– Не беспокойся, рядовой. По данным разведки, соседний дом абсолютно пуст. Крыша у него дырявая, но окна заколочены, а дверь крепкая и запирается изнутри. Там никто не помешает мне уложить тебя на лопатки.
– Меня? На лопатки? У тебя большое самомнение, мой капрал.
– Гм, ты говоришь загадками. Какое-то незнакомое слово приплел. К твоему сведению, у меня все вполне аккуратное. Зато, надеюсь, у тебя обнаружится что-нибудь «большое», рядовой.
– Не сомневайся.
– Слушайте, хватит, а! – взвыл Ирвин, который, как выяснилось, шагал рядом и был свидетелем всей беседы. – Замучили уже со своими намеками. Хотите потрахаться, так идите и сделайте это. Нечего надо мной издеваться. У меня и так плохой день.
Зейла и Вадим смутились.
– Кажется, Ирвин прав. Мы теряем драгоценное время.
– Точно. Но, как приказал Мвимба-Хонго, я должна сначала найти уютный уголок, где Ирвин может спокойно поспать.
– И пожрать мне тоже надо, – капризно добавил Хэмпстед. – Крокодильи яйца давно переварились. В желудке пусто, словно в том месте, где у кое-кого должна быть совесть.
– Ладно, – сказала Зейла. – Кончай ныть. Пошли на второй этаж. Там есть отдельная комнатка, маленькая, но с дверью и раскладушкой. Вообще-то для себя берегла, но тебе, так и быть, уступлю. Только сначала завернем к капралу Цаво, возьмем у него консервов.
Комнатка в самом деле оказалась приличной. Конечно, по меркам армии бродяг. Пластик на стенах почти не облупился, пол был пыльный, но без дыр, широкое окно затягивала абсолютно целая противомоскитная сетка. Сохранилась даже дверь, висящая на одной петле. Раскладушка, хоть и пошатывалась, вполне могла выдержать вес взрослого мужчины. Если он не станет сильно ворочаться. Из потолка – там, где раньше находился светильник – торчали обрывки проводов. На подоконнике стоял аккумуляторный ночник под зеленым абажуром. Лампочка горела еле-еле.
Ирвин для порядка посетовал на недостаток комфорта, однако на лежанку плюхнулся с видимым удовольствием. А стоило Вадиму с Зейлой удалиться, негр вытащил из-за пазухи украденное в кухне «Крокодильих яиц» бренди, распечатал банку консервированных бобов и приготовился славно провести вечер.
Будущее блаженство несколько омрачала перспектива перелицовки трофейного обмундирования. Все-таки вытачки на груди кителя выглядели чересчур глупо, а шорты следовало хоть на пару дюймов заузить. Но Ирвин рассудил, что глоток-другой спиртного помогут ему справиться с каторжным трудом без чрезмерного насилия над собой.
Глоток-другой каким-то непостижимым образом обернулся получасовым возлиянием, в результате которого бутылка опустела, а душа Ирвина наполнилась странным чувством. В нем сплавились умиротворение от хорошей выпивки и закуски с завистью к везунчику Косинцеву. Обида на Черного Шамана, посчитавшего Вадима главной надеждой таха – с гордостью, что именно его, Ирвина, выбрали носителем магической «метки верности». Но главенствовала над всем глухая злость на идиота, который притащил вместо нормального мужского комбинезона эту большеразмерную дрянь. Хэмпстед с отвращением посмотрел на злосчастную форму. В тусклом свете ночника она представлялась ему кучей слоновьих экскрементов.
Желание что-либо перешивать совершенно испарилось, зато возникло огромное искушение разыскать Кваквасу и начистить ему рыло. Ирвин так распалил себя, что уже едва сдерживался, чтобы не двинуть на поиски прохвоста. Тормозом служило воспоминание о том, что драки в ОАТ сурово наказываются. Его и так оштрафовали сегодня на приличную сумму. Между прочим, абсолютно несправедливо.
«Так может, лучше набить морду Забзугу? – размышлял Ирвин. – Ведь идея со штрафом принадлежала именно ему. Хотя нет. За насилие над полковником могут, пожалуй, и расстрелять. Эх, кругом одни разочарования». Диверсант вновь пригорюнился и с тайной надеждой встряхнул бутылку. Увы, ни капли.
В этот момент какой-то человек просунул голову в дверь.
– Здесь Ирвин Чьянгугу?
– Ну, здесь. Чего надо?
– Разговор имеется.
Посетитель, не дожидаясь разрешения войти, юркнул в комнату.
Ирвин присмотрелся – и удовлетворенный рык завибрировал в солдатском горле. Наглецом, что потревожил его покой, оказался Квакваса. «Вот ведь как чудесно все получается, – подумал диверсант, поднимаясь с раскладушки и раскрывая навстречу Кваквасе обманчиво дружеские объятия. – Отделаю его здесь втихаря и вышвырну в окно. Пусть потом доказывает, что не сам с крыши свалился. Если шею не сломает».
– Кого я вижу! Будущий ефрейтор! Добытчик лучшего в мире военного обмундирования! – Спьяну болтливость Ирвина возросла безмерно. Ему стало казаться, что мордобой без словесной прелюдии не принесет полного удовлетворения. – С чем пожаловал, дружок?
Ирвин совсем уж изладился сбить гостя подсечкой на пол, чтобы придавить там раскладушкой, засунуть в пасть трофейные шорты и начать уродовать. Но тот стремительным движением выхватил из-под гимнастерки бутылку:
– Вот, хочу угостить тебя, черный брат! Виски! Сам даже не попробовал, для тебя берег.
