Черный страж — страница 6 из 10

Работы было еще много — требовалось исцелить множество людей, позаботиться о пище для них, и еще много историй ему предстояло рассказать, но священник взбодрился. Если несколько слов из уст старого Коричневого священника способны успокоить детей, может быть, их положение не так уж и безнадежно.

Часть первая

Глава перваяЛеди Бронвин в руинах Ро Хейла

 Дождь начался через несколько часов после побега Бронвин из Канарна и продолжался уже две недели. Ее конь, крупное, но имевшее понурый вид животное, которое она выпрягла из брошенной повозки, продемонстрировало неудовольствие погодой и отказалось двигаться дальше.

Она остановилась на краю небольшой рощи, слишком маленькой, чтобы ее можно было назвать лесом, и слишком редкой, чтобы обеспечить надежное укрытие, но конь чувствовал себя спокойнее под ветвями. Бронвин села, привалившись спиной к стволу дерева, плотно закутавшись в плащ. Она не чувствовала угрызений совести из-за того, что забрала лошадь и продукты — в конце концов, животное погибло бы в одиночестве, — но ей было очень грустно при мысли о мертвых людях, с которых пришлось снять одежду. Она не знала их имен, не знала, почему они участвовали в сражении, но их убили и бросили у дороги. Рыцари Красного ордена убивали всех без разбора, и, скорее всего, убитые были простыми крестьянами.

Она взяла штаны, сапоги, плащ и арбалет. Доспехов у убитых, конечно, не оказалось, но тяжелый кожаный жилет оказался достаточно прочным, чтобы заменить нагрудник. От платья, в котором она бежала из города, она оторвала подол, верхняя часть служила ей рубашкой, а из остальной ткани получилось что-то вроде капюшона. Кровавые пятна напоминали Бронвин о том, благодаря какому событию она сумела сбежать из города. Она подумала, что Аль-Хасима, скорее всего, убили или посадили в камеру и что отец Магнус по-прежнему находится в тюрьме.

Она не собиралась признаваться даже самой себе в том, что надежды отвоевать город не было. Бронвин отличалась упрямством, и от отца она усвоила, что лучше умереть, чем сдаться. Когда убивали ее отца, Красные рыцари загораживали это ужасное зрелище, но все же кое-что она увидела.

Его убили. Ее отец, герцог Эктор, повелитель Канарна, был обезглавлен Красными рыцарями. Это воспоминание помогало ей продвигаться вперед по бесконечному Травяному Морю еще много дней после того, как ей впервые захотелось сдаться и бросить все.

Съестное у нее имелось, но черствым хлебом и фруктами невозможно долго поддерживать силы. Бронвин добралась до расщепленного дерева через неделю после побега и потом ехала еще неделю, но до сих пор не видела впереди развалин Ро Хейла, и ее поддерживало только убеждение, что указания Аль-Хасима верны. У нее появилась возможность совершенствоваться в искусстве обращения с арбалетом — теперь она могла стрелять кроликов и другую дичь. Однако пока что Бронвин не осмеливалась долго жечь костер, чтобы поджарить мясо. Для похлебки требовалось совсем мало времени и немного дождевой воды, но приготовление мяса могло привлечь внимание тех, кто преследовал ее.

За свое двухнедельное путешествие ей приходилось видеть небольшие гнезда Горланских пауков, но она не смогла найти в себе смелости, чтобы напасть на них. Аль-Хасим не раз говорил ей, что в Каресии жареные лапы Горланских пауков считаются деликатесом. Тем не менее размеры и злобный нрав пузатых арахнидов пугали девушку, и она не могла заставить себя приблизиться к гнезду. Даже в этой рощице, где она пряталась, виднелись нити паутины, и она подумала, что Горланские пауки расселились на большей части южных земель раненов и считают их своими охотничьими угодьями.

Бронвин почувствовала, как капля дождя упала ей на затылок, и вздрогнула всем телом от неприятного чувства, когда вода затекла под одежду. Ей приходилось и прежде ночевать в лесу; много раз она ходила в походы с Бромви, и оба наслаждались ощущением свободы, которое давало им бескрайнее Травяное Море. Однако на сей раз у нее не было ни палатки, ни сухой одежды, рядом не было брата, который мог бы подбодрить ее, и единственная ее цель заключалась сейчас в том, чтобы не попасть в плен к врагам и добраться до руин Ро Хейла. Но даже это была очень расплывчатая цель, и она понятия не имела, что делать дальше, если ей действительно удастся встретиться с Отрядом Призраков.

Способность таких людей, как Бром и Хасим, оставаться бодрыми буквально перед лицом смерти оставалась недоступной девушке. Когда-то мать дала ей на этот счет небольшой совет. Марлена из Дю Бана не была любящей и внимательной матерью. Ее не стало, когда Бронвин и ее брату еще не исполнилось и десяти лет, но она говорила о долге женщины так, словно считала, что это — единственное, что она может дать дочери.

«Жизненная цель благородной женщины народа ро — поддерживать мужчин и молчать, — говорила мать. — Женщины могут показывать свои чувства, но никогда не должны забывать о том, что их мягкость и нежность должны контрастировать с суровостью и воинственностью воинов Тор Фунвейра».

Бронвин тогда не понравились эти слова, и она никогда не смогла смириться с тем, что ее место в жизни определяется ее полом. Однако, несмотря на меч и арбалет, она чувствовала себя одинокой и беззащитной.

Когда небо начало темнеть, Бронвин все же закрыла глаза и внезапно ощутила неимоверную усталость. Адреналина, который помогал ей двигаться вперед после побега, постепенно становилось все меньше, и теперь преобладающим ощущением была усталость. Конь тихо ржал, недовольно глядя на Бронвин, словно желая напомнить ей о том, как сильно ему не нравится дождь. Пока Бронвин пыталась устроиться у дерева поудобнее, так чтобы суметь уснуть, конь вдруг резко поднял голову и громко захрапел, разбрызгивая пену изо рта. Ноздри его дергались, он забил копытами по сырой земле; Бронвин выпрямилась. Конь уловил какой-то далекий звук или запах, а она прекрасно знала: не следует игнорировать обостренные чувства животного.

Бронвин натянула на голову капюшон и, обернувшись на юг, внимательно осмотрелась. Травяное Море представляло собой обширную открытую равнину, на которой кое-где попадались небольшие хутора, участки леса и холмы. Бронвин благоразумно держалась в стороне от главной дороги, пролегавшей с юга на север, и избегала поселений и более или менее людных мест. Ей казалось, что южная равнина никогда не кончится и что, кроме побережья и Ро Канарна, оставшихся позади, больше ничего на свете нет.

Конь волновался все сильнее. Бронвин дрожащими руками взялась за арбалет и осторожно вставила дротик. Она посмотрела на запад в надежде увидеть очертания Ро Хейла, который, по словам Аль-Хасима, находился именно там, хотя она не слишком надеялась, что найдет в крепости безопасное убежище.

Затем до нее донесся какой-то звук. Он был далеким и неясным, но заставил Бронвин вскочить на ноги; девушка начала быстро укладывать вещи, чтобы в случае необходимости двигаться дальше. Она была теперь уверена: где-то на юге, под темным небом и бесконечными дождевыми облаками, едут всадники. Кроме стука копыт слышались еще звуки, напоминавшие звон доспехов. Бронвин знала, что крестьяне герцогства не носят лат, и у нее появилось нехорошее предчувствие.

Она свернула одеяло и приторочила его к седлу. Короткий меч висел у нее на боку; она засунула провизию обратно в седельные сумки и крепко схватилась за поводья.

Девушка ждала, укрывшись за конем, прицелившись на юг из арбалета, который положила на седло. Прошло несколько напряженных минут, стук копыт приближался, и наконец показался небольшой отряд. Люди ехали медленно и, казалось, с трудом; они петляли, чтобы избежать болотистых участков.

У Бронвин перехватило дыхание, когда она заметила алые плащи всадников и услышала звон металла, говоривший о том, что люди вооружены. Это были рыцари Красного ордена, примерно двадцать человек. Она сжала руки в кулаки и попыталась успокоиться, попятилась обратно в рощу. Враги были еще далеко и, скорее всего, не замечали ее. Бронвин положила руку на морду коня, словно желая уговорить его не шуметь, и повела его обратно к деревьям. Конь повиновался, и они углубились в небольшой лесок. Бронвин решила, что рыцари, скорее всего, ищут именно ее, но, поскольку они ехали не торопясь и не пытались спрятаться, она сообразила, что те не подозревают, что жертва совсем близко.

Ведя коня через лес, девушка постоянно оглядывалась и, к своему облегчению, больше не видела рыцарей за стволами деревьев. Дождь превратился в настоящий ливень, земля размякла, и Бронвин, спускаясь с пологого холма, едва не поскользнулась и не покатилась вниз, но крепко вцепилась в поводья и не упала.

У подножия холма протекал мелкий ручеек, и стук дождевых капель заглушил жалобное ржание упрямого животного. Она заставила его войти в ручей и, ступая по камням и узким скользким берегам, повернула на запад и как можно быстрее двинулась вперед через лес. Она надеялась, что рыцари не видят западную границу леса; она больше не слышала их, но знала, что они направляются как раз к тому месту, где она находится. Бронвин подумала, что если враги не схватили Хасима, то вряд ли им известна цель ее путешествия и у нее еще остается возможность спастись.

Бронвин несколько раз едва не упала, пока вела коня вдоль ручья, и через пару минут уже заметила просвет между деревьями. Животное продолжало издавать недовольные звуки, и теперь, когда кроны деревьев больше не защищали их от дождя, и конь, и его хозяйка сильно промокли.

Она слышала далекие звуки — это люди в железных латах медленно пробирались по заболоченной почве, но ее отделяли от преследователей черные голые деревья и невысокий холм, по которому она спустилась к ручью. На западе, за лесом, Бронвин ничего не видела, лишь пелену дождя и бесконечное Травяное Море.

Ручей бежал дальше, и через несколько футов крутой берег сменился пологим каменистым склоном. Рыцари вряд ли заметят ее, пока она скрывается за холмом, думала Бронвин, надеясь на то, что Ро Хейл где-то неподалеку; возможно, его не видно из-за сильного ливня, холмов и темноты. Бронвин сделала глубокий вдох, вцепилась в поводья и направилась в сторону поля. Она осторожно вышла из леса, держа одну руку на морде лошади, чтобы та не вздумала заржать. Бронвин двигалась вдоль каменистого берега ручья, направляясь на запад; дождь все усиливался.

Она прищурилась, чтобы хоть что-то увидеть в темноте, и вытерла капли воды с лица, продолжая успокаивать недовольную лошадь. Девушка рассеянно подумала, что коню надо дать имя, и, осторожно поглаживая его морду, назвала его Унылым.

Дождь шумел довольно сильно, и Бронвин больше не слышала рыцарей. Она надеялась, что ей удастся просто ускользнуть, оставив преследователей позади, хотя оптимизм ее умерял страх быть пойманной и заклейменной как Черный Страж.

Из-за дождя впереди по-прежнему ничего не было видно, но, когда лес остался позади и Бронвин преодолела некоторое расстояние по Травяному Морю, ей показалось, что она заметила просвет в облаках, а под ним на холме смутные очертания, напоминавшие строения. Если руины Ро Хейла так близко, подумала Бронвин, она могла бы спрятаться там и даже найти укрытие от дождя. Девушка на мгновение остановилась, оглянулась, но не заметила никаких признаков приближения рыцарей. Затем поставила ногу в стремя, решив, что лучше передвигаться верхом — так намного быстрее, а может, и у Унылого улучшится настроение. По крайней мере, у него будет о чем подумать, кроме дождя. Она вскочила в седло и медленно поехала вперед, давая коню возможность находить дорогу на неровной, вязкой почве. Теперь, со спины коня, Бронвин могла видеть, что происходит за холмом, и с радостью отметила, что Красных рыцарей там нет.

Внезапно какой-то звук, раздавшийся с холма, заставил ее поднять голову. На фоне темного неба появилась мужская фигура. Металлические доспехи человека звякнули, но пелена дождя скрывала его до тех пор, пока он не оказался буквально над Бронвин. Унылый встал, фыркнул, а человек натянул поводья своей лошади и всмотрелся вниз, во тьму.

Бронвин замерла и взглянула на рыцаря, дождь заливал ее лицо. Она не была уверена в том, что он видит ее, но вдруг он махнул кому-то и крикнул, обернувшись:

— Капитан, по-моему, на берегу ручья прячется девчонка, промокшая до нитки.

Это было произнесено веселым тоном, и Бронвин не знала, что думать.

Через несколько секунд она увидела двух рыцарей Красного ордена, которые быстро спускались с каменистого холма.

— Бронвин из Канарна… — раздался голос из темноты. — Ты пойдешь с нами. — Бронвин показалось, что она узнала голос сэра Уильяма из Вереллиана.

На гребне холма появились еще люди, и Унылый снова фыркнул так громко, что его было слышно даже сквозь шум дождя. Бронвин, не теряя ни секунды, пришпорила коня. Унылый понесся прочь от отряда рыцарей.

Они что-то кричали ей вслед, и она слышала, как закованные в латы люди спускаются с холма, намереваясь догнать ее.

— Скачи быстрее! — крикнула она Унылому, направляя его в сторону от ручья.

Копыта коня скользили по сырой земле.

Бронвин на миг оглянулась и заметила, что ее враги находятся уже у подножия холма. У нее имелось перед ними небольшое преимущество, и Унылый был крупным конем, с длинными ногами, и вообще-то мог бы ускакать от преследователей. Болотистая земля Унылого не особенного затрудняла, и Бронвин даже показалось, что он обрадовался возможности скакать во весь опор. Вцепившись в гриву коня, она взглянула вперед — ничего, кроме угрюмой, однообразной равнины. Позади раздавались звуки погони; судя по всему, весь отряд спустился с холма, и теперь они гнались за ней.

Внезапно впереди, за пеленой дождя, Бронвин увидела какое-то темное строение и подумала, что следует до него добраться. Она поскакала к нему в надежде на то, что это не просто одинокое строение. Она даже улыбнулась, увидев полуразрушенные стены, выступавшие из мрака. Копыта коня застучали по камням, это была старая дорога, скрытая грязью и травой. Унылый, очутившись на более ровной и твердой почве, еще быстрее устремился в залитые дождем руины Ро Хейла.

Вокруг Бронвин высились темные, поросшие мхом кирпичные стены. Она направила коня к низкой арке; давно сломанные деревянные ворота висели на ржавых петлях. Дальше тянулись ряды разрушающихся зданий, на стенах еще сохранились остатки зубцов.

Бронвин никогда не бывала так далеко на севере, но зато слышала истории о Ро Хейле. Когда конь ее проехал под аркой, она вспомнила рассказы отца о людях ро, которые удерживали город еще много дней после того, как ранены изгнали оттуда рыцарей Красного ордена.

Хейл был последним городом, который пал после восстания Свободных Отрядов против рыцарей, и защитники сражались с такой самоотверженностью, что Отряд Призраков позволил им вернуться в Канарн и заключил с ними мирный договор.

Бронвин ехала по изрытым колдобинами улицам, когда-то вымощенным булыжниками, и смотрела по сторонам. Дома давным-давно превратились в развалины, уцелело лишь несколько строений. Бронвин оглядела залитый дождем двор замка в поисках какого-либо укрытия. У Унылого на этот счет были собственные мысли, и он, не останавливаясь, решительно двинулся к полуразрушенному зданию с более или менее целой крышей. Конь тряхнул головой, разбрызгивая капли воды по заросшей мхом земле, и Бронвин быстро спешилась. Она повела Унылого дальше, в темноту, и нашла какое-то укромное местечко за обрушившейся стеной, где можно было спрятаться.

Вереллиан и его рыцари тоже добрались до арки городских ворот, и девушка услышала звон металла и стук копыт по камням. Въехав во двор, они придержали коней, и Бронвин, глядя сквозь щель в древней кирпичной стене, увидела, что они рассеялись и остановились. Она насчитала двадцать рыцарей и человека, по виду похожего на пленника; он был связан, во рту торчал кляп, и его лошадь вел один из рыцарей. Когда люди приблизились, Бронвин в ужасе узнала в несчастном Аль-Хасима. Она заметила несколько ран на его лице и шее. В основном они зажили, хотя по виду каресианца можно было сказать, что на теле его наверняка появилось немало новых шрамов. Она обрадовалась тому, что Хасим жив, но решила, что его наверняка пытали, чтобы узнать о ее местонахождении.

— Госпожа Бронвин, вам не причинят вреда, — крикнул сэр Вереллиан, — но вы все же пойдете с нами. — Он кивнул человеку, сидевшему на коне слева от него. — Фэллон, налево. Каллис, направо. Чем скорее мы ее найдем, тем скорее сможем укрыться от дождя.

— Итак, вот до чего дошло, — произнес человек по имени Фэллон, — мы ищем женщину среди проклятой кучи камней…

— Довольно, — оборвал его Вереллиан. — Выполняйте приказ.

— Сэр, она может быть где угодно, — сказал другой рыцарь, медленно направляясь вправо.

— Возможно, но ее лошадь спрятать здесь трудно.

Бронвин погладила морду Унылого, пытаясь уговорить его вести себя тихо. Они прятались в развалинах, которые, вероятно, некогда являлись жилым домом, но сейчас от него сохранились лишь три стены и остатки полов двух этажей, судя по всему, некогда это было трехэтажное здание. Внутри все было завалено обломками, и Бронвин знала, что если какой-нибудь рыцарь заглянет сюда, то непременно заметит ее Унылого, пусть даже конь будет молчать.

