– Руки вверх! – тонким дрожащим голосом приказал налетчик.
«Неужели маньяк? – подумал Вадим, послушно поднимая руки. – Наблюдал-наблюдал за нашим купанием и возбудился. Сейчас под угрозой смерти принудит нас к содомскому греху, а потом укокошит. Или наоборот, сперва убьет, а потом надругается над еще теплыми трупами». Несмотря на такие пугающие предположения, особого страха сержант отчего-то не испытывал. Больно уж безвредно выглядел тип. Если не принимать во внимание пистолет, конечно.
Между прочим, кого-то он сильно напоминал, этот злодей. И фигурой, и голосом...
– Эй, в реке! – крикнул предполагаемый маньяк. – Тебе что, отдельное приглашение нужно? А ну лапы в небо и шагом марш из воды. Ирвин Чьянгугу, к тебе обращаюсь!
«И как нас зовут, знает, – отметил Косинцев. – Дьявольщина, ну кто же это? Эх, было бы посветлей».
– Если через три секунды не встанешь рядом с Вадимом с поднятыми руками, отстрелю ухо! – тем временем продолжал стращать американца злодей.
– Кому отстрелишь? – полюбопытствовал Ирвин. – Вадиму?
Пузанчика вопрос заметно озадачил. Он на пару секунд задумался. Друзьям как раз хватило времени сообразить, что перед ними ни кто иной, как их вечный злой ангел, ефрейтор Онибабо.
Тот наконец-то сделал выбор и объявил:
– Первому – тебе!
До этого судьбоносного момента Ирвин еще колебался. Никак не мог решить, что лучше, быстро нырнуть в Касуку и уплыть под водой, рискуя попасть на закуску к крокодилам? Или выйти на сушу? После столь очевидной угрозы время колебаний окончилось. Меткость Онибабо была широко известна. Прицелится в ухо, а попадет в брюхо. Или в башку. Конечно, и без уха хреново, но без головы-то совсем никакой жизни.
Американец торопливо зашлепал к берегу.
– Что, предатели, попались? – ядовито проговорил Онибабо, когда незадачливые диверсанты приняли требуемое положение: бок о бок, лапы в небеса. – Хотели к Волосебугу дезертировать? Не подозревали, что за каждым вашим шагом ведется наблюдение? Слабоумные идиоты! Ха-ха-ха! Сдам вас полковнику Забзугу, тут же звание капрала получу. А то и обратно капитана. Вот тогда наплачетесь!..
– Размечтался, чучело! – выступил Вадим. – Строгий выговор получишь с занесением в грудную клетку, а не звание.
– Но-но, придержи язык, белая обезьяна! – рассердился Онибабо. Потом до него дошло, что Косинцев держится чересчур вызывающе для взятого с поличным дезертира. Он подступил чуть ближе и качнул пистолетом: – Ну-ка, объясни, за что мне могут дать выговор?
– Не могут, а дадут. Разницу понимаешь? Мы выполняем совершенно секретное задание командарма Мвимба-Хонго. И раскрыть тайну поручения не имеем права. Но ведь ты угрожаешь нам смертью, а мертвецы вряд ли способны отчитаться перед маршалом... Так, Ирвин?
– Верно, чувак. Если ефрейтор нас пришьет, командарм не узнает тех сведений, ради которых мы рисковали жизнью. Он, конечно, самый великий колдун таха, но не сможет превратить мертвеца в говорящего зомби. Поэтому поведай нашему другу Онибабо все до мельчайшей подробности. А уж если ему потом вырвут язык, чтоб не мог проболтаться, так нам с тобой и дела нету. Нам ведь тоже, наверное, языки вырежут.
– Уж это как пить дать! Да и глаза выколют, пожалуй. Ну, уши-то без разговоров отхватят. Пальцы по одному...
– Нет, нет, замолчи! Не хочу ничего слышать, – взвыл Онибабо.
– Поздно, – трагичным тоном сказал Вадим. – Слушай же! Я, рядовой ОАТ Вадим Косинцев, и мой соратник, рядовой ОАТ Ирвин Чьянгугу, находимся здесь, на берегу реки Касуку...
Онибабо, крича: «Прекрати! Прекрати!», отскочил назад и заткнул уши руками.
– Хорошо бы совсем удрал, – прошептал Ирвин.
Однако столь счастливое событие не значилось в программе этого вечера. Через считанные мгновения ефрейтор опомнился. Более того, нашел элегантный выход из щекотливой ситуации. Он выудил из кармана замурзанный носовой платок, с помощью зубов разодрал его надвое и вставил половинки в уши. Затем вновь навел на друзей пистолет и преувеличенно громким голосом сообщил:
– Я буду сопровождать вас до штаба великого командарма. Во-первых, мне известен короткий путь. Во-вторых, под охраной вам будет спокойней. В-третьих, жалование капрала в полтора раза выше, чем у ефрейтора. Быстро собирайтесь!
Ирвин начал одеваться.
– Находчивый сукин сын, – огорченно буркнул Вадим, шнуруя ботинки. – Но если мы бросимся от него в разные стороны, то наверняка сумеем удрать. Хотя бы один сумеет. Давай, брат, на счет три. Сейчас, только шнурок заправлю. Раз...
– Подожди! – нервно прервал его Ирвин. – Что значит «хотя бы один»? А вдруг это окажусь не я? Тем более ты одет и обут, а я нет. Не побегу я по этим поганым кустам босиком и с голым торсом, они колючие! И змеи ползают! Короче, я не готов отвлекать на себя внимание придурка с пистолетом, пока кто-то там спасает свою шкуру.
