Вадим дожевал плод, закусил квелым бананом и отправился в обход по шумному стойбищу. Воины при виде будущего покойника почтительно замолкали и выражали соболезнование посредством мимики. Однако ободрять бывшего сержанта вербально никто не торопился. Видимо, все опасались подцепить вирус смерти, что поразил их соратника. Лишь один предприимчивый смельчак подскочил на минутку, чтобы предложить «живую» кожу всего-то за двести двадцать метикалов.
– Подумай, боец, зачем она мне теперь? – удивился Вадим. – На том свете бананы у всех мужчин и так будто каменные.
Пораженный логикой белого смертника, таха мелко закивал и шмыгнул прочь.
Наконец диверсант наткнулся на пятачок между кустами, где в компании с Кваквасой и парочкой других негров обосновался Ирвин.
– Чьянгугу, – зловеще сказал Косинцев, проигнорировав прочих. – Разговорчик имеется на пару минут... Отойдем?
– А не побьешь? – набычился бывший соратник.
– Этого я обещать не могу.
– Ладно, – пошел американец на мировую. – Только руки не распускать!
– Он не посмеет. Я с тобой, друг, – дерзко заявил Квакваса. Прочие воины заинтересованно взирали на сцену.
– Отлично! – обрадовался Хэмпстед, с опаской косясь на диверсанта.
– Нет уж, мы с тобой один на один разберемся.
– Ладно, парни, я сам, – нехотя промямлил предатель и двинулся прочь от новых друзей. Вадим последовал за ним со свирепым выражением лица.
Он твердо собирался начистить этому негодяю рожу или по крайней мере понять, какие гнусные мотивы им двигали. Но прощать измену бывшего боевого товарища Косинцев не собирался ни под каким соусом.
– Ну, что пристал? – громко и хмуро осведомился Ирвин, едва отдалившись от воинов-освободителей на несколько метров. – Больше не хочу иметь с тобой дела, проклятая белая обезьяна!
– Так-то ты запел, – прошипел в ответ Вадим.
– Да, у меня сейчас настоящие друзья! Они не дадут меня в обиду!
– Что ты несешь? – с тихой яростью спросил Косинцев.
– Что слышишь!
Негр испуганно огляделся, будто опасался внезапного нападения диких аборигенов, и стал пятиться от бывшего товарища в сторону лагеря. Как видно, находиться с ним с глазу на глаз перековавшемуся диверсанту было стыдно. Вадим попытался было ухватить его за одежду, чтобы учинить более пристрастный допрос, но солдат вырвался и удалился хрустя ветками. Косинцев только зубами скрипнул от бессильного гнева, в том числе на себя, что не сумел подвигнуть американца на откровенность.
Воины таха относились к нему одновременно с теплотой и с опаской. Примерно как к прокаженному родственнику. Поэтому он был вынужден расположиться на ночлег вдали от основной массы соратников, то есть в нескольких метрах от джипа командарма. Забзугу хоть и поморщился от такого соседства, но пожалел Вадима – видимо, полагал, что ничто уже не спасет его от мучительной смерти под разящим клинком ночного убийцы.
Собственно, Вадим и сам так думал. Слушая стрекот насекомых, он таращился в широкое звездное небо и старался почуять признаки приближения наемника. Однако скоро усталость взяла свое, и диверсант все же задремал.
Проснулся он оттого, что кто-то свирепо зажал ему рот ладонью и придавил грудь коленом. Если нападающий думал, что его жертва покорно примет муки и смерть, то он жестоко ошибся. Косинцев мощно дернулся, одновременно выбросив кверху руки, и угодил по чьему-то твердому черепу.
В ответ сдавленно хрюкнули, и убийца отпрянул во мрак. Вадим вскочил, принимая боевую стойку.
– Н-н-наср, – выругался невидимый враг. – Так и знал, что драться полезешь... Чуть башку не снес, sun of bitch.
– Ирвин, ты, что ли? – удивился бывший сержант. – Сам зарезать меня явился, предатель. Ну, вонзи перо в грудь командиру, соверши такой подвиг, – с горьким сарказмом добавил он.
– Какое к черту перо? Что я, птица? Я поговорить пришел. – Блестящая в свете звезд, будто смазанная репеллентом физиономия американца лучилась благодушием, когда он возник из тьмы рядом с Вадимом. – Если бы не я, ты был бы уже трупом, чувак. Гляди сюда...
Он потряс перед носом диверсанта сжатым кулаком, в котором позвякивали монеты.
– Что это?
– Награда за твое убийство, что же еще. Тридцать метикалов – это тебе не банан на вертеле. Радуйся, что они достались мне, а не постороннему наемнику. Тот бы уже нанизал твое доброе сердце на штык. В ОАТ знаешь, какие упыри служат, ой-ой!
– Так ты прикинулся другом этих подонков, чтобы прикрыть собой командира? – обрадовался Косинцев.
Как же все-таки приятно осознать, что старая дружба не ржавеет, и ты снова не один среди безбашенных воинов-освободителей. Хэмпстед теперь вызывал у Вадима почти умиление, в противовес недавней лютой ненависти.
– Цени мое расположение, белый брат. Но убивать командарма я все равно не стану, как ни проси. Мне моя жизнь еще дорога.
– Ладно, там видно будет, – добродушно отозвался Косинцев. – Хорошо уже, что ты остался верен своему настоящему командиру.
– Иди к Насру, чувак.