Она повела коня дальше в темноту, но вдруг какой-то звук, раздавшийся с крепостной стены, заставил ее вздрогнуть. Рыцари тоже услышали этот звук, и теперь все настороженно оглядывались. И не напрасно: откуда ни возьмись появились какие-то люди, вооруженные и одетые в кольчуги и темно-синие плащи.

Ранены, люди из Отряда Призраков, защитники Травяного Моря приближались медленно, явно не собираясь сразу убивать Красных рыцарей. Один из раненов выступил вперед и решительным шагом направился к капитану рыцарей, Уильяму из Вереллиана. Жестом северянин велел своим людям, которых насчитывалось примерно человек двадцать, окружить рыцарей и не трогаться с места. Он словно оценивал боевые возможности противника. Вереллиан сохранял спокойствие; он тоже, очевидно, пересчитывал раненов, возникших перед ним, и рассматривал их оружие.

Человек приближался к Вереллиану, и, казалось, его совсем не волновало то, что рыцарь сидит верхом на коне. Из разных проломов и щелей появились еще люди, которые, оказывается, все это время прятались среди развалин сторожевых башен и крепостных стен. Бронвин подумала, что ранены, должно быть, увидели рыцарей издалека и ждали, пока те не окажутся в замкнутом пространстве двора. Северяне были вооружены топорами разных размеров, а некоторые, самые сильные, — тяжелыми боевыми молотами. Над головой лейтенанта Фэллона из сторожевой башенки появилось еще несколько раненов, державших наготове небольшие метательные топорики.

— Рыцари, ко мне, — спокойно приказал Вереллиан, и его люди образовали у него за спиной полукруг.

Ни один из них не вытащил из ножен меча, но атмосфера становилась напряженной.

Ранен, подошедший к капитану рыцарей, был крупным мужчиной, ростом свыше шести футов, без малейших усилий он держал двумя руками двусторонний топор. Нижнюю часть его лица скрывала спутанная темная борода, волнистые волосы падали на плечи, из-под густых бровей смотрели пронзительные синие глаза. Ему было, наверное, около сорока лет, и его плечи покрывал темно-синий плащ Отряда Призраков. Бронвин показалось, что она видела его раньше, в компании Магнуса, когда он впервые прибыл в Ро Канарн для переговоров с ее отцом.

Ливень не прекращался, по небу неслись черные тучи, но раненов погода, очевидно, беспокоила меньше, чем рыцарей, которые неловко ерзали в седлах.

Предводитель раненов, казалось, никуда не спешил; он медленно обвел своими синими глазами двадцать рыцарей, выстроившихся перед ним. Его заинтересовал Аль-Хасим, и он прищурился при виде каресианского пленника.

Вереллиан и ранен несколько мгновений пристально смотрели друг на друга, затем человек из Отряда Призраков заговорил.

— Хороший конь, Красный человек, — произнес он почти без акцента.

— Да, очень хороший. Но он принадлежит мне, — ответил Вереллиан.

Ранен усмехнулся и махнул рукой людям, находившимся у него за спиной, и во дворе появилась еще группа воинов. Бронвин уже перестала их считать: Отряд Призраков по численности превосходил рыцарей по меньшей мере в три раза.

— Ты больше не в своем поганом Тор Фунвейре, сэр… или как там тебя надо называть, — ядовито ответил ранен.

Еще один северянин, в тяжелой кольчуге, с огромным боевым топором в руках, выступил из дверей бывшей сторожки и замер за спиной Фэллона. К нему присоединились еще четыре человека, и каждый держал в руках по два метательных топорика. Лейтенант, заставив лошадь развернуться, увидел, что он окружен.

Человек с самым большим молотом казался старше своих товарищей; один глаз его был затянут бельмом, а глазницу пересекал глубокий шрам.

— Никто из жителей Травяного Моря не совершит такой глупости — прийти сюда без приглашения, Красный человек. Тебе жизнь надоела? — спросил он, осклабившись, и его товарищи разразились смехом.

Фэллон вытащил меч.

— Следи за языком, одноглазый! — рявкнул он.

— Фэллон, оружие в ножны, немедленно! — приказал Вереллиан.

Фэллон повиновался, но не сводил тяжелого взгляда с человека, вооруженного молотом. Остальные рыцари образовали нечто вроде круга, обратившись лицом к людям из Отряда Призраков. Некоторые, заметив многочисленные метательные топорики, отвязали щиты, притороченные к седлам, и держали их перед собой.

— С кем я говорю? — спросил Вереллиан все таким же уверенным голосом.

— Мое имя Хоррок. А еще меня называют Зеленый Клинок. Это моя земля, а это — мой народ, — громко произнес он, и Отряд Призраков разразился приглушенными одобрительными восклицаниями. — Тебе нечего тут делать, Красный человек. Ты на Свободных Землях раненов, и твой бог не имеет здесь власти.

Отряд Вереллиана был готов к бою. Бронвин скрючилась в своем укрытии, не желая участвовать в кровопролитии, если оно произойдет. Она знала, что рыцари не отступят, потому что не в обычаях Красного ордена было сдаваться; рыцари всегда принимали вызов, даже если противник превосходил их числом и мощью.

Унылый, укрывшись от дождя, несколько успокоился и стоял тихо, пока Бронвин наблюдала за разворачивающимися во дворе замка событиями.

Вереллиан с каменным лицом оглядел людей из Отряда Призраков.

— Мне было приказано выследить и схватить человека, бежавшего из Ро Канарна, и я намерен выполнить этот приказ. — Он бросил быстрый взгляд на Фэллона — словно они получили и другие приказы, которые не очень-то хотелось выполнять. — Я не желаю с вами сражаться, но мои дела вас не касаются.

Хоррок рассмеялся в ответ на это и угрожающе поднял топор.

— Твои приказы интересуют меня не больше, чем прошлогодний снег, человек ро. Ты находишься на землях Отряда Призраков, и у тебя есть два пути: развернуться и уехать или умереть. Очень простой выбор.

При этих словах Хоррока остальные ранены сомкнули кольцо вокруг рыцарей. Больше пятидесяти бородатых мужчин, облаченных в кольчуги, державших в руках оружие, окружили двадцать рыцарей Красного ордена. Еще тридцать раненов стояли на крепостной стене и на кучах каменных обломков, готовые метнуть топоры по приказу командира.

Дождь все лил, стучал по камням мостовой крепости Ро Хейл… Ранены зловеще улыбались, а люди ро были мрачны.

Хасим осматривал руины, не обращая ни на кого внимания, и Бронвин подумала, что он ищет взглядом ее. Она не могла подать ему никакого знака, не выдав своего местоположения, но надеялась, что, когда начнется схватка, он сумеет найти себе укрытие. Стальные браслеты, сковывавшие его запястья, были прикреплены к цепи, которую, словно собачий поводок, держал в руке один из сержантов Вереллиана.

Хоррок опустил топор и подошел ближе к Вереллиану. До него можно было теперь достать мечом, но он, казалось, не боялся этого; он взглянул прямо в глаза рыцарю, сидевшему на коне.

— Скажи мне вот что, рыцарь. Что произошло с людьми народа раненов, которые остались в Канарне с отцом Магнусом? — Голос его звучал негромко, но грозно. — По-моему, там их было человек пятнадцать; возможно, они решили, что с вами, Красными разбойниками, будет занятно сразиться. Если они погибли в бою, возможно, я сохраню вам жизнь. Если нет… — Он не договорил.

Бронвин было известно, что раненов, которые уцелели после боя, пытали и затем казнили наемники Певайна и простые воины Красного ордена. Она видела, как некоторым из них отрубили руки и ноги, чтобы показать народу Канарна: сопротивляться неразумно. Вереллиан тоже знал обо всем этом, и он помолчал, мрачно глядя в землю, пока обдумывал свой ответ.

Капитан рыцарей собрался было заговорить, но что-то, казалось, вызвало у него неудовольствие, и он повернулся к лейтенанту Фэллону.

— Фэллон, достойны ли эти люди… — начал он.

— …отведать моего меча? — закончил за него Фэллон. — Мы умираем там, где нам приказано умирать, капитан. Но это не означает, что мы должны умирать без боя.

Неуловимым движением лейтенант Фэллон выхватил из ножен меч, развернул коня к одноглазому ранену и нанес удар сверху вниз. Клинок рассек череп воина, раздался тошнотворный треск, и убитый повалился на землю.

— Рыцари, к бою! — крикнул Вереллиан и с воинственным криком устремился на Хоррока, который попятился от верхового рыцаря.

Начался хаос; ранены швыряли свои топорики; они явно не ожидали, что пришельцы их атакуют. Два Красных рыцаря погибли сразу же, потому что топоры угодили в незащищенные головы, но большинство метательных топоров оказались бесполезны; они отскакивали от щитов и тяжелых лат, не причиняя никакого вреда.

Два топора, брошенных одним из раненов, находившимся за спиной у Хоррока, вонзились в бока коня Вереллиана, конь громко заржал, ноги его подкосились, и он рухнул на землю, а всадник вылетел из седла головой вперед. Вереллиан тяжело упал на скользкие от дождя камни, и на него немедленно напали два ранена с молотами.

Рыцарь снова взревел, на этот раз от досады, и ему едва удалось избежать первого удара молота. Второй удар пришелся ему в плечо и отшвырнул его назад, на тело умиравшей лошади.

Бронвин заметила, что Хасим соскользнул с седла и увлек за собой человека, державшего его цепь. Затем каресианец с силой пнул рыцаря ногой в лицо и, перепрыгнув через кучу камней, бросился в укрытие.

Фэллон устремился к арке ворот и уже успел убить двоих раненов, которые там находились. Другой воин попытался стащить его с коня, но вместо этого получил смертельную рану в спину.

Основная часть рыцарей по-прежнему образовывала круг, они отбивались от Отряда Призраков, отчаянно парируя удары топоров, делая колющие выпады. Они безнадежно уступали противнику по численности, и, хотя Бронвин считала рыцарей искусными воинами, было похоже, что на сей раз они проиграют.

Очевидно, Вереллиан тоже это понимал, и Бронвин заметила тревогу на его лице, когда он вскочил на ноги и увидел, как его рыцарей стаскивают с коней и убивают люди из Отряда Призраков. Однако затем растерянность сменилась мрачной решимостью, и он направил острие меча на Хоррока.

— Мы рыцари Красного ордена, и мы заставим вас заплатить за каждого из наших убитых товарищей! — воскликнул он.

Хоррок, замахнувшись топором, бросился на него. Вереллиан отразил первую атаку и ответил опасным выпадом. Ранен развернулся, и удар не причинил ему вреда, он тут же рубанул топором по ногам Вереллиана. Рыцарь отпрянул и сделал собственную серию выпадов, которые ранену едва удавалось парировать. Вереллиан был опытным воином, и Хоррок быстро понял, что уступает ему в поединке.

Пока Фэллон продолжал сражаться у них за спиной, а другие рыцари, казалось, взяли верх в схватке, на них обрушился новый град метательных топориков, и воины целились теперь лучше, чем в прошлый раз. Трое рыцарей были убиты на месте, кровь текла по камням, смешиваясь с потоками дождевой воды. Еще двое свалились на землю, когда их лошади получили смертельные раны, и Вереллиану топор тоже угодил в спину, но удар оказался скользящим.

Бронвин приходилось видеть подобные схватки и прежде, но этот бой был слишком жестоким и почему-то показался ей нечестным и не благородным. Люди рубили друг друга топорами и мечами, кровь заполняла желобки между камнями, которыми был вымощен двор. Она видела, что оставшиеся в живых рыцари сражаются из последних сил, видела мертвые тела людей ро и раненов.

Раненый Вереллиан не прекращал атаковать Хоррока; однако доспехи его были помяты, и ему не всегда удавалось нанести удар нужной силы. Хоррок теперь парировал его выпады почти без труда и сам теснил рыцаря.

В Вереллиана попал очередной метательный топорик, ранил его в руку, и капитан с громким криком выронил меч: топор отрубил ему два пальца. Хоррок немедленно воспользовался этим и нанес удар противнику в грудь; нагрудная пластина лат погнулась, и Вереллиан полетел на землю.

Бронвин широко раскрытыми глазами наблюдала за тем, как Вереллиан поднял голову. На мокром от дождя лице отражались боль и отчаяние; он посмотрел через двор на Фэллона. Почти все его рыцари были мертвы, и ранены окружили его адъютанта. Фэллон встретил взгляд капитана и замер на мгновение, осознав, что они проиграли бой. Путь из города был свободен, и Вереллиан кивнул, давая Фэллону понять, что он должен спасаться бегством.

Нескольких оставшихся в живых Красных рыцарей окружили, стащили с коней и прикончили; один лишь Фэллон остался сидеть на лошади в воротах Ро Хейла.

— Беги, идиот! — крикнул Вереллиан.

Фэллон бросил последний взгляд на умирающих товарищей и людей Отряда Призраков, пришпорил коня, проскакал под аркой, сжимая в руке меч, и покинул руины города.

Ранены попытались преследовать его, но пешком это оказалось невозможно, и он быстро оставил их далеко позади. Из рыцарей только капитан Вереллиан остался в живых на покрытом лужами дворе крепости. Красный рыцарь был серьезно ранен, но топор Хоррока не смог пробить его доспехи, оставил на них лишь глубокую отметину, и, хотя на землю лилась кровь, рана была не смертельной. Больше волновала человека ро его рука: он посмотрел на окровавленные обрубки двух пальцев, затем перевернулся на спину и громко расхохотался. Потоки дождя заливали его лицо.

Аль-Хасим по-прежнему прятался за кучей камней, расположенной слева от укрытия Бронвин и Унылого. Он высунулся и внимательно огляделся. Бронвин показалось, что он говорит сам с собой, возможно, пытается придумать, как лучше обратиться к людям из Свободного Отряда. Наконец каресианец вылез из своего укрытия.

— Капитан Хоррок Зеленый Клинок, — раздался на весь двор его голос.

Ранены обернулись к нему, размахивая топорами и бормоча угрозы. Хоррок жестом утихомирил их и перешагнул через хохотавшего Вереллиана.

— Назови себя, поклонник Джаа, — с подозрением в голосе приказал Хоррок.

Хасим приподнял брови и указал на Уильяма из Вереллиана:

— По-моему, тебе сначала следует разобраться с ним. Убей его или прикажи ему заткнуться. Он человек неплохой, для рыцаря… у него есть понятия о чести и ум… однако он остается рыцарем Красного ордена.

Хоррок вытащил из-за пояса небольшой ручной топорик и с невероятной силой швырнул его в сторону Хасима. Топор со звоном вонзился в землю у ног каресианца.

— Я сказал, назови себя. Не заставляй меня повторять, — произнес он тоном, не терпящим возражений.

Хасим поднял руки и нервно улыбнулся:

— Я Аль-Хасим, меня называют Принцем Пустынь. Я друг Магнуса Вилобородого и лорда Алдженона Слезы.

Эти имена, очевидно, были известны Отряду Призраков, и все уставились на Хасима.

— Ты бросаешься громкими именами, каресианец, — сказал Хоррок. — Зачем ты приехал сюда вместе с этими людьми?

— Я помог бежать дочери герцога Эктора. Рыцари, занявшие Канарн, желают ее вернуть, поэтому они взяли меня с собой, думая, что я помогу ее найти. — Хасим говорил быстро, словно боялся, что его прикончат еще до того, как он успеет досказать.

Хоррок кивнул:

— Ну что ж, давайте укроемся от дождя и обсудим это? — Он поднял голову и взглянул на черное небо. — Каменный Пес, — обратился он к одному из раненов, — пойди, приведи девчонку и ее коня, они прячутся в бывшей пекарне.

Ранен, к которому обратился Хоррок, был молодым и проворным и по телосложению резко отличался от окружавших его могучих мужчин. За поясом у него виднелись два метательных топорика, которыми он не воспользовался во время схватки, а в руках он держал зловещего вида лохаберскую секиру с крючком на конце. Бронвин не пошевелилась, когда он направился к тому месту, где она сидела.

Каменный Пес подошел к дыре, через которую Бронвин наблюдала за боем, и, наклонившись, вгляделся в темноту.

— Привет, красотка, — обратился он к ней. — Ты как, будешь хорошей девочкой и выйдешь оттуда сама или мне придется тебя привести?

Унылый издал недовольное фырканье, и Бронвин окинула ранена сердитым взглядом.

— Приходи ко мне, мой мальчик, и отведаешь моего меча, — резко произнесла она.

Несколько раненов расхохотались.

Аль-Хасим посмотрел на Хоррока и хмыкнул:

— Боюсь, она не слишком похожа на настоящую леди.

— Очевидно, так, — ответил Хоррок. — Каменный Пес, хватит заигрывать с девицей, приведи ее к нам.

Хасим улыбнулся и подошел к молодому ранену.

— Позволь мне, — обратился он к Каменному Псу.

— Да на здоровье. — Молодого человека явно не обидели слова Бронвин.

Хасим небрежно прислонился к стене рядом с проломом.

— Бронвин, дорогая, выйди оттуда, пожалуйста, а то моя нежная кожа уже насквозь промокла от этого гребаного дождя.

Бронвин внезапно поняла, что ведет себя глупо; в этот момент кто-то стукнул Вереллиана ногой по голове, и смеявшийся рыцарь потерял сознание.

Для того чтобы убрать мертвые тела из крепостного двора, понадобилось больше часа, а дождь все не прекращался. В бою погибли двадцать Красных рыцарей и около десяти раненов, и еще несколько получили тяжелые увечья. Рыцарей — тех, кто еще дышал, — быстро прикончили, а раненых северян унесли под крышу, вниз по крутой лестнице, которая вела в уцелевшие подвалы, где Отряд Призраков устроил себе жилище.