– Почему кто-то? Ведь это буду я, твой командир и друг.
– Раз друг, так сам и отвлекай. А я спасусь. Расскажу полковнику Велтенбранду, как ты героически погиб, и тебя наградят посмертно. На могилу цветы стану носить. Девушке твоей сообщу про нашу боевую дружбу и про твои последние минуты жизни. А может, и в гости съезжу, когда отпуск дадут, утешу чем смогу. Как ее зовут, вроде Эльза? Она блондинка, надеюсь?
Вадим с презрением посмотрел на двуличного американца. Тот между тем нахлобучил на череп дурацкую каску и скорчил рожу, невинней которой трудно было представить. Лицемер чертов.
Косинцев сплюнул сквозь зубы и процедил:
– Теперь понятно, почему во Второй Мировой мы еле дождались от вас открытия второго фронта.
– О чем ты, чувак? Какой второй фронт? Да вы вообще в той войне не участвовали! Америка в одиночку разгромила полчища нацистов и узкоглазых. Мне прадед рассказывал, он под Сталинградом воевал! Ну, англичане немного помогали.
– Охренел, солдат? Ладно, проехали. Тем более, помнится, чернокожих тогда в боевые части не брали. И правильно делали. – Вадим нахмурился, подпустил в голос металла: – В таком случае, рядовой Хэмпстед, слушай команду. Раз побег не удался, по прибытии в расположение ОАТ приказываю тебе убить Мвимба-Хонго.
– Чувак, да ты спятил! – испугался Ирвин. – Как я это сделаю? У него телохранители. Да и остальные таха... Меня же в клочки разорвут. Ты забыл о волшебной метке на моей шкуре? Да меня за одну секунду прирежут, чувак.
Сохраняя каменное выражение лица, Вадим пожал плечами.
– Не «чувак», а «господин сержант» и «сэр». Это первое. Приказ отдан, солдат. Это второе. За невыполнение боевой задачи трибунал – это последнее.
– Да забей его себе в очко, этот гребаный трибунал! Не страшнее смерти!
– Сэр, – сухо напомнил Косинцев.
– Шкура сержантская, сэр, мать твою! – окончательно распсиховался американец. – Asshole! А я его другом считал...
– Я тебя тоже.
Оба набычились и стали смотреть подчеркнуто в разные стороны. От этого увлекательного занятия их оторвал пронзительный окрик ефрейтора Онибабо. Бывший капитан, размахивая оружием, велел безотлагательно двигаться вверх по реке.
– Ориентир номер один – костер. Около него остановитесь.
Сохраняя сердитое молчание, диверсанты побрели к еле теплящемуся ориентиру номер один.
На песке возле костра лежала кучка сухих веток, было разбросано множество мелких косточек вроде рыбьих и останки беспозвоночных. Надкрылья жуков, головки личинок и давленые черви.
Одуряюще пахло жареным мясом. Чуть в стороне, на расстеленных широких листьях лопуха лежали длинные прутики с нанизанными на них змеями. Змеи были мелкие, видимо подростки. От этих пресмыкающихся и распространялся дивный шашлычный дух. Из разрезов в длинных телах торчали освобожденные от жестких панцирей жуки, жирные личинки без голов и аппетитно подрумяненные червяки.
– Хухум-ржа?! – дружно выдохнули диверсанты. После чего переглянулись, поморщили носы и вновь сделали вид, что незнакомы.
– Хухум-ржа, – распевно промурлыкал Онибабо, невольно отвечая на вопрос, которого даже не слышал. Так мурлычут мамочки над любимыми чадами, механики над своими машинами и гурманы над деликатесами.
В слабых отсветах огня стало видно, что его губы, руки и даже пистолет обильно вымазаны жиром. Очевидно, ефрейтор во время дневной разведки наткнулся на гнездовье хухум. Удержаться от того, чтобы приготовить на костре вожделенное для всякого истинного таха блюдо, было выше его сил. Желание набить утробу змеиным мясом с добавлением ползающих и летающих специй перевесило даже чувство долга перед народом и великим командармом. Впрочем, в отличие от беспечных диверсантов, осторожности и наблюдательности Онибабо не утратил даже за пиршеством. Ведь это он сообразил подкрасться и арестовать предателей, а не наоборот.
Не спуская Вадима и Ирвина с мушки, Онибабо начал свободной рукой заворачивать хухум-ржу в листья и переправлять истекающие жиром колбаски в карманы. Управившись с этим непростым делом, ефрейтор удовлетворенно прищурился. Вытер ладонь о штанину, пощелкал пальцами, привлекая внимание пленников.
– Теперь двигайте направо. Видите, вдалеке торчит башня головидения?
– Нет, – опять одновременно сказали разведчики.
Видеть-то они видели, башня штука заметная, тем более с прожекторами на макушке. Ее не сумели закрыть даже глухие стены заброшенных бараков. А возражали ООНовцы из чувства противоречия – очень уж противно ощущать себя болванами, застигнутыми врасплох.
Зря старались: заткнувший уши негр все равно их не расслышал.
– Да, – закивал он, – правильно, с огнями на шпиле! Она самая. Пока держите направление на нее. Когда дойдем до первых домов, в город не углубляйтесь, а сворачивайте опять налево. Там будут деревянный тротуар и фонари. Когда достигнем нужной улицы, скажу. Все, марш!
Онибабо отпустил диверсантов на десяток шагов и двинулся следом. Вскоре послышалось громкое чавканье, сопровождаемое счастливыми возгласами. Проклятый тостяк возобновил поглощение легендарного блюда.