По правде говоря, сохранение собственной жизни, как учили в диверсионной школе, сейчас следовало поставить на первое место. А уже потом задуматься, как именно выполнить задание. Глядишь, братья-киафу сами как-нибудь исхитрятся и прикончат Мвимба-Хонго без помощи диверсантов.
– И что теперь? – спросил сержант. – Вернешься к этим уродам несолоно хлебавши? То есть не обагрив свои черные руки моей красной кровью?
– Ну да.
– Опасно. Самого прирежут за неисполнение условий контракта.
– А ведь ты прав, чувак, – испугался Ирвин. – Пожалуй, мне придется-таки убить тебя. Извини, я уже успел к тебе привыкнуть, хоть ты и пытаешься мной командовать.
– Охренел, солдат?
Они на пару принялись размышлять, как обмануть пронырливого Кваквасу и капитана Онибабо. Наконец у бывшего сержанта созрел план. Нужно повернуть дело так, будто наемный убийца пал жертвой сверхчуткости русского. Объявить, что Вадим за три метра ощутил приближение врага, сам подстерег его и отдубасил, потом отобрал деньги и швырнул тело в кусты.
– Тело? – испугался Ирвин. – Какое еще тело?
– Ну, то есть тебя. Это выражение такое.
Как ни сопротивлялся черный соратник такому плану, ничего более путного предложить не сумел.
– Ты того... Особо кулаками-то не маши, – проворчал он и отдал Вадиму «трудовые» метикалы. – Чтобы синяков не осталось, понял?
– Да их все равно не видно будет.
– И деньги не растранжирь на баб, они мои! Считай себя ростовщиком.
Бывший сержант, чтобы долго не мучиться угрызениями совести, размахнулся и врезал товарищу в скулу. Негр охнул и отступил, и тогда Вадим добавил ему ударом с левой, в глаз. Ирвин уже готов был самостоятельно ринуться наутек, как вдруг вспыхнул яркий свет «летучей мыши».
– Что тут происходит? – злобно спросил полковник Забзугу. Свободной от фонаря рукой он сжимал АР-48. – Сцена ревности любовников?
– Никак нет, – отрапортовал Косинцев.
– Избиение рядового Чьянгугу? Отвечай, брат таха! Эта белая обезьяна ударила тебя по лицу?
– Н-ну... Слегка... Не очень больно.
Забзугу повесил фонарь на сук и схватился за винтовку обеими руками. В холодном галогенном свете его глаза сверкнули подлинным безумием. Кажется, полковник уже предвкушал, с каким наслаждением всадит гранату в беззащитный живот Вадима.
– Именем свободного народа таха... – начал он, судорожно пихая разрывной боеприпас в подствольник.
– Послушайте, господин полковник, – послышался девичий голос. – Это убийство может плохо повлиять на судьбу нашего героического предприятия.
– Каким образом? – поперхнулся Забзугу. – Капрал, какого рожна вы шатаетесь ночью по лагерю? Да еще без личного оружия?
Девушка выступила в круг света и принялась загибать пальцы:
– Во-первых, от выстрела проснется наш командарм, который сейчас наверняка общается с богами и душами предков. И предки и Мвимба-Хонго будут недовольны. Во-вторых, Вадим единственный белый в армии. Он может сослужить нам службу в Малеле, разведывая ООНовские позиции. В-третьих, судить военного преступника полагается публично, с соблюдением требований Устава ОАТ. В-четвертых...
– Не учите меня Уставу, капрал Зейла, – осадил ее Забзугу. Гранату он все же вернул в подсумок, правда, с великой неохотой. – Ладно, отложим жестокую казнь на будущее. А ты, рядовой Косинцев, оштрафован на пять дневных окладов!
– Есть на пять окладов! – счастливо выкрикнул диверсант.
– Всем спать, – зло бросил полковник и удалился с фонарем подмышкой. Кажется, он бормотал себе под нос: «Наср, на десять надо было... Или двадцать... Или вообще навсегда... Убить его надо было».
Вслед за ним во мраке растворился побитый Ирвин. А может, он с самого начала слинял, под шумок. Вадим осел в траву – ноги почти отказывались держать его. Такая бурная ночь могла доконать даже самого стойкого диверсанта.
Однако ее события, как скоро выяснилось, еще не закончились. Не успел бывший сержант толком растянуться на земле, как ему под рубаху залезла теплая и крепкая женская рука.
– Кажется, я подоспела очень вовремя, белый человек, – прошептала Зейла ему на ухо. – Еще секунда, и твои внутренности полетели бы на корм жукам-могильщикам. Спасение жизни требует достойной платы.
– Так ты не знала, что меня готовы расстрелять?
– Нет, конечно. Я за другим шла, и теперь это получу...
– А вдруг нас застукают?..
Вадим собрался продолжить расспросы, но Зейла приложила палец к его губам, а потом и у самого диверсанта пропало всякое желание трепаться о пустяках.
Как только полковник Забзугу принялся нервно снаряжать оружие, LSn-01.2 тихо приблизился к нему и расположился в двух метрах за спиной. Это позволяло, во-первых, предотвратить убийство соратника с вероятностью, близкой к абсолютной. А во-вторых, завладеть АР-48 – удобным и отлично знакомым оружием дальнего боя. Да и ликвидировать враждебного человека так, чтоб об этом не узнали повстанцы – Косинцев и Хэмпстед не в счет, они соратники – будет легко. Впереди целая ночь, и времени для того, чтоб обставить гибель полковника как несчастный случай, должно хватить. О таком благоприятном стечении обстоятельств можно было только мечтать.