Единственным оставшимся в живых рыцарем был Уильям из Вереллиана, и Хоррок понятия не имел, что с ним делать, и никак не мог решить. В конце концов бесчувственное тело забрали из двора вместе с ранеными воинами. Рыцарь уже меньше походил на хищную птицу сейчас, когда он не мог держаться прямо и гневно взирать на противника и его бритая голова была покрыта кровью.

Бронвин стояла в стороне в компании Хасима и ранена по имени Каменный Пес. Унылого привязали к деревянному столбу под остатками каменной крыши, около лестницы.

Бронвин и Хасим укрылись около сторожки у входа в крепость, пока люди Отряда Призраков произносили над павшими молитвы Рованоко. Бронвин поразило то, что они молились и над телами мертвых людей ро, и она различила несколько слов, которые дали ей понять: ранены считали этот отряд серьезными противникам и людьми чести.

— Видишь человека с бельмом на глазу? — обратился Каменный Пес к Хасиму, когда они пересекли двор, направляясь следом за Хорроком и его людьми в укрытие.

— Которого? Того, что этот Фэллон разрубил надвое? — переспросил Хасим, махнув рукой в сторону тела старика. Его бережно уносили в укрытие.

Каменного Пса задел легкомысленный тон каресианца, но мгновение спустя он улыбнулся. Люди его народа относились к смерти с юмором, и Бронвин обрадовалась тому, что они были не такими благочестивыми, как те, кто окружал ее с детства.

— Его звали Доррон Лунный Глаз, и он был нашим жрецом. Ваш Фэллон убил члена ордена Молота.

Хасим нахмурился; он понимал важность этого события.

Когда они приблизились к ступеням, ведущим вниз, Бронвин вмешалась:

— Он принадлежал к тому же ордену, что и Магнус?

Каменный Пес провел их вниз по лестнице и оглянулся, чтобы убедиться в том, что во дворе больше никого нет.

— Доррон отказался идти с нами в Канарн. Он сказал, что неразумно вступать в союз с герцогом из Тор Фунвейра. — Юноша обернулся к Бронвин. — А Магнус ответил, что он старый дурак, который живет прошлым.

Ступени уходили глубоко вниз под крепостной двор и вели в лабиринт коридоров и комнат с низкими потолками. Бронвин увидела, что помещения тут гораздо уютнее, чем она ожидала. Здесь были помещения с крепкими дверями, небольшие залы, и подземелье крепости походило скорее на процветающий постоялый двор.

Она увидела также множество людей, не участвовавших в схватке во дворе. Женщины и дети, одетые в основном в синие плащи Отряда Призраков, спешили к возвращавшимся воинам; слезы текли по лицам жен, сыновей и дочерей убитых. Раненых быстро унесли в комнаты, где о них должны были позаботиться. Воинам раздали кружки крепкого пива, и, осушив их, люди снимали кольчуги и осматривали раны, которые перевязывали лекари.

Посреди всей этой суматохи только Каменный Пес уделил внимание Бронвин и Хасиму; внимание его выразилось в том, что он велел им отойти и не мешать людям. Ни женщина, ни ребенок не пришли приветствовать молодого ранена, и Бронвин заметила в его глазах печаль, как будто в прежние времена кто-то все же спешил встретить его после боя. Но, когда какая-то пожилая женщина бросила на него быстрый взгляд, он кивнул в ответ, давая понять, что цел и невредим.

Уильям из Вереллиана был еще жив, но Бронвин видела, что кровь сочится из-под доспехов, из раны, нанесенной топором.

— Каменный Пес, а о его ранах кто-нибудь позаботится? — спросила она, указывая на рыцаря, лежащего у подножия лестницы.

Молодой ранен посмотрел на своих товарищей, вокруг которых суетились женщины.

— Позже. Он не такая уж важная личность, — бросил он; его явно не волновало, будет ли рыцарь жить или умрет. — Доррон мертв, а это означает, что исцеление наших людей займет долгое время, для выздоровления им потребуется отдых. Обычно нам это не нужно.

Бронвин обернулась к Хасиму и взглядом дала ему понять, что ее заботит жизнь рыцаря; он мог и умереть до того момента, когда до него дойдет очередь. Каресианец нахмурился и покачал головой, словно в душе у него шла какая-то борьба.

— Это рыцарь Красного ордена, Бронвин, лучше бы не оставлять его в живых. — Он смолк и подумал еще. — Однако…

Хасим пересек зал, пробрался через скопление людей Отряда, снимавших кольчуги и оружие. Некоторые косились на него, словно удивляясь, откуда среди них взялся каресианец, но большинство были утомлены битвой и не обращали на чужака внимания. Бронвин шла следом, стараясь не отставать.

Они приблизились к Вереллиану, и Хасим присел рядом с раненым рыцарем, затем негромко заговорил.

— Ты спас мне жизнь в Канарне, — обратился он к человеку, лежавшему без сознания, — поэтому я, хоть и человек с минимальными представлениями о чести, обязан теперь спасти тебя. — Он обернулся к Бронвин. — Помоги мне снять с него доспехи. Нужно взглянуть, насколько серьезна эта рана от топора.

Вместе они с некоторым трудом освободили Вереллиана от боевых доспехов. Латы были сильно помяты и повреждены, и оказалось, что на теле человека две раны, одна на груди, там, куда его ударил Хоррок, и вторая — на спине, от брошенного топора.

Бронвин немного разбиралась в боевом снаряжении и подумала, что теперь нагрудник можно выбросить. Рыцарь по-прежнему не приходил в себя, и стащить с него остальные части доспехов оказалось нелегко, он был тяжел. Хасим приподнял его, Бронвин расстегнула пряжки на плечах, отцепила нагрудную пластину, а Хасим снял пластины, защищавшие руки. Затем они положили рыцаря на спину и осмотрели рану на груди. Рана была нехорошей, с рваными краями, и тянулась от груди к животу; хоть и неглубокая, она сильно кровоточила, и Бронвин подумала, что Вереллиан умрет от потери крови, если не сделать что-нибудь.

— Похоже, ты еще поживешь какое-то время, бедолага, — пробормотал Хасим себе под нос, осматривая раненого.

Обернувшись к Бронвин, он сказал:

— Нужны вода и чистые тряпки для перевязки. У них должно быть что-то такое здесь, в подвале.

Бронвин поднялась и быстрыми шагами вернулась к Каменному Псу, который по-прежнему стоял у подножия лестницы.

— Мне нужны чистые тряпки, чтобы перевязать раны рыцаря, — торопливо сказала она. — Он умрет, если не остановить кровотечение.

— И мы должны тратить драгоценные материалы на то, чтобы спасти рыцаря Красного ордена? — недовольно ответил Каменный Пес. — Как бы не так. У нас их едва хватает для наших раненых.

— Рыцарь должен жить. — Голос принадлежал Хорроку, который стоял поблизости, пока какая-то женщина растирала ему плечи.

Каменный Пес помолчал мгновение, явно не желая делиться бинтами с человеком ро, но не стал спорить с капитаном. Он щелкнул пальцами, когда мимо пробегал мальчишка с ведрами воды.

— Парень, иди к рыцарю, когда закончишь с нашими, — неохотно произнес он.

Хоррок велел женщине отойти и подошел к Хасиму и Бронвин. Капитан Отряда Призраков остался цел и невредим после боя, и его пронизывающие синие глаза с интересом уставились на двух чужаков. Бронвин не могла разгадать его намерений.

— Мне кажется, нам нужно поговорить. Не возражаешь, госпожа? — обратился он к женщине.

Она бросила быстрый взгляд на Хасима, удивленная тем, что Хоррок обратился к ней первой. Каресианец успокаивающе улыбнулся и кивнул.

— Разумеется, капитан Хоррок, — ответила она, — хотя я бы предпочла сначала перевязать раны рыцаря. Он умрет, если никто о нем не позаботится.

Бронвин считала, что как аристократка из Тор Фунвейра она обязана присмотреть за Уильямом из Вереллиана и за тем, как с ним обходятся.

Хоррок издал какой-то звук, который мог выражать насмешку или раздражение.

— Мягкосердечные люди здесь не выживают, — сказал он, слегка кивая, отчего реплика его показалась двусмысленной.

— А также люди с ранами от топора на груди и спине, — резко ответила Бронвин, что вызвало искренний смех Хасима, а несколько раненов, стоявших поблизости, недовольно воззрились на южанина.

— Прошу прощения, — неловко произнес каресианец. — Как-то само вырвалось.

— Не стоит извиняться, каресианец, — сказал Хоррок, — но ты не должен забывать, что многие из моих людей сегодня потеряли братьев, мужей, сыновей и друзей. А в такие дни смех неуместен.

Бронвин на мгновение показалось, что действительно ее настойчивость относительно должного ухода за рыцарем — мелочь. На глазах многих людей она видела слезы. Эти люди не были ни аристократами, ни рыцарями, ни воинами. Это были простые мужчины и женщины, которые посвятили жизнь защите Свободных Земель.

— Каменный Пес, — приказал Хоррок, — ты отвечаешь за рыцаря. Проследи, чтобы он остался в живых.

Молодой ранен проворчал что-то, но не стал спорить и взял у мальчишки кусок влажной ткани.

— Эти раны нужно зашивать, Хоррок, — сказал Каменный Пес, опустившись на колени у тела раненого, по-прежнему не приходившего в сознание.

— Ты умеешь обращаться с иглой, парень. Давай, приступай к делу, — приказал капитан Отряда Призраков. — А вы двое, — он указал на Хасима и Бронвин, — ступайте за мной.

— Скромная аристократка, лишившаяся своих земель, идет первой, — негромко сказал Хасим, обращаясь к Бронвин, и преувеличенно вежливо поклонился.

Бронвин бросила на него суровый взгляд; она хотела дать ему понять, что не оценила его попытку пошутить. Хоррок провел их через просторный холл, мимо раненых людей, лежавших прямо на полу на тюфяках. Многие раны были легкими — неглубокие порезы и уколы длинных мечей Красных рыцарей. Несколько выглядело более серьезно — у несчастных были отрублены руки или ноги, виднелись глубокие, почти смертельные раны. Женщины Отряда умело ухаживали за ранеными, и на Бронвин произвела впечатление эффективность их действий. Они отдавали приказы по-военному четко, и здоровые мужчины, оставшиеся в подземелье, безотказно выполняли их и помогали перевязывать раны своих товарищей. Пожилые женщины готовили какие-то отвары и припарки, издававшие странный землистый запах. Бронвин поняла, что гибель жреца, способного быстро исцелять больных, создала для Отряда Призраков большую проблему.

Ранены едва замечали присутствие Бронвин и Хасима, лишь поднимали головы, чтобы кивнуть Хорроку, затем возвращались к своей кровавой работе. Капитан отряда раненов провел гостей через главный зал, затем по узкому каменному коридору, освещенному свечами в стеклянных шарах и украшенному всевозможными трофеями. Известно было, что Свободные Отряды забирают у поверженных врагов разные предметы в качестве напоминания о том, что следует всегда быть настороже; и женщине из народа ро этот коридор показался мрачным зрелищем.

На стенах висело множество сломанных длинных мечей, некоторые — невероятно древние. Несколько расплющенных комплектов доспехов было приколочено к стенам, и Бронвин пришла в смятение, разглядев их цвета. Очевидно, в свое время Отряд Призраков перебил немало служителей различных церковных орденов. Хотя чаще всего попадался красный цвет, Бронвин заметила пурпурные доспехи, коричневые одеяния и один комплект черных лат — даже служитель смерти когда-то пал под топором ранена.

Хоррок остановился у массивной двери, явно повешенной здесь относительно недавно, и, пошарив в кармане туники, извлек большой железный ключ. Когда он открыл дверь, Бронвин снова услышала шум дождя и увидела каменную лестницу, ведущую наверх, в руины крепости Ро Хейл.

— Некоторые вещи выглядят иначе, если взглянуть на них с большой высоты, — заметил Хоррок, не оборачиваясь, и начал подниматься по ступеням.

Бронвин и Хасим последовали за ним и вскоре очутились на полуразрушенном балконе огромного каменного здания; балкон выходил на тот участок, где когда-то возвышалась северная стена города. Дождь до сих пор не прекратился, но навес защищал балкон от потоков воды. Здесь с удобством могли бы расположиться больше десятка человек; виднелись несколько стульев, большой каменный стол и открытый буфет с бутылками.

— Что вы, южане, пьете: эль, вино или что-нибудь покрепче? — спросил Хоррок, усаживаясь на самый большой стул и пододвигаясь к буфету.

Хасим присел рядом с бутылками и начал выбирать среди различных напитков. Он взял большую бутыль, которая показалась Бронвин сделанной не из стекла, а из камня, и показал Хорроку.

— Это виски — «морозное пиво» из Волька. Такая бутылка в Ро Тирисе стоит небольшое состояние, — произнес он, и глаза его блеснули.

— Тогда я лучше его допью, пока ты его у меня не стащил, — сказал Хоррок, выхватил бутыль у Хасима и вытащил пробку.

Бронвин, усевшаяся напротив капитана, внезапно ощутила неимоверную усталость. Она потерла глаза, сделала несколько глубоких вдохов. Хасим положил руку ей на плечо, желая утешить ее, и сам занял место за столом.

— Мне кажется, госпожа, сейчас ты в большей безопасности, чем за последние несколько недель, — мягко произнес он. — Глоток спиртного не повредит. Здесь есть хорошее красное вино из Дарквальда.

— Эта бутылка — единственная из всех, которую я приобрел за деньги, — перебил его Хоррок, и Бронвин снова не поняла, шутит ли вождь раненов или нет.

Каждый выбрал себе напиток по вкусу, и через несколько минут дождь уже перестал раздражать их, а шум его представлял собой приятный аккомпанемент заслуженному отдыху. Бронвин медленно потягивала из бокала густое красное вино, Хасим пил каресианский пустынный нектар прямо из бутылки, а Хоррок потихоньку потягивал крепкое «морозное пиво» из Волька.

— Ну что, теперь мне, наверное, следует задавать вам вопросы? — неожиданно заговорил Хоррок. — Или мы просто сделаем вид, что я их уже задал, а вы расскажете мне свою историю от начала до конца?

Бронвин кивнула Хасиму, давая знак начинать.

— Вообще-то все очень просто; Алдженон Слеза отправил меня в Канарн с целью выяснить, зачем туда приехала каресианская волшебница. — Он опустил взгляд и продолжал: — Похоже, ее цель — руководить разграблением города, убийствами и заключением в тюрьму его жителей. — В голосе его прозвучала печаль. — Однако я выяснил это слишком поздно… и примерно в то же время понял, что эта шлюха соблазнила командира Красных рыцарей.

Хоррок прищурился. Бронвин решила, что он прекрасно знал о нападении на ее родной город, но не об участии Семи Сестер. Ранены считали колдуний своими врагами и поэтому были против их присутствия на своей территории. Давным-давно орден Молота запретил Сестрам переступать границы Свободных Земель. Один Бог, казалось, был не так скор на гнев, как Рованоко.

— И ты рассказал об этом Слезе? — спросил Хоррок.

Хасим кивнул.

— Он дал мне туманный камень. Я воспользовался им после битвы, так что ему в общих чертах известно, что произошло.

Раненские туманные камни изготавливались изо льда, добытого глубоко в недрах Фьорлана, и северные лорды часто пользовались ими для связи на дальних расстояниях. Бронвин приходилось видеть такие штуки, и Магнус объяснял ей, что они дают возможность словам проходить сквозь пустоту Гигантов и достигать ушей того, для кого были предназначены. Очевидно, он счел это достаточным объяснением. Добавил только, что эти камни очень могущественные и каждый мечтает завладеть таким камнем.

— А меня больше интересует, как это у отряда Красных рыцарей хватило наглости войти в Ро Хейл и отдавать здесь приказы. Согласны они с этим или нет, это не Тор Фунвейр. — Хоррока явно оскорбило появление людей ро на территории, контролируемой Призраками. — Сколько рыцарей захватили город? — спросил он.

— Рыцарь по имени Риллион привел с собой пару сотен Красных. Однако грязную работу выполняли наемники — один подонок по имени Певайн и его садисты.

Хоррок бросил на каресианца заинтересованный взгляд.

— Я слышал об этом Певайне. Он помогал Рулагу Медведю, когда тот захватил Джарвик… это не человек, а последний негодяй. — Хоррок сделал большой глоток пива и, глубоко задумавшись, посмотрел на руины Ро Хейла.

Бронвин воспользовалась паузой, чтобы поудобнее откинуться на спинку стула. Вино оказалось крепким, и усталость навалилась на девушку. Хасим тоже выглядел утомленным, но тем не менее был настороже, а у Бронвин уже не осталось сил. Все это было так ново для нее: побег, ночевки под открытым небом, жестокая битва… и сейчас ей хотелось только одного — спать.

Она посмотрела на капитана Отряда Призраков, сидевшего напротив. Это был закаленный в боях воин, высокий, широкоплечий, покрытый многочисленными шрамами, но Бронвин почудилась в его взгляде какая-то неуместная задумчивость. Он приказал оставить Вереллиана в живых, что возмутило до глубины души многих раненов, и она подумала, что капитан Хоррок Зеленый Клинок из Отряда Призраков достиг своего положения не только силой, но и умом.

— Итак, все мои люди, оставшиеся в крепости, мертвы… а отец Магнус? — спросил он, не глядя на гостей.

