— Вы, товарищ капитан, как запрос свой сформулировали?
— Присутствуют ли в данном районе сотрудники госбезопасности или иных органов с аналогичными задачами и полномочиями?
— Ну, так вам совершенно верно и ответили — нет! Еще раз повторяю — моя задача с вашей никак не пересекается!
А вот если он сейчас снимет трубку и спросит? Кого? И о чем? Кто сидит на том конце провода?
Не спешит. Трубку не берет. Похоже, что и не собирается… Почему? А ну-ка, надавим на него!
— Собственно говоря, что вам мешает снять трубку и позвонить еще раз?
А пока ты будешь это делать, я тебя и спеленаю как младенца… рука-то у тебя одна!
— Увы… — Рябинин вздыхает. — Это уже невозможно — коммутатор уничтожен.
— И куда ж вы впереди паровоза забегаете?!
Капитан мрачнеет.
— Сути дела это все равно не меняет. Я не могу рисковать, допуская возможность утечки совершенно секретных сведений. Любой из вас может быть захвачен в плен противником. А уж в подвалах гестапо из вас сумеют выбить все, что будет интересно немцам!
— Судя по тону, такой возможности относительно себя вы не допускаете?
— А я никуда не ухожу, — спокойно отвечает он.
Вот те, бабушка, и Юрьев день! С какого хрена-то?
Видимо, чувства мои достаточно живо отобразились на лице. И капитан это увидел.
Внимательно глядя на меня, он здоровой рукой расстегнул ворот гимнастерки и оттянул в сторону бинт.
Хренасе…
То-то он кривился в последнее время…
— Разрешите посмотреть?
— Не надо. Я и так все знаю… Еще утром, когда Шифрин меня перевязывал, все было понятно.
Гангрена. Плечо у капитана покраснело и слегка припухло. Не прошло ему даром длительное нахождение с простреленным плечом в болотной грязи. Срочная операция еще смогла бы ему помочь… ага, в нашем госпитале. До которого еще топать и топать. Но на это у него шансов нет… не дойдет, просто не успеет.
— А нас, как я понимаю, вы уже приговорили?
— У меня есть полномочия и на такие действия. Вопрос слишком серьезен, чтобы пустить все на самотек. Я готов отвечать за каждый свой шаг.
Ну да, тем более что и отвечать-то будет уже некому. Рябинин и сам все это прекрасно понимает. До фронта он не дойдет, как боец ценности уже не представляет. Руководству он доложил, так что тут его совесть чиста. А жизнь шести человек., в таких раскладах никто и не учитывал. Что может его остановить?
— Н-н-да… даже и не знаю, что сказать… На мою задачу вам, стало быть, начхать с высокой башни. Нет, надо было вас там, на перешейке, оставить, бодались бы сами с этими фрицами. А мы, глядишь, и батальон как-нибудь выручить смогли бы!
— Это вряд ли… Сами должны понять, там силы большие привлечены были!
— А здесь? — киваю на коридор. — С бору по сосенке наскребли? И надолго их хватило?
Вот он где руку держит! Когда гимнастерку расстегивал, сразу же сюда руку и вернул! Какой-то из этих тумблеров… Мне отсюда их не слишком видно. Сколько же их в этом месте? Штуки три? Четыре?
И пистолет у него под рукой…
Что он успел сделать, пока нас тут не было? Подорвал минные поля? Это не отсюда, наверняка соответствующие кнопочки и рычажки были еще в основном бункере. Он открыл дверь, позвонил… доложился. Потом вернулся назад, задействовал минные поля. Ждал ли он там кого-нибудь из наших? Нет, вряд ли… ему еще надо было здесь все обдумать. Кнопки да тумблера нужные найти. На это тоже время требуется.
А мог он нас в коридоре положить? Встал бы за выгородку да врезал вдоль по коридору из ППД.
Нет.
Мы не все сразу, кучей, топали. Порознь подходили. Не катит… двоих-троих положить он мог, остальные бы не пошли.
Коридор, куда ушли ребята, скорее всего, заминирован. Какие там мины? Натяжные?
Вряд ли…
Нажимные?
Это на бетонном-то полу?
Сколько лет они тут стоят?
Нет.
Заряды стоят в стенах, рассчитаны на обвал тоннеля. Вот это — с гарантией, так он сразу всех может похоронить. Кого не убьет взрывом, засыплет обломками.
А я?
Меня он для чего оставил?
В мое отсутствие старший группы — лейтенант Демин. Он не даст бойцам растянуться по тоннелю, будет всех рядом держать. Тут-то их и накроет…
Значит, мины стоят не по всей протяженности тоннеля, а только на выходе. Ибо ничем другим нельзя объяснить желание капитана держать всех бойцов в кучке. Чтобы всех разом прихлопнуть…
То есть бойцы подойдут к выходу. Увидят или нет горящую лампочку… позвонят. Тут капитан и нажмет… включит.
А после что?
Бункер рванет?
Подрыв такого сооружения одной кнопкой не сделать! Должна присутствовать еще как минимум одна — предохранитель. И будет та кнопка ослепительно незаметной… чтобы случайно никто не нажал…
Да и рядышком их никто не расположит, чтобы случайности всякие исключить. Нажмут что-нибудь не то… некому будет и по шее за это надавать.
Скорее всего, эти тумблеры включают подрыв выходного тоннеля и коридора, по которому мы только что прошли.
Тогда их должно быть… четыре штуки. Два на подачу питания в сеть и два на подрыв.
