглядела на изнуренного солдата, сочувственно покачала головой и удалилась, Онибабо – за ней. У капитана Вадим не вызывал пока никаких эмоций, кроме легкого недовольства, и это было хорошо. Ехать вдали от командарма и Забзугу, наслаждаясь ветерком и видами, толстяку, кажется, понравилось. Тем более он подстилал под зад подушку, реквизированную в Чикулеле. Чем не жизнь?
Зато диверсанту расслабляться времени не было.
– Дорогу! – орал Вадим, пробиваясь из последних сил к полевой кухне и суровому Цаво.
Негры пропускали его, будто смертника к последнему ужину. Но бывший сержант предпочитал не обращать внимания на жалостливые взоры обычно не знающих пощады воинов-освободителей. Выдавая Косинцеву пайку, капрал раздраженно сообщил, что ждать больше не собирается и после раздачи ужина продает «живую» кожу другому.
Вадим с угрюмым видом уселся под пальмой подальше от шумного праздника жизни, в который превратился поход на Малелу, и впился зубами в черствый плод хлебного дерева.
Всего-то он лишился! И жаркой ласки капрала, и дружбы соратника-диверсанта, и благоволения ревнивого полковника Забзугу. Даже вонючий гомосек Джадо уже не любит его, раз не подходит со словами ободрения и поддержки.
Жизнь впереди представлялась короткой и полной страданий.
– Так нет же, я не сдамся, – скрипнул зубами Косинцев. – Я им еще покажу, Наср побери...
Какой-то набожный негр, случившийся рядом, рьяно осенил себя крестом при этих словах, подумал и перекрестил также и Вадима. Несмотря на такие предосторожности, задерживаться рядом с изгоем он не рискнул и поспешно скрылся за кустами.