— Я подозреваю, что в этом и состоит причина нападения Вереллиана. Он знал, что все ранены, оставшиеся в Канарне, убиты людьми Певайна. Магнуса оставили в живых по какой-то причине — похоже, по настоянию волшебницы, — но, когда меня увозили оттуда, он был еще жив и здоров, — сказал Хасим.

— Надеюсь, этот красный, как его там, сумеет рассказать нам, что затеяли эти ублюдки… если… придет в себя. — Хоррок снова сделал большой глоток.

На сегодня разговор был закончен.

Глава втораяСэр Уильям из Вереллиана в руинах Ро Хейла

 Уильям приходил в сознание медленно, голова дико болела, перед глазами все плыло, временами он снова проваливался во тьму. Он ощущал привкус крови на губах, правая рука онемела, спина и грудь болели. Ему было холодно, и он понял, что с него сняли латы и поножи. Над ним висел какой-то фонарь, а рядом сидел молодой ранен и смотрел на большую белую повязку на груди Уильяма.

Поблизости виднелась другая фигура, и Уильям мог смутно различить, что это женщина и что она держит что-то в руках. Он хотел было заговорить, но смог издать лишь едва слышный стон, а затем на него накатила волна страшной усталости. Женщина подняла то, что держала в руках, и на голову раненого Красного рыцаря обрушилось ведро ледяной воды.

— Ну что, теперь я вижу, что наш красный еще жив, — произнес человек, сидевший на корточках рядом с ним.

Уильям выплюнул воду, попавшую в рот и нос, и перед глазами начало кое-что проясняться. Он находился в каменном подземелье, в окружении других раненых, и люди в синих плащах Призраков бегали туда-сюда с ведрами и кипами перевязочного материала. Насколько сумел разглядеть Уильям, он был здесь единственным рыцарем, и отчаяние охватило его при мысли о том, что все его воины погибли.

— Только не вздумай шевелиться, — предупредила женщина, — ты и без того весь пол кровью залил.

Это была женщина лет пятидесяти из народа раненов. В чертах лица у нее имелось что-то общее с молодым воином-Призраком, который сидел на корточках, и Уильям подумал, что они, наверное, родичи.

Он находился в стороне от других раненов, лежавших на полу, и поймал на себе их ненавидящие взгляды.

— Я хочу пить, — слабым голосом произнес он. — Из чашки, а не из ведра, если это возможно.

Услышав это, молодой ранен хмыкнул.

— Принеси ему воды, Фрейя. Лучше в золотом кубке или что там еще достойно рыцаря Тор Фунвейра.

Женщина ушла, и Уильям потерял ее из виду в толпе воинов.

— Не заблуждайся насчет меня, Красный человек. Я спас тебе жизнь только потому, что мне приказал капитан. Я бы с радостью отрубил тебе голову, — заявил молодой ранен.

Уильям попытался изменить положение и приподняться, опершись на локти. Он заметил, что его правая рука перебинтована, и смутно вспомнил, что брошенный топор отрубил ему несколько пальцев. Боль была тупой, и настоящий воин не обратил бы на нее внимания, но Уильям расстроился из-за того, что повреждена именно правая рука.

Он медленно пополз к стене, чтобы опереться на нее спиной. Ранен протянул ему руку, и Уильям подумал, что это странно, если вспомнить его недавние слова; очевидно, юноша просто решил выполнять приказ капитана.

— Как твое имя, человек-Призрак? — спросил Уильям, пытаясь показать, что он благодарен противнику за перевязку ран.

— Меня зовут Мика, по прозвищу Каменный Пес. А ты… кто-то там из Веллериана? — спросил он, неправильно произнося название поместья.

— Сэр Уильям из Вереллиана, капитан Красных рыцарей. — Он произнес это просто, обычным тоном, зная, что в Свободном Отряде его титулы ничего не значат. — Я буду жить?

— К сожалению, да. Похоже, я действительно неплохой врачеватель, хоть мне и стыдно за себя… Рана на спине неглубокая, но Хоррок разрубил твой нагрудник топором, и в ране остались осколки.

Уильям принялся прокручивать в памяти бой, начиная с атаки Фэллона и заканчивая ударом топором, который для него оказался последним в этой стычке. Он вспомнил, как сержанта Брачу стащили с лошади и обезглавили на каменных плитах двора, как Каллиса убили ударом топора по затылку. Он покинул Ро Арнон с отрядом из двадцати пяти человек, и все они, скорее всего, сейчас были мертвы, но Уильям все же сохранял надежду на то, что Фэллону удалось бежать. Его лейтенант был хитрой бестией, и Уильям сомневался в том, что тот ускользнул от противников.

— Зачем меня оставили в живых после того, как перебили всех моих воинов? — спросил он негромким, усталым голосом.

Каменный Пес подумал над ответом, разглядывая перевязанную правую руку Уильяма.

— Ты же был командиром, так? А значит, сможешь рассказать нашему капитану, почему ты решил нарушить мирный договор между нашими народами, заключенный двести лет назад.

Уильям хотел сразу же ответить, но неожиданно закашлялся, и снова неимоверная усталость навалилась на него.

После минуты мучительного кашля он проговорил:

— Я не нарушал никакого мирного договора. Мы приехали сюда в поисках беглянки, а ваши люди собрались нас перебить. Единственным шансом уцелеть было ударить первыми.

Каменный Пес усмехнулся.

— Значит, повезло тебе, что вы ударили первыми, — бесстрастно произнес он, напоминая Уильяму о том, что все его люди погибли.

Пожилая женщина вернулась с небольшой глиняной чашкой и подала ее Уильяму. Он взял чашку, но с трудом смог поднести ее ко рту и сумел отпить совсем немного. Посмотрел на свою уцелевшую левую руку и пожалел о том, что во время обучения в Ро Арноне не научился держать меч одинаково ловко в обеих руках. Теперь в его возрасте будет сложно приспособиться сражаться левой рукой. У него уже сложилась определенная манера боя, и он подумал, что, наверное, больше не будет таким серьезным противником, как прежде.

— Тебе повезло, Красный человек, — сказала женщина. — Этот мой мальчишка хорошо обучен врачеванию ран, и, поскольку твой воин убил нашего жреца, твоя жизнь висела на волоске, и мы едва смогли остановить кровотечение. — Она оглядела подземелье. — Большинство из наших оказались не такими везучими. Мы потратили драгоценные бинты на то, чтобы спасти тебе жизнь.

Уильям отпил еще глоток из чашки, чувствуя, как силы понемногу возвращаются к нему.

— Вам действительно так необходимо постоянно напоминать мне о том, что я ваш враг? О том, что мне повезло и обо мне позаботились? И о том, что вы оба предпочли бы видеть меня мертвым?

Каменный Пес и Фрейя переглянулись, затем расхохотались над словами Уильяма. Люди из Свободных Отрядов всегда славились своим особым чувством юмора и спокойным отношением к смерти. Можно сказать, они были печально известны способностью смеяться посреди кровавой резни.

— Разумеется, еще возможно, что Хоррок убьет тебя… если ему не понравится то, что ты скажешь, — фыркнул Каменный Пес.

— Я понятия не имею, каких слов он ждет от меня.

Уильям обладал определенным инстинктом самосохранения и, подобно любому Красному рыцарю, собирался дорого продать свою жизнь. Мысль о том, что его все-таки в конце концов казнят, беспокоила его, и он принялся обдумывать планы побега. Тем не менее многочисленные раны помешали бы ему сейчас передвигаться; он знал, что еще не скоро сможет ходить без посторонней помощи, а тем более бегать. Он смирился с тем, что попал в затруднительное положение, и успокоился на том, что пока, по крайней мере, ему предстояло остаться здесь.

Постепенно подвал опустел; мертвых уносили, тех, кого удалось спасти, уводили или уносили в другие комнаты обширного подземного лабиринта. У Уильяма не было ненависти к людям Отряда Призраков, и ему не нравилось то, что ему пришлось сражаться с ними. Его поставили в такое положение, что иного выбора не существовало. Да, эти люди были закаленными бойцами, но он понимал, что они не смогут выдержать организованной атаки, и, вспомнив событиях в Ро Канарне, он подумал, что им лучше бы бежать от армии Красных рыцарей. Эти люди явно не подозревали о предстоявшем вторжении на земли раненов, на которое смутно намекал командующий Риллион. Уильям начал размышлять о том, нужно ли рассказать об этом Хорроку или нет, и пришел к выводу, что это не будет предательством. Ведь если северяне уйдут без боя, то смертей будет меньше, а кампания закончится быстрее. Отряд Призраков не сможет удержать Травяное Море и выстоять под натиском королевской армии. Если они останутся и решат драться, дело закончится тем, что их всех перебьют.

Пока Уильям думал, он вдруг почувствовал, как веки его опускаются, ему отчаянно захотелось спать, несмотря на холодный пол и явно недостаточно укрывавший его плащ Отряда. Рыцарь настолько устал, что все это было ему безразлично.

Каменный Пес и Фрейя в последний раз осмотрели его повязки и вернулись к своим делам в руинах Ро Хейла. Уильяма оставили одного, но тяжелая деревянная дверь, ведущая к лестнице, была надежно заперта, и побег пока что исключался, и сэр Уильям из Вереллиана решил, что сейчас самое разумное — это поспать и попытаться восстановить силы.

Он внезапно проснулся от толчка; кто-то несильно стукнул его сапогом по ноге. Над ним с большим куском хлеба в руках стоял каресианский пленник, Аль-Хасим. Он был облачен в легкие кожаные доспехи, вероятно позаимствованные у людей Отряда, а также раздобыл где-то ятаган.

— Ешь, — сказал Хасим, бросая хлеб на колени Уильяму. — Он свежий, а тебе нужно, чтобы в животе было еще что-то, кроме кусков стали.

— Спасибо, — ответил Уильям, подняв взгляд на каресианца.

Он не знал, что думать об Аль-Хасиме. Он помешал наемникам пытать его в Ро Канарне и не видел от него никаких неприятностей во время путешествия на север, но все равно Хасим оставался преступником, а теперь еще связал свою судьбу с Отрядом Призраков.

— Мы в некотором роде поменялись местами, Хасим. — Он оторвал зубами кусок теплого хлеба.

Хасим указал на цепь, которую прикрепили к ноге Уильяма, пока тот спал. Цепь крепилась к стальному кольцу, вделанному в стену; это был прозрачный намек на то, что рыцарь теперь стал пленником.

— Я хочу еще раз поблагодарить тебя, Вереллиан. — Каресианец сел на каменный пол рядом с Уильямом. — Если бы ты и твои люди не взяли меня с собой на север, мне бы несдобровать.

— Ну а дальше что будет? — спросил Уильям у каресианца.

— Думаю, это зависит от тебя. Хоррок, как мне кажется, не торопится тебя убивать, однако ваше вторжение разозлило его. Это земли раненов, а не Тор Фунвейр.

Хасим, каресианец, находился еще дальше от родины, чем Уильям, и Красный рыцарь вдруг задумался о том, что побудило его совершить такое далекое путешествие на север.

— А ты каким образом замешан во все это, Хасим? — просто спросил Уильям.

Тот усмехнулся и предложил Уильяму бутылку с темной жидкостью:

— Это виски из Волька. Я стащил его у Хоррока. Выпей, тебе станет легче.

Уильям слышал о жителях Волька и их обычае изготовлять крепкие напитки в замороженных бочках, но, вступив в орден Одного Бога, он дал клятву не пить спиртного. Он слабо махнул рукой, отказываясь от предложенной выпивки.

— Ах да, вспомнил, твой бог предпочитает кровь спиртному, — сказал Хасим и сделал большой глоток из горлышка.

— Не надо читать мне мораль, каресианец. Мне приходилось драться с Псами, и мы оба знаем, что Джаа тоже обожает кровопролитие, когда у него бывает соответствующее настроение. — Уильям не склонен был мириться с лицемерием. — Отказ от алкоголя — это такая мелочь по сравнению с другими проблемами в этом мире.

— Ну ладно, ладно. Может, стоит поговорить о том, что у нас с тобой общего? Ни ты, ни я не принадлежим к народу раненов, и оба находимся в чужой стране, — доброжелательно сказал Хасим.

— Что верно, то верно, — подтвердил Уильям, не уверенный в том, к чему клонит каресианец.

— Итак, ты со своими воинами прискакал в Хейл и начал драку, — продолжал Хасим. — Тебе придется признать: у них не было выбора, точно так же как и у тебя.

— Больше двадцати моих людей убиты. Не жди, что я забуду об этом в ближайшее время. — Уильям был пленником, собирался бежать и по-прежнему считал раненов своими врагами.

— А как же жизни сорока или около того людей Отряда, которых вы изрубили своими мечами? Они что, не имеют значения? — возразил Хасим. — Ты один из немногих людей народа ро, от которых меня не тошнит, но перестань думать, что остальные по сравнению с вами пыль и прах. Все живут и умирают, Вереллиан: и ро, и ранены, и каресианцы, и даже… кирины. Наша кровь такого же цвета, как и ваша. — Он явно разозлился, и Уильям понял, что он, рыцарь, никогда по-настоящему не задумывался над тем, как смотрят на его народ другие народы.

Красный рыцарь оглядел подвал и увидел, как женщины смывают с пола кровавые пятна, оставленные ранеными. Около двери, которая вела наверх, во двор, сидела молодая женщина с окровавленными руками. Она просто сидела, глядя на свои багровые ладони широко раскрытыми глазами, и слезы катились у нее по лицу. В подвале находились и другие люди, они лежали или сидели, привалившись к стенам, и на их лицах застыло выражение боли и бесконечной усталости.

Уильям не впервые участвовал в битве, не впервые видел раненых и изувеченных людей, окровавленные повязки, крики и смерть, но никогда ему не доводилось видеть, как женщины горюют о смерти любимых или как люди пытаются спасти жизнь тех, кто вернулся из боя. Он видел только, как в его стране раненых исцеляют с божественной помощью Белые священники, как бережно обходятся с ранеными, давая им время полностью оправиться. Эти северяне обладали искусством врачевания, но их единственный жрец был мертв, а в случае серьезного ранения простая перевязка не всегда помогала спасти жизнь.

Он обернулся к Хасиму, слегка кивнул и негромко произнес:

— Ну хорошо, прошу прощения. Я просто не подумал. Все это так ново для меня.

— Ты никогда прежде не оказывался в плену? — удивился Хасим.

— Мне никогда не приходилось терпеть поражение в бою, не то что попадать в плен. Пару лет назад я получил несколько серьезных ран, но никогда не бывал в роли побежденного. — Уильям обнаружил, что положение пленного, потерявшего весь свой отряд, весьма и весьма неприятно.

— А я побывал в тюрьмах и подземельях не одной страны, так что попомни мои слова: сначала тебе станет еще хуже, но потом ты почувствуешь себя лучше. — Хасим снова протянул ему бутылку.

— Я пока еще не отказывался от своих обетов, каресианец, — ответил Уильям, снова отмахнувшись от спиртного. — Мой долг — попытаться сбежать отсюда и вернуться в Ро Канарн.

Хасим с любопытством посмотрел на Красного рыцаря:

— Оптимизм… я это уважаю, но только не наделай глупостей. Будет очень обидно, если тебя убьют по твоей же собственной вине после всех моих стараний сберечь твою жизнь.

Уильям снова привалился к стене и закрыл глаза. Он попытался вернуть себе хоть какую-то физическую силу, напрягая мышцы рук и ног, но по-прежнему ощущал усталость — Хасим слишком рано разбудил его.

— Где Хоррок? — спросил он.

— Скорее всего, спит, ведь он влил в себя половину этой бутылки, — ответил Хасим, показывая, что бутылка виски из Волька почти пуста. — Сейчас раннее утро, а вчера мы засиделись допоздна, обсуждая, как с тобой поступить. Может быть, ты будешь рад услышать, что Бронвин согласна со мной и считает, что тебе следует оставить жизнь.

— Она занесена в список Черных Стражей, как и ее брат. — Уильям понимал, что законы Тор Фунвейра здесь не действуют, но ему было легче, когда он мыслил как воин и думал о последнем приказе; смириться с поражением у него пока не получалось. — Если ничего не изменится, на землях ро она — преступница.

— Я уверен, что ей на это глубоко наплевать, Красный человек, — ответил Хасим и добродушно рассмеялся. — Оставлю тебе выпивку на случай, если ты вдруг передумаешь. — Он поставил бутылку виски на пол рядом с Уильямом. — А сейчас спи. Хоррок придет за тобой, когда ты ему понадобишься.

Он поднялся и, в насмешку отдав честь, оставил Уильяма одного.

С глубоким вдохом Красный рыцарь закрыл глаза и почувствовал, что погружается в сон. Он вынужден был взглянуть на последствия кровавого сражения глазами противника, и это заставило его о многом задуматься; сейчас Уильям ощущал себя ничтожным и униженным.

Он так и не пришел к решению насчет того, что следует рассказать Хорроку Зеленому Клинку. Если он сообщит капитану Отряда Призраков о готовящемся вторжении в Травяное Море, это ничего не изменит в его собственной судьбе, однако, возможно, поможет спасти немало жизней; с другой стороны, у него имелись вполне обоснованные подозрения насчет того, что ранены не станут уходить от армии рыцарей, останутся и будут сражаться.

Командующий Риллион, скорее всего, решит, что он убит. Если только Фэллон не доберется вовремя до Ро Канарна и не организует его спасение, в обозримом будущем он останется пленником. В конце концов Уильям пришел к некоему выводу. Он знал, что ему не придется в ближайшее время носить красные доспехи и идти в битву и никакая информация, полученная от него, не поможет раненам защитить свои земли от вторжения закаленных в боях рыцарей.