Потягиваюсь, заведя руки за спину так, что аж кости хрустнули.
Спину выгибаю — чем не кот?
А вот повыше я при этом, чуток приподнялся… вот и тумблеры… Один, два… четыре. Значит, кнопка подрыва бункера не здесь!
Эх, Рябинин, Рябинин… учили вас там у себя… в принципе, наверное, правильно учили. И нужным вещам. Только вот не всем… Да и, по правде сказать, откуда в голову проектировщикам этого сооружения могло прийти, что произойдет тут когда-нибудь вот такой разговор?
Он сейчас думает, что, держа руку у пульта, тем самым и меня удерживает от всяческих попыток нападения? Угу… а еще на двух стульях разом усидеть пробует. Мол, только я дернусь, а он кнопочку-то и нажмет. И всем нам наступит полный и окончательный звиздец. А вот чем лично мне грозит подрыв тоннеля? Да ничем… разве что выходить отсюда сложнее будет. А рвануть одновременно и тоннель, и бункер, надо полагать, будет несколько затруднительно.
Забыл капитан, что лучше уж ужасный конец, чем ужас без конца? Нельзя человека долго под стволом держать — привыкнет он. Ко всему привыкает человек, как сказал классик, вот и к лицезрению ствола, направленного в рыло, тоже привыкнуть можно. И к тумблеру… И уйдет страх.
Неудобно я сижу, раскорячился весь. Встать нормально — и то сразу не смогу. Ноги расставлены в стороны, руки на виду. На спинке стула лежали, а сейчас вон за голову заведены. Оружие мое в стороне стоит. Не опасен я для оппонента своего, не ждет он от меня никаких пакостей. А напрасно, между прочим… Никогда нельзя расслабляться, имея в противниках такого вот неприятного человека, как я. Зря ты, капитан, на пистолет свой понадеялся… ох зря…
Кончил я потягиваться да и назад, в прежнее положение, вернулся. Вот только чуток не рассчитал… Ну да, мне простительно… волнуюсь, жить охота… и другие всякие переживания есть… Так что качнулся мой стул, да вперед и подался, совсем поза неудобная у меня стала, неустойчивая, выбросил я руки вперед, дабы равновесие удержать и упереться обо что-нибудь. Вот только неудачно все это вышло… стол ведь передо мною стоит.
А вы никогда не видели, как человек кубарем по столам катается?
Вот и Рябинин, зуб даю, такого раньше не встречал. Оттого и лопухнулся. И, заработав со всего маху ногою в зубы, погрустнел и в угол отлетел. Так там кулем и свалился. Не повезло…
А меньше болтать надобно, товарищ капитан. Дольше проживешь. Может быть…
Входная дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся полковник Гордеев.
— Товарищ генерал-лейтенант!
— Что случилось? — поднял голову от бумаг Рогов.
— Получен сигнал «Рассвет»!
— Так! — Генерал встал из-за стола. — Это точно? Ошибки быть не может?
— Двадцать минут назад из… аппарата товарища Крылова перезвонили лично мне. Сообщили, что капитан Рябинин вышел на связь и передал сигнал «Рассвет»!
— Ага! — Генерал ослабил ворот кителя. — Слава те… наконец-то… Это все?
— Нет. Меня спросили о том, кто еще из наших сотрудников может находиться в этих местах с аналогичным заданием.
— Кто спросил?
— Тот же, кто и звонил. Он представился как товарищ Кудрявцев.
— Да ладно, черт с ним! Что вы ему сказали?
— Наших сотрудников с аналогичным заданием в тех местах нет.
— Странно… Рябинин показался мне тогда серьезным человеком… с чего бы это у него вдруг возникли такие вопросы? Он-то знает, что никого другого мы не посылали!
— Может, товарищ генерал-лейтенант, не у него?
— У кого же?
— Ну… если только у самого товарища Крылова?
— Вы так полагаете?
— Может быть, товарищ генерал-лейтенант, вы позвоните ему?
— Разумно. — Рогов поднял телефонную трубку. — Дежурный! С товарищем Крыловым меня соедините! Товарищ Крылов? Здравия желаю, это генерал Рогов беспокоит. Двадцать минут назад нами был получен сигнал «Рассвет»! Знаете уже… нет… других данных у нас не имеется… что? Как это? Нет… таких сведений мы не имеем, но я дам команду… Понял! Есть! Будем ждать вашего курьера!
Он положил трубку и невидящим взглядом уставился в пространство.
Прошло минут пять, и полковник осторожно кашлянул. Генерал встрепенулся:
— Что? А, Игорь Николаевич, это ты… извини, я вот тут…
— Что случилось, товарищ генерал-лейтенант?
— Батальон майора Осадчего вышел на соединение с нашими войсками.
— Так это здорово!
— Да? Батальон попал в засаду и был разгромлен полностью. Сам майор Осадчий убит, немцы опознали его тело. Из Берлина вылетела комиссия для осмотра бункера.
— Не понял! А сигнал?
— По имеющимся данным, бункер занят немецкими диверсантами…
Присаживаюсь на корточки напротив капитана. Он слегка оглушен и вставать пока что не пытается.
— Цел? — спрашиваю его. — Скажи спасибо, я и так вполсилы бил, а то ты вовсе мозгами по стене раскинул бы.
— Как это вы так… — Рябинин пытается повернуться на бок, задевает раненой рукой за шкаф и шипит сквозь зубы.