Бутылка была знакомая – пивная, с аляповатой наклейкой и пластмассовой головкой животного в качестве крышки.
– А, «Белая антилопа»! – осклабился Ирвин. – Теперь понятно, почему ты решил угостить меня. Отравить хочешь, негодяй?
Он схватил Кваквасу за грудки и хорошенько встряхнул. Тот от неожиданности тоненько, протяжно выпустил газы, потом схватился за напрягшиеся предплечья Ирвина и быстро-быстро залопотал:
– Ты чего! Чего ты, брат! Никого не собираюсь травить. Отпусти меня. Я сам первый отопью, чтоб ты не боялся.
– Ну отпей. – Ирвин поставил Кваквасу на ноги. – Только не из горлышка. Вдруг ты сифилитик или бешенством заражен. И вообще я чужаками брезгую.
– Я здоровый. У меня справка была, только она куда-то исчезла.
– Исчезла!.. Подтерся небось, когда понос прошиб.
– Нет у меня никакого поноса. И бешенства нету.
Квакваса вскрыл бутылку, отлил виски в крышечку и, зажмурившись, выпил. Через мгновение его скрючило, он разинул рот, часто задышал и начал хлопать себя по груди. Ирвин следил за эволюциями гостя с пристальным интересом. Он никак не мог понять, агонизирует Квакваса или просто очумел с непривычки.
Оказалось второе. Переведя дух, испытатель протянул емкость Ирвину и сдавленным голосом пробормотал:
– Видишь, не яд.
– Ладно, поверю, – сказал Хэмпстед и тут же плеснул в рот порядочную порцию пойла. – Ух, хорошо!
Квакваса посмотрел на него с обожанием.
– Какой ты могучий! Настоящий витязь таха. Дай потрогать твою мускулистую грудь. Где там у тебя волшебный знак Мвимба-Хонго?
– Еще чего! – Ирвин отстранился, погрозил Кваквасе кулаком с бутылкой и подозрительно спросил: – Эй, чувак, а ты случайно не голубой? Учти, я натурал. Даже пьяный с мужиками не милуюсь.
– Что ты, брат, я не голубой. Черный, как и ты. Разве не видишь? Кстати, и поговорить пришел как раз об этом.
– О чем? – Диверсант снова приник к бутылке.
– Об угнетении черных братьев белыми обезьянами. Мне больно смотреть, как этот блондин помыкает тобой. Все лучшее у тебя забирает, командует, будто он как минимум сержант. Подумаешь – бывший легионер! Да если ты настоящий таха...
– Я настоящий таха! – гаркнул Ирвин, рыгнул и в один заход отпил треть бутылки «Белой антилопы». Он был уже так пьян, что перестал различать тошнотворный вкус ананас-виски и хлебал ее как лимонад. – Круче меня т’лько Черный Шаман!
– Вот о том и речь, – воскликнул хитрый провокатор. – Ты сильный и могучий, поэтому нельзя допускать, чтобы Вадим использовал тебя, словно раба. Это унижает гордый дух черного человека!
– А как мне воз... возвыс’ть горный дух черного ч’ловека?
– Убей его!
– Убить? Вадима?
– Да. Р-раз, и готово! – Квакваса чиркнул большим пальцем по горлу. – И знаешь, брат, тогда кое-кто – очень влиятельный кое-кто! – приблизит тебя к себе. И щедро наградит.
– П’лковник Заб... базбугу, что ли?
– Я этого не говорил. – Квакваса многозначительно усмехнулся и подмигнул. Сначала одним глазом, потом другим.
– А ты мне не подмигивай, сукин ты сын! – вдруг сказал Ирвин почти трезвым голосом и поймал Кваквасу за кадык. – Я тебе сейчас глазки-то наглые выковыряю. Чтоб не моргал. Против друга меня настраиваешь, шакалье отродье, ублюдок свиньи и павиана?! Помнишь, как я в джунглях хотел его зарезать? А он меня отмутузил в хлам, будто самец гориллы. Хочешь небось, чтобы я снова опозорился? И форму мне бабскую подсунул, чтоб все смеялись? Да я тебя сейчас самого прикончу!
Он покрепче сжал глотку хрипящего и извивающегося провокатора, другой рукой ухватил его за ремень, поднатужился, взметнул до уровня плеч и запустил в окно. Силуэт Кваквасы мелькнул на фоне оконного проема. Стоявшая на подоконнике лампа кувыркнулась вниз и сейчас же погасла. Загремела, складываясь, раскладушка.
Ирвин зашарил впотьмах руками. Он сообразил, что негодяй каким-то чудесным образом избежал выпадения во двор, и желал теперь поймать его, чтоб исправить оплошность. Но юркий последыш свиньи и павиана сумел-таки проскользнуть мимо, оставив в пальцах диверсанта лишь клок волос. Брякнула дверь, затопотали по коридору торопливые шаги.
– Догоню – наизнанку выверну! – крикнул Ирвин в сторону двери и счастливо заржал. – Здорово я его! Но почему ублюдок не вывалился наружу?
Хэмпстед по стеночке пробрался к окну, пихнул в проем руку и вздохнул. Как он мог забыть о противомоскитной сетке? И кто мог предположить, что она такая прочная, буквально стальная?
Конечно, ни о какой кройке, ни о каком шитье речи уже не шло. Ирвин на ощупь установил раскладушку. Кое-как заблокировал дверь при помощи разбитого светильника, выломанного из подоконника куска пластика и ремня. Затем допил чудом уцелевшее во время побоища ананас-виски и завалился спать.
Первая мысль LSn-01.2 после получения оружия была элементарна и прямолинейна. Немедленно вернуться на базу мятежников и покончить с Чер