Уильям был рад тому, что Хоррок дал ему время отдохнуть. Пленник не питал иллюзий относительно милосердия человека из Отряда Призраков, но ему требовалось время для того, чтобы в голове прояснилось, чтобы немного вернулись силы, которых он лишился в результате полученных ран и большой потери крови.

Он просыпался каждые несколько часов и с каждым разом чувствовал себя бодрее. Все утро ранены ходили туда-сюда по залу, но, за исключением редких бранных слов или любопытных взглядов, обращенных в его сторону, капитана рыцарей оставляли в покое, хотя он был по-прежнему прикован цепью к стене, и, кроме Хасима, никто не принес ему никакой пищи. Несколько раз на глаза Уильяму попадался Мика Каменный Пес, который поднимался наверх, в развалины крепости, и Фрейя дважды приходила проверить его повязки.

Уильям сильно мерз, и он неустанно напоминал себе, что никогда не бывал так далеко на севере, в Травяном Море раненов, и что он чужак на Свободных Землях. Он вспомнил Ро Арнон, вспомнил ощущение уверенности в себе и безопасности, которое всегда принимал как должное, будучи Красным рыцарем. Он вспомнил Фэллона и своих павших товарищей; скорее всего, сейчас их тела свалены в кучу на погребальном костре. Он не желал признавать того, что потерпел поражение и попал в плен, и очень нелегко было рыцарю принять свое теперешнее жалкое положение после многих лет побед. Однако сильнее всего Уильяма тревожило возраставшее сочувствие к простым людям из Отряда Призраков. Уильям принадлежал к церкви Одного Бога, и ему никогда не приходило в голову задуматься о том, что происходит с врагами Красных рыцарей; и теперь вид окровавленных и умирающих воинов, вид несчастных женщин, пытающихся спасти мужей и братьев, потряс его до глубины души.

— Встать можешь? — раздался у него над ухом голос Каменного Пса.

Уильям пошевелил ногами и ощупал рану на груди, затем ответил:

— Вроде бы да.

— Значит, вставай. Хоррок хочет с тобой поболтать, — сказал юноша, извлекая большой железный ключ и снимая замок с цепи Уильяма.

— А это ты не собираешься снимать? — Уильям указал на железный обруч, охватывавший его ногу.

— Нет. Если тебе позволить свободно разгуливать, ты можешь натворить глупостей, — добродушно усмехнулся Каменный Пес.

— Не волнуйся, я прекрасно могу натворить глупостей даже с цепью на ноге. Моему отцу каресианский Пес отрубил обе ноги, и он еще много лет после этого продолжал делать глупости. — Уильям не пытался проявить дружелюбие, однако, по своей воле или нет, Каменный Пес спас ему жизнь и поэтому был достоин хотя бы вежливого обращения.

— Значит, тупость у вас в семье передается по наследству, Красный человек… Возможно, у меня все-таки появится шанс тебя прикончить. — Эта мысль явно нравилась молодому воину.

Уильям тяжело поднялся на ноги, и его тут же вырвало прямо на пол, все тело пронзила острая боль. Это было не слишком приятно, но Уильям сразу же почувствовал себя лучше, несмотря на смех Каменного Пса.

— Это так у вас, могущественных церковников, принято бежать из плена — блевать на своих врагов? — ухмылялся он от уха до уха.

— Ага, это первый этап, — ответил Уильям, сплевывая на пол, чтобы избавиться от отвратительного привкуса во рту.

Каменный Пес взял конец цепи, прикрепленной к кандалам Уильяма, и подергал за нее.

— Давай, мой мальчик, пойдем прогуляемся. — Ему явно нравилось демонстрировать власть над Красным рыцарем.

— Не надо меня дразнить, ранен; пока что я не собираюсь делать глупостей, но могу передумать, если ты снова заговоришь со мной, как с собакой, — произнес Уильям с угрожающей усмешкой.

На мгновение во взгляде молодого ранена промелькнул страх, затем он отвернулся и повел Уильяма из Вереллиана прочь из подвала, в котором рыцарь пролежал, прикованный цепью, почти двенадцать часов.

Они шли по длинному коридору, стены которого были увешаны экзотическими и более привычными предметами оружия. Здесь имелись и комплекты доспехов, и геральдические плащи рыцарей, и Уильям нахмурился, заметив среди трофеев латы священнослужителей и рыцарей; очевидно, вчера был не первый раз, когда ранены сошлись в бою со служителями церкви Одного Бога.

Каменный Пес провел пленника по коридору, они открыли тяжелую дверь и начали подниматься по лестнице. Уильям услышал наверху чьи-то голоса и заметил дневной свет. Он довольно долго пробыл в подвале без окон, и глаза его отвыкли от света солнца.

Добравшись до верхней ступени лестницы и очутившись на каменном балконе, Уильям прикрыл глаза раненой рукой. Когда глаза его привыкли к яркому свету солнца, уже не дававшего тепла, он взглянул на развалины города Ро Хейл. Зрелище это было не из приятных.

Когда-то, очень давно, это была довольно большая крепость Красных рыцарей, и отсюда командиры руководили захватом земель раненов. Прошло несколько веков, и крепость удерживали предки герцога Эктора во время печально известной осады — тридцать дней им удалось выстоять против Свободных Отрядов.

Сейчас это были всего лишь каменные развалины, и уцелело только несколько полуразрушенных зданий. Уильяму стало понятно, почему Отряд Призраков жил под землей. Они хорошо знали город и могли появляться и исчезать среди руин в любой удобный момент.

На балконе в небрежных позах расположились капитан Хоррок, Аль-Хасим и леди Бронвин. Здесь присутствовали также два человека из Отряда, которых Уильям прежде не видел. Все были вооружены и облачены в доспехи. Синие глаза Хоррока показались Уильяму еще более проницательными при свете дня. Бронвин нашла себе кожаные доспехи и сейчас скорее походила на раненскую женщину-воина, нежели на аристократку из Тор Фунвейра. Аль-Хасим демонстративно зевнул, откинувшись на спинку стула.

— Садись, Красный человек, — почти дружеским тоном предложил Хоррок.

Каменный Пес бросил цепь Вереллиана одному из воинов и ушел. Вереллиан сделал вывод, что молодой ранен не принадлежал к верхушке Отряда Призраков, хотя до сих пор он не слышал упоминаний каких-либо званий, кроме капитана Хоррока.

Теперь цепью Уильяма небрежно поигрывал человек с топором, прислонившийся к перилам балкона. Он не натягивал цепь, не пытался ограничить движения рыцаря, просто жестом велел ему занять один из деревянных стульев.

— Мое имя — Уильям из Вереллиана, — произнес рыцарь, садясь осторожно, чтобы не потревожить свои раны.

— И что с того? — спросил Хоррок.

— То, что я предпочитаю свое имя, а меня постоянно называют «Красным человеком». — Уильям взглянул прямо в глаза командиру и постарался своим видом и выражением лица дать понять, что, хоть он и пленник, не собирается унижаться перед победителями.

— Справедливо, — сказал Хоррок без всякого намека на издевку. — Итак, Уильям из Вереллиана, как ты себя чувствуешь?

Красный рыцарь издал короткий смешок и расставил в стороны руки, чтобы продемонстрировать раны. Он по-прежнему был одет лишь в шерстяные штаны и плащ, и поперек его груди виднелась широкая повязка.

— Твой топор рассек мой нагрудник, но, если ты дашь мне время выздороветь, если не тревожить рану, я буду жить. — Затем он взглянул на свою изуродованную руку и закончил: — Хотя сомневаюсь, что в ближайшее время мне придется извлекать из ножен меч.

Раненский воин, которого Уильям не знал, насмешливо фыркнул, услышав эти слова, и сказал:

— Твой меч случайно разломился на куски, когда уносили мертвые тела из двора, Красный человек.

Ранены рассмеялись, но ни Хасим, ни Бронвин даже не улыбнулись, а Хоррок лишь мельком усмехнулся.

— Это Хаффен Краснолицый, мой заместитель. Он здесь для того, чтобы убить тебя в случае, если я сочту это необходимым. — Взгляд пронизывающих синих глаз был непроницаемым.

— И что я должен сделать для того, чтобы умереть? — с каменным лицом спросил Уильям.

Хасим и Бронвин одновременно посмотрели на Хоррока, и Уильям догадался, что ни чужестранец, ни девушка не желали смерти рыцаря.

— Ничего особенного. Возможно, я убью тебя, возможно, и нет, — спокойно произнес капитан Отряда Призраков, — я стараюсь не торопиться с решениями, имея дело с ро… но у Хаффена просто руки чешутся, так ему хочется отрубить тебе голову.

И, словно для того, чтобы подчеркнуть эти слова, Хаффен зловеще взглянул на Уильяма и позвенел цепью.

— Ну что ж, я собираюсь дожить до завтрашнего утра, — произнес Уильям, по-прежнему глядя в глаза Хорроку.

— Давайте, если никто не против, покончим с пустыми разговорами, — сказала леди Бронвин. — Сэр Вереллиан, я знаю, что вы получили приказ схватить меня, и, судя по словам Хасима, вы человек чести; однако вы, рыцарь Тор Фунвейра, находитесь на территории Свободных Земель раненов, поэтому… прошу вас, расскажите мне, что сэр Риллион собирается сделать с моим родным городом. — Голос ее слегка дрогнул, и Уильяму на мгновение стало жаль молодую женщину. Отец ее был мертв, брат стоял вне закона, и ее дом практически уничтожен.

— Дело не в Риллионе и не в Ро Канарне, — произнес Уильям, опустив взгляд. — Дело в короле.

Эти слова немедленно привлекли внимание всех присутствующих, даже Аль-Хасима, который, должно быть, уже подозревал о роли короля Себастьяна Тириса в последних событиях.

— Говори яснее, Вереллиан, — сказал Хасим. — Короля не было в городе, когда мы уезжали.

— Не было, но я знаю, что он скоро туда приедет. Прибыла его стража, и, если верить слухам, король собирается вторгнуться в Травяное Море. — Уильям не сомневался в своих словах, но у него не было неопровержимых доказательств, поэтому он сказал все, что знал, как можно проще и короче.

Хоррок подался вперед. С вечера битвы Уильям впервые увидел на его лице какие-то эмоции. Два других ранена не сводили с рыцаря глаз, а Бронвин ахнула от изумления.

— Он не может совершить такую глупость, — медленно произнес Хоррок. — Погибнет масса народа, вот и все. Какая ему от этого польза?

— Ни король, ни Риллион не посвящают меня в свои намерения, но я не удивлюсь, если в это дело замешана каресианская ведьма, — ответил Уильям.

Хоррок и Бронвин одновременно посмотрели на Хасима, а Уильям подумал, что каресианцу присутствие волшебницы нравится не больше, чем ему самому. Аль-Хасим слегка кивнул, затем обратился к Уильяму:

— Я знал, что она подчинила своей власти Риллиона, но завоевывать земли раненов… Какова в этом выгода? — спросил каресианец.

— Никакой выгоды, — ответил Хоррок, который не мог понять, зачем королю нарушать мирный договор. — С одной стороны у него будет Алдженон, с другой — Свободные Отряды. Даже если он победит, то потеряет тысячи воинов и все равно застрянет на Глубоком Перевале, когда придет зима.

Уильям решил рискнуть и перебил капитана.

— Если вы верите, что я человек чести, — заговорил он, бросив взгляд на Хасима и Бронвин, которые явно готовы были это подтвердить, — тогда поверьте моим словам. Король Тирис намерен напасть на вас, и, насколько я понимаю, он сам выступит во главе огромной армии, состоящей из рыцарей, священнослужителей и мелких землевладельцев из Дарквальда и Охотничьего Перевала; у него нет недостатка в людях, которых можно погнать на войну.

Уильям смолк, пока остальные обменивались различными замечаниями, спорили о том, как и почему король Тор Фунвейра собирался совершить подобное безрассудство. Уильям по позе Хасима и его молчанию, а также по встревоженному выражению его смуглого лица догадался: кроме него самого, только каресианец понимает, что за всем этим стоит Амейра, Повелительница Пауков.

Хоррок молчал, сидя на своем месте, пока Хаффен Краснолицый выкрикивал угрозы в адрес короля Себастьяна Тириса. Капитан Отряда Призраков позволил ему отвести душу, затем резким движением руки велел замолчать.

— Хаффен, довольно. У нас полно дел, нужно готовиться к обороне, — сказал он, очевидно, обдумывая что-то.

Как и боялся Уильям, похоже было, что Отряд Призраков не планировал отступать в безопасную восточную часть Свободных Земель или на север, в Хаммерфолл или Фьорлан. Хоррок явно не намерен был покидать руины Ро Хейла или земли Отряда Призраков и без боя оставлять их Красному ордену.

— Вы можете отступить, — неуверенно произнес Уильям.

Трое раненов замолчали и уставились на него.

— Заткнись, Красный человек! — взревел Хаффен. — Ты уже сказал все, что от тебя требовалось. — И он обернулся к Хорроку. — Что мне делать с ним, капитан: отвести его вниз и приковать или, может быть, все-таки раскроить ему череп?

К изумлению Уильяма, Хоррок поднялся и с силой ударил Хаффена по лицу, и в уголке рта воина выступила кровь.

— Успокойся, — ровным голосом произнес Хоррок, сохраняя бесстрастное выражение лица.

Могучий ранен с пристыженным видом уставился в пол.

— Сожалею, Хоррок. Я разозлился и позволил себе не сдержаться. Этого больше не повторится. — Стоя так, со склоненной головой, Хаффен походил на ребенка, которого отругали старшие.

— Ладно, забудь об этом, просто держи себя в руках и делай, как я говорю. Ты меня понял?

Тот кивнул. Очевидно, люди Отряда Призраков питали большое уважение к своему капитану, и это было видно по их лицам всякий раз, когда они разговаривали с ним, но Уильям все равно не уставал поражаться организацией Свободного Отряда. Здесь не было званий, кроме капитанского, и дисциплина держалась на взаимном уважении и необходимости работать вместе. Эти порядки в корне отличались от насильственных методов, процветавших среди слуг церкви ро, а также от суровой жизни воинов Красного ордена, которым приходилось постоянно склонять головы и отдавать честь.

Хоррок повернулся к Уильяму и так же негромко ответил:

— Да, сэр Вереллиан, мы могли бы отступить. Но мы этого не сделаем до того момента, пока я не узнаю больше, чем знаю сейчас.

Он явно не собирался объяснять свои слова и действия Уильяму и, обратившись к Хаффену, сказал:

— Отправь гонца к Йохану Длинная Тень в Южный Страж. Он должен собрать Алый Отряд и скакать на запад. Расскажи ему о том, что мы узнали. Я буду ждать разговора с ним посредством туманного камня.

Хаффен стоял, слушая приказ капитана. Когда все стало понятно, он кивнул и быстро ушел, нарочно не глядя на Уильяма.

Затем Хоррок обратился к другому человеку и произнес таким же спокойным тоном:

— Это займет больше месяца, но скачи как можно быстрее в Ранен Гар, к Отряду Серого Леса. Остановись у Глубокого Перевала, пусть люди сообщат обо всем в Фьорлан. Иди.

Второй ранен отправился выполнять приказание, и Хоррок неторопливо уселся на стул. Хасим по-прежнему пребывал в глубокой задумчивости, а леди Бронвин, казалось, была в отчаянии, словно мир рушился вокруг нее.

Уильям, храня молчание, просто смотрел с балкона на развалины города. Ро Хейл был не слишком привлекательным и крупным призом, но захват его важен для армии. Это единственное место к северу от Канарна, откуда можно успешно руководить вторжением на север, и его завоевание будет иметь огромное символическое значение для обеих сторон.

Отряд Призраков мог причинить противнику огромный ущерб, если армия просто въедет в город, но ранены вряд ли победят, если крупные силы рыцарей окружат руины и начнут осаду. Если ро займут Хейл и хоть частично восстановят крепость, их будет очень трудно изгнать отсюда, даже если люди Фьорлана придут с севера, как это случилось двести лет назад, прежде чем Ро Хейл сменил хозяев. С тех пор на эту крепость нападали, ее обороняли много раз, но последние пятьдесят лет это место принадлежало раненам. Эктор, герцог Канарна, и его отец были мирными правителями, они поддерживали добрососедские отношения со Свободными Отрядами и соблюдали мирный договор.

— И что же нам с тобой делать?.. — внезапно произнес Хоррок, поднял голову и впился взглядом в лицо Уильяма, который рассеянно потирал бритую голову.

— Я ничего не прошу, если ты, конечно, не собираешься меня отпустить, — со слабой улыбкой ответил рыцарь.

Загадочного ранена не позабавило это замечание, и мгновение спустя он обернулся к леди Бронвин:

— Он пришел сюда за тобой. Возможно, именно тебе принадлежит последнее слово относительно его судьбы.

Бронвин чувствовала себя явно не в своей тарелке, когда на нее свалилась необходимость решать вопрос о жизни или смерти человека, и невольно посмотрела на Аль-Хасима; тот лишь развел руками, показывая, что от него в этом деле мало помощи.

— Я не хочу больше смертей, — тихо сказала она, — но отпустить его мы не можем. Ему просто дадут другой отряд, и вам все равно рано или поздно придется снова взять его в плен или убить.

— Мудрые слова, — заметил Хоррок.

— Итак, мы оставим его в качестве пленника? — неуверенно спросила она.

Хасим наклонился вперед и слегка покровительственным тоном произнес:

— Он же дал тебе право решать, госпожа. Тебе не нужно никого спрашивать.

— Мне не нужны твои комментарии, каресианец! — властно отрезала она.

Хоррок рассмеялся.

— Сразу видно, эта девушка — аристократка, — произнес он и посмотрел на Уильяма. — Госпожа Бронвин из Канарна сказала свое слово, теперь скажи ты, пленник Отряда Призраков.

Уильям покачал головой, слушая этот разговор:

— Это я уже понял, но спасибо за повторное разъяснение.

— Разница заключается в том, сэр Вереллиан, что теперь тебе не нужно бояться, что я или кто-либо из моих людей убьет тебя из минутной прихоти, — сказал Хоррок, словно это имело громадное значение для пленного.

— А если я дам вам слово, что не буду пытаться бежать, вы снимете с меня цепь?.. И, может быть, дадите мне какую-нибудь подходящую одежду? — спросил Вереллиан.

— Нет, не снимем, — серьезно ответил Хоррок.

— Ясно. — Уильям смирился с судьбой, хотя, разумеется, предпочел бы, чтобы с ним обращались с должным уважением к его рангу. — Не уверен, что вы представляете себе, как холодно здесь, на севере, а этот плащ совсем не греет.

Хасим вмешался:

— Я могу найти тебе внизу тунику или что-то вроде того, но никаких доспехов… хотя ты уже и сам наверняка об этом догадался, — добавил он.

Хоррок осмотрел рыцаря Красного ордена с головы до ног, отметил, что прежде он брил голову и бороду.

— Ты должен отпустить бороду, как настоящий мужчина, это поможет защититься от холода. — И снова по его тону Уильям не мог бы сказать, говорит капитан серьезно или шутит.

— Ну что ж, предполагаю, у вас тут не найдется бритвы, так что решение насчет бороды уже принято за меня, — криво усмехнулся рыцарь.

— Ты будешь меньше похож на ястреба, и мои воины перестанут обращать на тебя внимание. Большинство из них с детства усвоили, что нельзя доверять людям ро и людям, которые бреют бороду, поэтому тебе не доверяют вдвойне, — заявил Хоррок и взял бокал с каким-то напитком, стоявший рядом на низком столике. — Хасим, если ты не против выполнить мою просьбу, пойди с рыцарем и проследи, чтобы ему нашли приличную одежду. Мне нужно поговорить с ее светлостью наедине.

Хасим кивнул и, прежде чем подняться, положил руку на плечо Бронвин, желая успокоить ее; затем он поднял цепь, прикованную к ноге Уильяма.

Когда рыцаря вели обратно в недра разрушенного здания, он подумал, что следует помолиться. Его учили всегда в тяжелые минуты обращаться к Одному, но сейчас он не мог молиться. За последний день ему довелось наблюдать такие вещи, каких не должен видеть Красный рыцарь, и вера его была поколеблена.

Глава третьяМагнус Рагнарссон, по прозвищу Вилобородый, в городе Ро Канарн

 Магнус потерял счет дням, проведенным в грязной камере, но, судя по всему, прошло по меньшей мере недели две. Уильям из Вереллиана, прежде чем отправиться на север на поиски Бронвин, приказал приносить заключенному воду для мытья, и эта роскошь, чистая вода каждый день, делала жизнь Магнуса в тюрьме более или менее сносной.

Кастуса, тюремщика, не слишком волновало стремление Магнуса к чистоте, но синяк под глазом, полученный от лейтенанта Вереллиана, исчез только через несколько дней и служил для него мотивацией выполнять приказ. Тюремщик даже начал кормить заключенного по-человечески, а не просто швырял пищу на пол.

Магнус устал и ослабел, изнывая в тесной камере, где нельзя было заняться физическими упражнениями, нельзя было даже нормально спать, вытянувшись во весь рост. У него болели плечи, в горле першило от постоянного вдыхания пыли и пепла погребальных костров, горевших на площади прямо у него перед окошком. Сэр Риллион жестоко обращался с побежденными и пообещал мучительную смерть любому, кто вздумает попробовать сопротивляться. И теперь, спустя две недели после поражения, Ро Канарн изменился до неузнаваемости и превратился в город-призрак.

Коричневую часовню не тронули, и брату Ланри позволили выходить в город, чтобы помогать людям. Те, кто прятался в домах во время сражения, начали показываться на улицах, но продуктов катастрофически не хватало, поскольку все лавки и рынки были закрыты, склады разрушены и разграблены наемниками. Священник сразу же начал организовывать справедливое распределение оставшегося продовольствия. Возможно, при этом ему пришлось столкнуться с упрямством наемников, но даже эта мразь не осмелилась бы лишить жизни служителя Одного Бога.

Магнус многое видел из окна своей камеры и в целом представлял себе действия Риллиона. Тот предоставил наемникам сэра Халлама Певайна творить самые отвратительные мерзости, и Магнус считал, что командующий армией трус и мерзавец, если закрывает глаза на действия этого отродья. Сами рыцари не стали бы пытать, убивать и насиловать жителей захваченного города, но спокойно позволяли своим союзникам совершать все это.

Темница, в которой томился Магнус, за эти две недели опустела. В городе сражаться больше было не с кем, и от нечего делать наемники начали допрашивать, пытать и убивать стражников герцога, так что Магнус остался почти один на этаже, где находилось еще несколько десятков камер. Сначала забрали командиров стражи; люди Певайна выволокли их из камер и, привязав к деревянным столбам на площади, сожгли заживо. Последнего казнили несколько дней назад — без всякой причины, лишь для того, чтобы развлечь наемников. Командиров и рядовых воинов армии Канарна ждала та же участь, за исключением того, что их жгли по трое или четверо, и крики умирающих причиняли Магнусу невыносимую душевную боль. Он понимал, что теперь, когда отряд Вереллиана покинул город, Певайну и его наемникам нечего опасаться. Остальные рыцари Красного ордена постепенно перестали показываться на улицах. Магнус думал, что Риллион по какой-то причине приказал им не выходить за ворота замка и оставил город на растерзание наемникам; и теперь один лишь старый Коричневый священник защищал мирных жителей.

Размышления Магнуса были прерваны какими-то звуками, раздававшимися в начале коридора, и он различил уверенные шаги людей, закованных в железные доспехи. Там явно был не только Кастус со своими помощниками, и Магнуса охватило дурное предчувствие. Допрашивать здесь было больше некого, по-видимому, его час наконец настал. Магнус даже обрадовался возможности предстать перед Рованоко в его ледяных чертогах, лежащих за пределами мира людей.

Первым перед дверью появился рыцарь по имени Нейтан из Дю Бана, жалкий червь, насчет которого Вереллиан предупреждал ранена. Следом шел Рашабальд, палач, а за его спиной мелькали Кастус и его люди.

— Магнус Вилобородый из Фредериксэнда, брат Алдженона Слезы и вражеский жрец, — начал Нейтан, глядя на заключенного из-под светлых волос, развевавшихся на сквозняке, который постоянно гулял в тюремном коридоре. — Тебя желает видеть главнокомандующий лорд Риллион.

Магнус шагнул к зарешеченному оконцу и рассмотрел рыцаря. Тот был, без сомнения, настоящим воином, как и палач, но лица обоих выражали самодовольство, скорее всего, ни тому, ни другому не приходилось испытывать настоящих трудностей и сражаться за место под солнцем. Оба происходили из богатых семей, принадлежали к благородному классу рыцарей, и доспехи их были украшены множеством знаков отличия и геральдическими эмблемами. Они не принадлежали к служителям Пурпурной церкви, но по отношению к простым людям обладали почти такой же властью, и, вероятно, они пришли за ним лично не просто потому, что он был известен своей физической силой.

— Итак, сегодня мне предстоит умереть? — угрюмо спросил Магнус.

Нейтан ухмыльнулся, а Рашабальд рассмеялся. Кастус засмеялся было тоже, но суровые взгляды рыцарей заставили его замолчать. Магнус с удовлетворением отметил, что этого слугу Красного ордена презирает даже его собственное начальство.

— Я так не думаю, ранен. Хотя… лорд Риллион не делится со мной своими соображениями, поэтому все возможно, — ответил Нейтан. — Тебе предстоит сыграть роль военного трофея, символа нашей великой победы над предателями Канарна.

Магнус бросился вперед, вцепился своими могучими руками в прутья решетки и устремил ненавидящий взгляд на Нейтана. Рыцарь даже не вздрогнул, лишь улыбнулся, словно увидел нечто занятное, но Рашабальд и Кастус буквально подскочили на месте от неожиданности.

— Почему меня пытают эти рабы? Неужели я не заслужил достойной, почетной смерти? — Магнус обратил эти слова к небу, он буквально прокричал их в гневе.

Нейтан обернулся к Рашабальду:

— Видишь, брат, какая неустойчивая психика у этих северных варваров. Я часто недоумеваю, почему мы их уже давно не захватили.

Палач нервно улыбнулся в ответ. Магнус подумал, что перед ним лишь старик, выполняющий работу, подходящую трусу. Магнус считал, что жить Рашабальду осталось недолго; ведь он обезглавил герцога Эктора и множество других достойных людей. Магнус понятия не имел о том, что произошло в мире за последние две недели, кроме того, что Бронвин так и не схватили, а Хасим отправился на север вместе с Вереллианом, но он терпел тюремное заключение из последних сил и думать мог только о крови и мести.

— Отойди назад, ранен, — приказал Нейтан презрительным тоном, извлекая из ножен длинный меч.

Магнус не тронулся с места; напротив, он еще крепче вцепился в решетку, и костяшки его пальцев побелели. Он угрожающе зарычал, глядя на людей ро. Нейтан бестрепетно шагнул вперед и остановился в нескольких дюймах от гиганта ранена.

Нейтан был человеком высокого роста, и хотя и уступал Магнусу, но держался с такой уверенностью в себе, что северянин понял: его следует принимать всерьез.

— Я тебя не боюсь, отец Магнус. Если ты сделаешь хоть одно движение, которое мне не понравится, — любое движение, запомни, — я с радостью прикончу тебя, и пусть лорд Риллион демонстрирует королю других пленников, — с угрозой произнес рыцарь.

Магнус давно подозревал, что король Себастьян Тирис в какой-то момент прибудет в Канарн, так что он не удивился. Скорее всего, Риллион приказал рыцарям уйти из города и оставить его под надзором людей Певайна именно для того, чтобы те смогли подготовиться к прибытию своего монарха.

— Ваш король здесь? — спросил раненский жрец, слегка ослабив хватку.

— Он прибудет через час, во главе Красного флота, и тебя проведут перед ним как пленного в знак нашей победы, — сказал Рашабальд с ноткой гордости в скрипучем старческом голосе.

— Если у вашего короля так же мало чести, как у тебя, я, пожалуй, плюну ему в лицо! — вызывающе воскликнул Магнус.

Нейтан никак не отреагировал на эти оскорбительные слова и велел Рашабальду замолчать, когда тот начал осыпать заключенного бранью. Кастус шагнул вперед и наполовину вытащил из ножен меч.

— Милорд, прикажете отрезать его грязный язык? — спросил тюремщик; сейчас, в присутствии рыцарей, он осмелел.

— Не думаю, что это будет разумно, — бесстрастно произнес Нейтан. — Риллион желает, чтобы этот человек предстал перед королем целым и невредимым.

Магнус вышел из камеры, его провели по коридору опустевшей темницы, и вскоре он очутился наверху, в замке. Было раннее утро, но в чистом, морозном воздухе по-прежнему чувствовался запах смерти, висевший над двором крепости. Рыцари в парадных доспехах и красных плащах выстроились в шеренги от подъемного моста до дверей, ведущих в главный зал. Халлам Певайн и его наемники остались в городе.

Плащи рыцарей были недавно вычищены, доспехи починены и отполированы до блеска, на груди у каждого красовался геральдический знак с изображением скрещенных мечей и стиснутой в кулак руки. Магнус понял, что армия рыцарей готовится к новой войне.

Снова в его мозгу возникли мрачные мысли, почти как в тот день, несколько недель назад, когда его привели на казнь герцога Эктора, но сейчас, скорее всего, готовилось вторжение в Травяное Море. Магнус не мог представить себе иной причины, по которой рыцари оставались бы в полуразрушенном Ро Канарне и по которой сюда направлялся король Себастьян Тирис.

Двор выглядел почти так же, как в тот день, что Магнус был здесь в последний раз, и беспорядок и грязь сказали ему все о намерениях рыцарей. Они не пытались занять город, лишь подчинили и держали в страхе его население, и деревянные здания, руины которых были видны за крепостными стенами, никто не собирался восстанавливать. Если бы королю нужен был Канарн в качестве владения, они не допустили бы грабежей и насилий, творимых негодяями Певайна.

— Почему ваши рыцари не восстанавливают город? — спросил Магнус у капитана Нейтана, когда их небольшая группа двигалась через двор мимо строя воинов, по направлению к подъемному мосту, который соединял город и замок.

— А почему мы обязаны этим заниматься? Мы рыцари Красного ордена, а не плотники и не каменщики, — высокомерно заметил Нейтан.

— Сжечь бы все эти домишки, был бы урок местным, — добавил Кастус со злобной гримасой.

Нейтан бросил на тюремщика вопросительный взгляд, но затем улыбнулся, как будто соглашаясь с ним.

— Я по-прежнему намереваюсь тебя убить, тюремщик, — произнес Магнус, даже не оборачиваясь к этому мерзкому человечку.

— Прекратить! — приказал Нейтан, загородив дорогу закованному в цепи ранену и глядя ему прямо в глаза.

Рашабальд потянул за цепь, и Магнус тоже вынужден был остановиться.

— Оглядись вокруг, жрец. — Нейтан обвел жестом более сотни вооруженных до зубов рыцарей, выстроившихся во дворе. — Не сомневаюсь, ты страшен в бою, но сейчас ты один. Кастус — человек, состоящий на службе Красной церкви, и поэтому ему положено оказывать уважение. Еще одна угроза или оскорбление в его адрес, и мне придется тебя покарать.

Магнус в гневе уставился на Нейтана. Его угрозы звучали вполне правдоподобно, он не просто демонстрировал свое превосходство, и Магнус понял, что рыцарь искренен.

— Значит, в будущем я буду говорить подобные вещи про себя, — растягивая слова, произнес Магнус с северным акцентом.

Нейтан невольно усмехнулся:

— Вольному воля. Только не думай, что следующая дерзость останется безнаказанной. Я не могу позволить тебе вести себя нагло и не позволю. Я не Уильям из Вереллиана, и ты не производишь на меня такого неизгладимого впечатления. — Он резко развернулся и жестом велел Рашабальду вести Магнуса следом.

Посередине подъемного моста стояла небольшая группа рыцарей и других людей, которые ожидали прибытия короля. Выделялся среди них облаченный в богато изукрашенный красный нагрудник командующий армией Мортимер Риллион. Выглядел он впечатляюще, даже на взгляд Магнуса. Шлем Риллиона с высоким гребнем украшали древние геральдические символы: командующий был человеком более высокого происхождения, чем прочие. На его нагруднике тоже имелось изображение скрещенных мечей и кулак, как и у остальных, но над кулаком был вышит лавровый венок, знак высшей аристократии Тор Фунвейра и дальнего родства с королевским домом Тириса.

Слева от командующего стояла Амейра, Повелительница Пауков. Она держалась чуть в стороне от остальных, и на лице ее было написано нетерпение. Магнусу показалось, что он уловил ревность во взгляде Риллиона, брошенном на каресианскую колдунью. Это наблюдение снова заставило Магнуса задуматься о мотивах действий рыцарей; ведь Амейра занимала здесь равное положение с отцом Анимустусом, священником Золотого ордена, который стоял по другую руку от Риллиона. Еще два высокопоставленных Красных рыцаря, охранявших командира, обернулись и окинули Магнуса неприязненными взглядами.

Нейтан, приблизившись, отдал честь главнокомандующему, а Рашабальд вручил цепь одному из стражей Риллиона.

— Милорд Риллион, — начал Нейтан, — пленник до настоящего времени вел себя относительно прилично, хотя, повторяя слова Вереллиана, скажу, что Кастус не завел с ним сердечной дружбы. — Последние слова были произнесены с улыбкой, и Риллион с Золотым священником негромко рассмеялись.

— Очень хорошо, капитан, прошу вас, оставайтесь здесь, неподалеку. Мне не нужно повторение того спектакля, который он устроил нам в главном зале, — сказал Риллион, имея в виду убийство рыцарей, пытавшихся утихомирить Магнуса в последний раз, когда его выводили из камеры. — Проследите за тем, чтобы цепи и кандалы невозможно было разорвать. — Командир указал на ноги и запястья раненского жреца, и Рашабальд тщательно проверил стальные обручи и цепи.

Магнус не шевелился. Он был доволен уже тем, что его вывели из темницы, и уверил себя, что у Рованоко есть насчет него, Магнуса, некие планы, не включающие немедленную казнь. Рыцари поглядывали на него с опаской, и он расслышал, как несколько сержантов приказали своим людям смотреть перед собой и не пялиться на ранена гиганта. Он нашел это забавным, но ничем не показал своих чувств; также равнодушно он скользнул глазами по волшебнице, хотя и знал, что в этой игре она — самый опасный игрок.

Взглянув вдаль, мимо башни Мирового Ворона, Магнус смог различить высокие мачты могучих кораблей, стоявших в гавани Канарна, кораблей, которых прежде там не было. Знамя Тириса, летящий белый орел, развевалось на утреннем ветру, и пленник понял, что король Себастьян Тирис, правитель Тор Фунвейра, высадился в Ро Канарне.

Риллион велел Нейтану, Рашабальду и Магнусу отойти в сторону и, выпятив грудь, застыл на середине подъемного моста. Колонны Красных рыцарей встали по стойке «смирно», раздался какой-то металлический звон, и Магнус заметил, что со стороны южной гавани показались люди; они шли строевым шагом, и над их головами развевались вымпелы. Магнус прищурился, чтобы лучше видеть, и был поражен числом солдат, которые приближались к замку. Он догадался, что кроме больших кораблей где-то еще причалили войсковые транспорты. Улицы заполонили отряды воинов в красных доспехах; судя по всему, здесь высадилась немалая армия, возможно, тысяч пять человек, и еще несколько отрядов Красных рыцарей сопровождали короля. В арьергарде виднелись повозки с боеприпасами и провизией, кузнецы со своими молотами и наковальнями, переносными кузнечными горнами, стальными болванками и запасными частями доспехов. Все это было необходимо для многочисленной армии.

Это была армия вторжения, и Магнус беспокойно переминался с ноги на ногу, когда воины маршировали по направлению к замку. Теперь он мог различить отдельные фигуры Красных рыцарей: капитанов, лейтенантов, несколько военачальников более высокого ранга. Во главе колонны, верхом на белой лошади, облаченный в золотые доспехи, ехал один из двух людей, которым было позволено передвигаться верхом. Его нагрудник по краям украшали изображения белых орлов, а центр — искусно выгравированная корона, на бедре у него висели ножны, усыпанные драгоценными камнями. Человеку было около сорока лет, и на лице его не было видно ни шрамов, ни бороды, чтобы добавить ему мужественности и зрелости. Магнус счел, что он не настоящий воин.

С обеих сторон колонны подручные Певайна выглядывали из-за углов, чтобы полюбоваться на короля, и многих из них особенно интересовал Пурпурный священник, который ехал рядом с монархом. Рыцари, находившиеся в замке, уже рассмотрели лица всадников и начали перешептываться между собой; Магнус расслышал имя кардинала Мобиуса — очевидно, так звали священника. Кардинал был в простых стальных латах, но скипетра, символа аристократии, на нагруднике было достаточно, чтобы выделить Мобиуса среди прочих.

— А он что здесь делает? — обратился Риллион к Анимустусу.

Золотой священник был явно недоволен появлением Пурпурного кардинала, который стоял намного выше его в церковной иерархии.

— Понятия не имею, однако чувствую, что больше вам здесь не командовать единолично, Мортимер, — буркнул толстяк.

— Ваше величество, добро пожаловать в Ро Канарн, — произнес Риллион с глубоким поклоном.

Магнус с вызывающим видом прислонился к перилам моста, его цепь держал в руке сэр Нейтан, а рядом, не сводя глаз с пленника, стояли Рашабальд и еще два рыцаря. Раненский жрец не отвернулся, когда на него посмотрел король, не опустил головы, в отличие от большинства людей ро, но, не скрывая ярости, устремил на монарха ненавидящий взгляд темных глаз.

— Командующий Риллион, мой самый верный слуга, я рад видеть тебя снова, — сойдя с коня, величественно ответил король Себастьян, повысив голос, чтобы его было слышно во дворе замка. — Брат Анимустус, я надеюсь, что захват Ро Канарна принес прибыль твоему ордену? — С Золотым священником король говорил таким тоном, что Магнус догадался: король не слишком уважает Золотую церковь.

— Совершенно верно, ваше величество, золото и ценности предателя поступили в сокровищницу нашего Ордена, к вящей славе Одного Бога, — с явным удовольствием произнес Анимустус, потирая пухлые руки и принимая весьма самодовольный вид.

Кардинал Мобиус спешился, подал поводья своего коня какому-то Пурпурному священнику и подошел к королю. Риллион и Анимустус смотрели на кардинала со смесью недоверия и почтения, словно оценивая свое место в иерархии по отношению к главе Пурпурной церкви. Мобиус не обращал внимания на окружающих, просто стоял у правого плеча монарха.

— Мой король, прежде чем обмениваться любезностями, следует устроить наших людей, — негромко произнес он, затем обернулся к главнокомандующему Риллиону. — Мортимер, я надеюсь, ты выполнил то, о чем мы просили. — Судя по его тону, когда-то эти двое были хорошо знакомы.

Риллион кивнул, не отводя взгляда от кардинала.

— Разумеется, мы освободили место для построения ваших воинов… хотя я не ожидал прибытия такой большой армии.

Король рассмеялся. Это был заученный, фальшивый смех.

— Невозможно захватить страну, не имея армии, мой дорогой Мортимер, — нравоучительно произнес он.

Амейра тоже рассмеялась, и все, стоявшие на мосту, обернулись, чтобы посмотреть на нее.

— А вы, должно быть, госпожа Амейра.

Король Себастьян взял ее руку и страстно поцеловал ее, во взгляде его мелькнуло выражение эйфории — Магнус понял, что так смотрят на волшебницу те, кто подпал под влияние Семи Сестер.

— Вы совершенно правы, ваше величество, очень приятно наконец с вами познакомиться, — произнесла Амейра, не отпуская его руку и заливаясь девическим смехом.

Риллиона явно терзала ревность, но он молчал. Только Анимустус и Магнус заметили его реакцию, и Магнус негромко фыркнул: эта сцена забавляла его. Сэр Нейтан потянул за цепь и приблизился к ранену, настолько близко, насколько осмелился.

— Молчи в присутствии королевской особы, жрец, — произнес он сквозь зубы.

— А это что за гигант? — спросил король.

Изо всех сил стараясь выглядеть величественно, он осмотрел раненского воина.

Риллион жестом велел Нейтану вывести Магнуса вперед; рыцарь потянул за цепь, и пленный очутился в нескольких футах от короля Себастьяна.

— Это Магнус Вилобородый, раненский жрец, служитель их Ледяного Гиганта. Мы считаем, что он участвовал в заговоре вместе с герцогом Эктором, — сказал Риллион, мысли которого по-прежнему были заняты вниманием Амейры к королю.

Мобиус быстро подошел к королю и загородил его собой от Магнуса.

— Нам следует опасаться этого человека, мой король. Госпожа Катья предупреждала нас насчет него. — И он положил руку в латной рукавице на эфес меча.

Амейра улыбнулась при упоминании имени сестры.

— Моя возлюбленная сестра дала вам очень мудрый совет, ваше величество, хотя отец Магнус больше не представляет для нас реальной опасности, — загадочно произнесла она. — Возможно, нам следует обсудить, что с ним делать дальше. Лучше всего наедине. — Рука короля по-прежнему покоилась в руке Амейры, и Магнус заметил, что она легонько поглаживает его запястье.

Риллион явно собирался возразить, но ему оставалось лишь смотреть на то, как волшебница уводит Себастьяна Тириса прочь. Кардинал Мобиус приказал отряду гвардейцев сопровождать короля, и все они направились к дверям, ведущим в главную башню замка Ро Канарна.

Затем Мобиус снова взглянул на Риллиона.

— Итак, пока его величество занят другими делами, мы можем с вами обменяться фальшивыми любезностями, Мортимер.

— Что вы здесь забыли, Мобиус? Это дело Красной церкви. Разве в ваши задачи не входит охота за киринами или что-то вроде того? — ядовито произнес Риллион.

Пурпурный кардинал поморщился и обернулся к младшим священникам, ожидавшим у него за спиной:

— Брат Джакан, прикажите отрядам авангарда выстроиться в главном зале замка и приготовиться выслушать обращение короля к войскам. Остальные рыцари пусть отправляются на поле для построения во главе с командующим рыцарем Тристрамом.

Священнослужитель, к которому были обращены эти слова, был молодым человеком в пурпурном плаще и нагруднике со скипетром, символом аристократии; он официально отдал честь, затем развернулся к сопровождавшим рыцарям и стражникам и передал им приказ кардинала. Магнус подумал, что у этих людей какое-то странное понятие об иерархии — где это видано, чтобы Пурпурные священники командовали Красными рыцарями? Все они являлись служителями одной церкви и Одного Бога, однако до сих пор ему не доводилось видеть подобного. По его мнению, Пурпурные священники были каждый сам по себе могучими воинами, но не солдатами, и такой приказ более подходил для Красных рыцарей, которые уже присутствовали в городе.

Мобиус подождал, пока его подчиненные не отправятся к колоннам застывшей в ожидании армии, вошел во двор замка и приблизился к Риллиону и Анимустусу.

— До сегодняшнего дня вы хозяйничали здесь, как вам вздумается, убивали, разрушали, сколько душе угодно, — произнес он, когда остальные не могли его слышать. — Но теперь я приехал, и положение дел изменится. Вы меня понимаете?

Риллион презрительно усмехнулся, глядя на кардинала, и покосился на Анимустуса, чтобы убедиться в том, что он не один.

— Вы не имеете никакого права командовать мной или моими рыцарями, Мобиус. Подумайте хорошенько, прежде чем раздавать приказы всем подряд! — сказал он с угрозой в голосе.

— Предстоящая кампания будет проводиться эффективно, — произнес Пурпурный кардинал, бросив быстрый взгляд в сторону разрушенного города. — И предпочтительно без участия наемников. У нас в распоряжении имеется более чем достаточно рыцарей, и теперь, имея точные данные, которые предоставили нам каресианские союзники, мы надеемся на удачное завершение кампании еще до наступления зимы. Если нам понадобятся дополнительные силы, лорд Коркосон из Дарквальда предоставит нам отряды своих вассалов.

Магнус издал возмущенный возглас при мысли о том, что армия намеревается вторгнуться в Свободные Земли раненов; звук был достаточно громким для того, чтобы кардинал его услышал.

Нейтан снова дернул за цепь.

— Молчи, жрец, повторяю в последний раз.

Мобиус отвернулся от Риллиона и взглянул в лицо Магнусу, состроив надменную гримасу. Будучи Пурпурным священником, он принадлежал к самой высшей аристократии ро, и слово этого человека было абсолютным законом для всех, в чьих жилах не текла королевская кровь.

— Катья рассказывала мне о тебе, жрец, и о твоем брате. Алдженон Слеза, если я правильно помню?

— Лорд Алдженон Рагнарссон Слеза, верховный вождь Фьорлана и командующий флотом драккаров, — поправил Магнус, с гордостью произнося титул своего старшего брата.

— Если уж мы начали хвастаться титулами, то, мне кажется, я должен представиться тебе как полагается. Я кардинал Мобиус из Арнона, рыцарь-священник и аристократ на службе Одного Бога, — с такой же гордостью произнес он. — Должно быть, ты унижен поражением и еще большее унижение чувствуешь, потому что тебя привели сюда как пленного.

Магнус нахмурился; кардинал, конечно, говорил ерунду, но, по меньшей мере, вел себя вежливо.

— Я уже давно научился не ждать надлежащего обращения от Красных рыцарей, — сказал Магнус. — Это трусы и убийцы, а их союзники — подлые насильники.

Кардинал Мобиус кивнул:

— Не беспокойся, жрец, во вторжении на твои земли наемникам участвовать не придется, и я тебе обещаю, что к побежденным будут относиться с подобающим уважением.

Магнус, услышав о вторжении, снова рассердился. Он никак не мог понять, что происходит. Рыцари Красного ордена однажды, очень давно, уже подчиняли своей власти южные владения раненов, но в течение многих веков Свободные Земли существовали спокойно, без вмешательства ро.

— Зачем вам столько крови и смерти? — обратился он к Мобиусу. — Мои земли не стоят того, чтобы захватывать их подобной ценой. Зачем они вам понадобились?

Магнус был разгневан, но, более того, он искренне недоумевал, зачем ро затеяли это вторжение. Война между раненами и ро должна была причинить громадный ущерб обеим сторонам.

Мобиус бросил на северянина понимающий взгляд.

— Дождись обращения короля к армии, и твоя вера в могущество твоих соотечественников будет поколеблена, — уверенно произнес он.

В главном зале герцогского замка Ро Канарна ни один человек из страны ро не осмеливался заговорить, прежде чем тишину не нарушит король. Он сидел в кресле герцога Эктора, осматривая собравшихся рыцарей. Большая часть воинов, прибывших вместе с королем, сейчас находилась на поле к северу от города, но в зале все равно собралось почти пятьсот рыцарей, они выстроились в шеренги вдоль главного прохода, обрамленного колоннами. Магнуса держали на виду у короля, и цепь его по-прежнему находилась в руках сэра Нейтана из Дю Бана. Ни одному из наемников Певайна не разрешили войти в зал, и Магнус решил, что им, вероятно, приказали поддерживать порядок в городе. Это была легкая работа, потому что те, кого еще не успели посадить в тюрьму или убить, прятались в домах, забаррикадировавшись изнутри, или теснились в часовне Ланри.

Вид такого количества красных, золотых и пурпурных доспехов произвел впечатление даже на раненского жреца, многое повидавшего на своем веку, и он подумал, что у некоторых из этих воинов в великолепных доспехах, возможно, имеются и мозги, и понятия о чести, подобно Вереллиану и в отличие от Риллиона и Нейтана. Тем не менее власть над ними находилась в руках короля Себастьяна Тириса и кардинала Мобиуса, который занял скромное место на низком стуле слева от монарха. Пурпурный церковник заслужил среди рыцарей репутацию сурового человека, и, глядя на их лица, Магнус догадался, что большинство боятся Мобиуса. Командующий рыцарь Риллион был равен ему по положению, и взгляды, которыми они обменивались, говорили о давнем скрытом соперничестве. Риллион стоял в стороне от возвышения, во главе колонны рыцарей и явно был недоволен тем, что ему пришлось уступить королю свое место.

И, как в прошлый раз, когда Магнуса приводили сюда, больше всего его тревожило присутствие Амейры, Повелительницы Пауков, каресианской волшебницы, которая руководила загадочными действиями завоевателей, преследуя при этом собственные неизвестные цели. Она сидела рядом с королем, обмениваясь с ним взглядами и едва заметными улыбками, пока рыцари ждали начала речи.

Когда Тирис поднялся, все рыцари отдали честь, громко стукнув кулаками по нагрудным пластинам, и Мобиус медленно склонил голову заученным почтительным движением.

— Мои рыцари, мои священники, — король быстро взглянул на Магнуса, — а также мой пленник. — Тор Фунвейр благодарит вас за вашу непоколебимую верность и усердие в захвате Канарна и его бывшего герцога, предателя Эктора, и за свершение правосудия.

Магнус нахмурился, но молчал; король продолжал:

— Тем не менее перед нами стоит еще немало задач. Раненские вожди вступили в заговор с бывшим герцогом-предателем с целью свергнуть меня с престола и захватить нашу страну, — произнес он, повысив голос, едва не перейдя на крик. — А мы не позволим северным варварам действовать безнаказанно. — Он спустился с возвышения и неторопливо направился к Магнусу. — Скажи мне, жрец, вы надеялись, что вам удастся вот так легко отнять у меня мое королевство?

Магнус, оглядевшись, увидел сотни глаз, устремленных на него, ожидавших ответа, который бы подтвердил заранее продуманные обвинения короля. Но Магнус не зарычал, не выкрикнул угрозы, не попытался высвободиться — именно этого ждали от него, — он просто наклонился и сказал как можно тише:

— Вы находитесь под влиянием каресианской волшебницы, ваше величество. Она заставит вас завоевать мои земли и отправить на бессмысленную смерть тысячи ваших рыцарей; но в результате вы ничего не достигнете и не приобретете никакой выгоды.

На мгновение король, казалось, растерялся, но быстро взял себя в руки и оглянулся на сидевшую в кресле Амейру. Они обменялись взглядами, какими обычно смотрят друг на друга влюбленные подростки, и затем Тирис заговорил, выставив вперед подбородок, приняв властную позу:

— Твои ядовитые слова не трогают меня, они лишь ухудшат твою участь, жрец, — сказал он достаточно громко, чтобы все могли его слышать. — На смерть отправятся тысячи твоих сородичей-варваров, которые осмелились бросить вызов могуществу Тор Фунвейра.

Он поднялся обратно на возвышение и начал длинную тираду, направленную против Свободных Земель.

Магнус выпрямился — он почувствовал, что кто-то чужой проник в его сознание, и явственно услышал женский голос.

— Ты ошибаешься, отец Магнус Вилобородый, — произнесла Амейра, и во всем зале ее мог слышать только ранен. — Смысл во всем этом существует, у нас есть вполне четкая и достижимая цель.

Магнус взглянул мимо разглагольствовавшего короля, и глаза его встретились с глазами волшебницы. Представив себя вне окружающего пространства, он сформулировал для нее вопрос:

— Зачем ты все это затеяла? Что ты надеешься получить? У вашего народа нет интересов в землях раненов, и Джаа не нужны наши земли, — произнес он в искреннем смятении; его воротило от всех этих политических интриг, плетущихся вокруг уничтожения Канарна.

Женщина улыбнулась, хотя в словах ее, звучавших в мозгу Магнуса, не было ничего веселого.

— Джаа? Твой кругозор настолько узок? Джаа — старый, дряхлый Огненный Гигант, оплакивающий потерю своего верховного положения. Рованоко — тупоумный метатель топоров, а что касается Одного, он уже давно потерял связь с этим миром, просто те, кто ему поклоняется, пока этого не поняли.

Магнус нахмурился, когда волшебница нелестно отозвалась о его боге и, что еще более удивительно, о своем собственном.

— Ты говоришь загадками, ведьма. Выражайся яснее.

Амейра снова улыбнулась, и Магнус почувствовал, что волшебница сочла его более достойным разговора, чем людей ро, слушавших хвастливые речи своего короля.

— Ты мне по сердцу. Если бы ситуация была иной, возможно, мы могли бы стать союзниками. Мы оба терпеть не можем этих наивных поклонников Одного; возможно, и тебе нашлось бы место в империи Мертвого Бога, империи наслаждений и крови.

— Ты больше не служишь Огненному Гиганту? — спросил Магнус, устремив холодный взгляд на волшебницу.

— Я считала тебя умнее, отец Магнус. Мы контролируем людей ро, и люди Джаа посвящены в наши замыслы. Остаются только ваши жалкие крестьяне и безмозглые воины с топорами. Помоги мне, и я клянусь тебе: в этой войне погибнет минимум раненов, ровно столько, сколько необходимо.

Магнус отвернулся и опустил голову. Вокруг него рыцари Красного ордена издавали восторженные крики и стучали по латам, соглашаясь со словами своего короля, словами, которые вложила ему в уста волшебница, чтобы оправдать нападение и подчинение народа Магнуса. Эти люди были преданы своему королю, и жрец не мог винить их в этом, но они не понимали, что Тирис находится под воздействием чар волшебницы, у которой имелись совершенно другие цели. Почти пять тысяч рыцарей, священников и гвардейцев собрались на равнинах вокруг Канарна, готовые к наступлению на Травяное Море, во владения Отряда Призраков, расположенные севернее. Люди Хоррока не смогут противостоять этой армии, и мысли Магнуса обратились к его брату и наводящим ужас воинам Фьорлана.

— В твоем плане имеется уязвимое место, ведьма, — бесстрастно произнес Магнус, мысленно обращаясь к женщине. — Возможно, ты и захватила власть над рыцарями и их королем, возможно, ты командуешь даже Псами Каресии и народом своей родины, но вы никогда не продвинетесь дальше Глубокого Перевала и не захватите Фьорлан, пока жив мой брат и флот драккаров держится на воде… Твоя империя крови и наслаждений никогда не захватит север, пока там властвует Рованоко. — Это была небольшая победа, но все же она помогла Магнусу несколько воспрянуть духом перед неизбежной войной.

— Прошу прощения, лорд Магнус, мы, должно быть, кажемся тебе совершенными тупицами, которые не принимают во внимание такого опасного противника, как Алдженон. — Это прозвучало издевательски, и Магнус похолодел, сообразив, что в его стране происходит еще что-то неизвестное ему. — У тебя на родине много амбициозных вождей, готовых на все для того, чтобы захватить власть. Твоему брату следовало бы более тщательно выбирать союзников.

Магнус почувствовал нарастающий гнев, но закрыл глаза и подавил эмоции. Он знал, что его убьют, если он продемонстрирует гнев Рованоко в присутствии короля, и он ничего не достигнет, прикончив горстку рыцарей перед смертью. Ранен лихорадочно размышлял над смыслом слов Амейры. Ясно было, что Семь Сестер спланировали это вторжение задолго до нападения на Канарн — уверенность ведьмы в ее положении в Каресии и Тор Фунвейре служила тому доказательством, — но он не понимал, каким образом она намеревалась убрать с дороги Алдженона. Если драккары вышли в море, то всего лишь через несколько дней они достигнут Ро Канарна, и король со своими рыцарями захлебнется в собственной крови. Если люди ро оставят город и отправятся в Травяное Море, их арьергард останется уязвимым для воинов Фьорлана, а опасение, что флот может развернуться и отправиться разорять Ро Тирис, быстро заставит их забыть о завоеваниях. Магнус знал, что в казармах Тириса сейчас осталась лишь горстка рыцарей. Если его брат найдет Ро Канарн опустевшим, а армия уйдет на север, он начнет морскую блокаду столицы Тор Фунвейра и будет поливать город огнем из орудий до тех пор, пока король не отступит на юг. Подобное тупиковое положение для обеих сторон существовало в течение веков: ро лучше воевали на суше, а ранены — на море. Однако, если флот раненов по какой-то причине будет нейтрализован, Свободные Земли окажутся крайне уязвимыми.

— Я могу оставить тебе жизнь на столько недель и месяцев, на сколько захочу, отец Магнус. Твоя судьба зависит от моей прихоти. Как это тебе нравится? — В глазах Амейры промелькнуло довольное выражение, которого не заметил никто, кроме Магнуса, и это еще сильнее разозлило его.

— У тебя нет надо мною власти, ведьма. Все, что ты можешь, — это убить меня, а смерти я не боюсь, — совершенно искренне ответил Магнус.

Взгляд Амейры беспокоил Магнуса. Она сумела проникнуть в его сознание, и, хотя жрец чувствовал себя сильным, он знал, что колдунья в состоянии подчинить его; однако на это требовалось время, а времени у нее не было. Его воля была сильнее воли слабых людей ро, и голос его бога звучал в его сознании, усиливая его решимость противостоять колдовству.

Он продолжил:

— Рованоко бросает тебе вызов, ведьма. Ты не сможешь вечно прятаться за спинами рыцарей, и я найду способ убить тебя.

— Нет, отец Магнус, ты меня не убьешь. Твоя рука не может причинить мне вреда, и если ты мне не поможешь, то сгниешь в камере.

Магнус подумал о Рам Джас Рами, киринском наемном убийце, которого он не видел больше года; Аль-Хасим уверял, что это единственный человек, способный убить волшебницу. Магнус понятия не имел, где сейчас находится кирин, но до тех пор, пока он жив и бродит где-то по землям людей, Семь Сестер остаются уязвимыми.

В его голове прозвучал смех, и Амейра заговорила снова:

— Твой друг кирин теперь потерял возможность причинить нам вред, об этом позаботился его сын, которого мы купили у каресианского работорговца. Мертвый Бог дает нам свежие силы и способность сопротивляться жалким попыткам убить кого-либо из нас.

Магнус знал, что когда-то у Рам Джаса были дети, но их считали пропавшими или погибшими после нападения на деревню киринов, расположенную где-то в Ослане. Без сомнения, если Рам Джас узнает о том, что Семь Сестер нашли его сына, это вызовет у него такую же ярость, как и радость.

— Возможно, тебе следует больше бояться его лука, чем моего молота, — произнося эти слова, Магнус слегка улыбнулся. — Он хитроумный негодяй, ведьма, более чем достойный противник для тебя.

— Возможно, прежде это было правдой, но теперь это не так. Пусть он выпустит свою стрелу, и ты увидишь, что он так же беспомощен против нас, как и прочие.

Магнус не переставал улыбаться, и это, казалось, привело волшебницу в бешенство. Раненский жрец достаточно хорошо знал Рам Джаса и понимал: действия этого человека нелегко просчитать; Магнус не раз за свою жизнь слышал, как кто-нибудь говорил, что не боится кирина, но на следующее утро его труп находили со стрелой в голове.

— Может быть, это заставит тебя замолчать, — произнесла она, обернулась и медленно вытащила из-за спинки своего кресла Скельд, боевой молот Магнуса. — Я собиралась отдать его командующему рыцарю Риллиону, но после твоих необдуманных оскорблений решила подарить его сэру Халламу Певайну.

Магнус перестал улыбаться. Мысль о том, что бесчестный негодяй завладеет его оружием, заставила его сделать несколько глубоких вдохов; он боялся, что иначе призовет боевой гнев Рованоко и его убьют.

Он взял себя в руки и сформулировал ответ как можно спокойнее:

— Отдай его кому хочешь, но я уверяю тебя: тот, кто его получит, умрет прежде, чем я заберу свое оружие обратно.

Амейра, Повелительница Пауков, ничуть не испугалась этой угрозы, и, повернувшись к королю Тор Фунвейра, продолжавшему свою речь, и восторженной толпе служителей церкви, она произнесла:

— Я прослежу за тем, чтобы убили как можно больше твоих сородичей, — чтобы ты мог полюбоваться потоками их крови.

Амейра ушла вскоре после того, как король закончил речь, а Магнус вынужден был несколько часов смотреть на то, как ро хлопают друг друга по спине, как простых солдат производят в сержанты, как воинов посвящают в рыцари и как раздают обещания высокого положения в новом герцогстве Канарн.

Командующий рыцарь Мортимер Риллион получил титул коменданта крепости, Нейтан из Дю Бана был назначен его заместителем. Король объявил, что его двоюродный брат, Иеремия Тирис, станет герцогом, а Мобиус подберет подходящего Пурпурного священника для надзора за духовной жизнью города. Анимустус из Воя, толстый Золотой клирик, должен был вернуться в Ро Арнон со всеми награбленными богатствами. Певайну пообещали новый ничего не значащий титул в веренице уже имеющихся у него званий. Рыцарю-наемнику также подарили Скельд в знак его особых заслуг перед Тор Фунвейром — и Магнус подумал, что этот подарок приблизил смерть Певайна сильнее, чем все его бесчестные действия.

Большинству Красных рыцарей предстояло отправиться на север с королем Себастьяном Тирисом, командующим армией рыцарем Тристрамом и кардиналом Мобиусом, а Риллион с пятьюдесятью рыцарями и сотней простых воинов должен был остаться в Ро Канарне в качестве оккупационных сил. Певайну и его ублюдкам обещали заплатить еще за месяц вперед; очевидно, они должны были помогать Риллиону поддерживать порядок в городе, но Магнус знал, что они остаются только потому, что тот еще не разграблен до конца. Итак, под командованием Риллиона оставалось жалкое число воинов, всего триста пятьдесят человек, и Магнус был поражен тем, что никто не подумал об опасности появления драккаров у крепости, где находилось так мало защитников.

Магнус был не настолько самонадеянным, чтобы счесть Риллиона, Мобиуса или короля глупцами. Вероятно, у них имелась некая информация, недоступная ему, жрецу Рованоко.

Странно, но Амейра, волшебница, также осталась в Ро Канарне и не собиралась сопровождать короля в Травяное Море. Магнус подумал, что древний закон Рованоко насчет того, что ведьма не может ступить на Свободные Земли раненов, еще действует и, возможно, Семь Сестер не так уж вольны в своих действиях и неуязвимы, как они считают.

Когда его вели обратно в камеру, Магнус снова вспомнил брата и произнес про себя: «Прошу тебя, будь осторожен, брат, у этих людей нет чести, и здесь творится нечто такое, чего я не могу разгадать».

Глава четвертаяХалла Летняя Волчица на борту драккара

 Все дети народа раненов выросли, слушая легенды о монстрах. Халла помнила, как каждый вечер приставала к матери с просьбой рассказать историю и только после этого соглашалась идти спать; и мать никогда не отказывалась, охотно сидела у ее постели, и девочка, затаив дыхание, слушала предания о страшных существах и раненских героях, которые побеждали чудовищ.

Жрецы ордена Молота поддерживали эту традицию. Дети раненов не должны были забывать, что они не одни в этом мире, и что люди здесь не хозяева, и что они не так уж давно получили свой кусок земли во владение. Халла помнила рассказы о троллях, Ледяных Людях Рованоко, которые населяли Нижний Каст, питались камнями, деревьями и неосторожными путешественниками. Она любила слушать о гигантских Горланских пауках, появлявшихся неизвестно откуда в летние месяцы и рывших потайные ходы, из которых вылезали и охотились на землях Хаммерфолла и на Глубоком Перевале. Она помнила, что пряталась под одеялом, когда мать описывала безобразных, покрытых шрамами каннибалов из Джекки, что находилась далеко на востоке; эти существа, которых нельзя было в полном смысле назвать людьми, нападали на деревни и поедали жителей. Любимыми историями матери были рассказы о восставших из мертвых, пугливых существах, живших на этой земле в глухих лесах дольше людей и которых священники ро изо всех сил старались уничтожить.

Халла обожала слушать эти занятные истории, но сильнее всего ей запомнились истории отца. Алеф Летний Волк, недавно погибший вождь Тиргартена, ждал, пока не уснет его жена, а потом рассказывал дочери об Иткасе и Аквасе, слепых безумных кракенах, обитавших во Фьорланском море. Кракены были не просто чудовищами, и поэтому мать Халлы не одобряла этих преданий. Однако будущая женщина-воин любила их слушать и часто притворялась спящей в надежде, что, когда мать уйдет, Алеф займет ее место и продолжит свое повествование о морских страшилищах.

Говорили, что кракены — это древние боги, Гиганты, которым поклонялись существа, давно исчезнувшие с лица земли и затерявшиеся в туманах Глубинного Времени. Они были повержены Рованоко, он заставил их питаться рыбой и камнями на дне самых глубоких пропастей океана, и гнев Ледяного Гиганта лишил их разума. Часто раненские моряки возвращались из плаваний с наводящими ужас рассказами о встреченных в море чудищах; мачты кораблей были сломаны, корпуса пробиты, половина команды погибла. Иногда эти катастрофы относили на счет кракенов, иногда — нет, но Халла любила играть у пристани в надежде увидеть входящий в гавань корабль и услышать еще что-нибудь о монстрах.

Самый страшный случай произошел однажды зимой, когда Халле было всего семь лет. Пять кораблей покинули Тиргартен, направляясь к гористым островам Самнии, но вернулся только один. Он едва держался на плаву, а моряки прятались в трюме — они сошли с ума, когда повстречались с кракенами. Ни один из выживших не смог внятно рассказать о том, что они видели, и все умерли вскоре после возвращения; просто лишились воли к жизни и растаяли, до последнего вздоха выкрикивая предостережения насчет щупалец и смерти. Никто так и не узнал точно, что же произошло, но безумные речи моряков записал жрец, и они вошли в письменную историю Тиргартена. Говорили, что древний рог мог достичь слуха кракенов и вызвать живущих на глубине существ, и с древних времен этот медный рог постоянно охраняли члены ордена Молота, что входило в их обязанности. Им воспользовались только однажды. Безумный распорядитель собраний Хаммерфолла во время оккупации ро, чтобы добраться до рога, убил двух жрецов. Он разбудил кракенов, но те мало чем смогли помочь раненам в войне против ро, потому что просто сожрали распорядителя, потопили его корабль, а затем вернулись в свою подводную бездну.

Халла стояла, прислонившись к перилам на палубе корабля своего отца, и смотрела на волны Фьорланского моря. Теперь этот корабль принадлежал ей, и хотя она гордилась тем, что находится на его борту, все равно чувствовала себя как-то странно. Она всю жизнь боролась за то, чтобы ее считали равной мужчинам, но теперь, когда она командовала одним из боевых кораблей, могла думать только о старых детских историях.

Флот быстро собрался во Фредериксэнде, Алдженон Слеза велел своим лордам прибыть как можно скорее и взять с собой как можно больше людей. Они вышли в море больше недели назад и приближались к проливам Самнии; далее лежали воды Канарна и Тириса, служившие северной границей Тор Фунвейра.

Корабль Халлы назывался «Морской волк». Она знала, что, если бы Алеф был еще жив, воины Тиргартена находились бы впереди, но без вождя, который мог бы представлять их интересы, они оказались вынуждены занять скромное место. Под командованием Халлы находились триста двадцать пять воинов и три корабля. Они образовывали арьергард флота, хотя обычно моряки старались избежать попасть в «хвост». Боррин Железная Борода, распорядитель собрания Тиргартена, капитан судна, дал морякам понять, что одно лишь пренебрежительное слово в адрес Халлы, и виновного просто вышвырнут за борт. Он был хорошим человеком, преданным семье Летнего Волка, и знал женщину-воина с детства.

Далеко впереди она различала штандарт Слезы, черный флаг с изображением плачущего дракона. Туман еще не полностью окутал флот, и корабль Алдженона, «Молот Фьорлана», едва виднелся. Она знала, что Вульфрик, церемониймейстер Алдженона, пытался заступиться за нее перед вождем и обеспечить ей более престижное положение в построении для боевых братьев Тиргартена, но Рулаг Медведь и люди из Джарвика буквально заставили верховного вождя приказать ей плыть в арьергарде. Военачальник из Джарвика сильно оскорбился тем, что женщину-воина считали как бы наследницей вождя, и, как единственная наследница, Халла представляла свой народ — иного выбора не было. Тиргартен являлся вторым по величине городом во Фьорлане, и она не собиралась допустить, чтобы со смертью отца к ее людям и ее землям перестали относиться с подобающим уважением. Владения Летнего Волка кормили весь Фьорлан. Севернее Глубокого Перевала можно было выращивать зерно, потому что почва здесь была черной и плодородной. В лесах обитали также немногочисленные тролли, а это означало, что иногда хутора и селения просто исчезали за одну ночь, как это время от времени происходило в Нижнем Касте.

Туман сгущался, и Халла услышала, как на кораблях зазвонили в колокола, чтобы оповестить капитанов о местонахождении друг друга. За спиной у нее гребцы прислушались и подняли смуглые суровые лица. Поблизости от Самнии следовало постоянно опасаться подводных камней.

Боррин Железная Борода глядел с кормы на море, затем повернулся и начал пробираться мимо гребцов на нос, на возвышение, где стояла Халла.

— Спокойно, ребята, — сказал он, минуя первый ряд гребцов. — Я видал туманы и похуже этого. Это просто прозрачное облачко.

Он говорил неправду, но Халла оценила его попытку успокоить моряков. Она еще не привыкла к своим новым обязанностям и была рада помощи церемониймейстера.

— Ты выглядишь почти такой же мрачной, как и эти слабаки, — заметил Боррин, остановившись рядом с Халлой и тоже глядя вперед, мимо грозной носовой фигуры корабля, вырезанной в виде волка.

— Я буду не такой мрачной, когда мы оставим Самнию позади и сможем видеть, куда плывем, — ответила Халла, поправляя глазную повязку.

— Нужно только надеяться на то, что нас не сожрут кракены, — иронически сказал он, к недовольству Халлы.

— Не следует шутить насчет Гигантов, Боррин.

Он хотел поднять ей настроение, но Халла никак не могла избавиться от внутренней тревоги, вызванной плаванием во владениях кракенов. Это был детский страх, и она это понимала, но она так никогда и не смогла совместить в сознании реальность Иткаса и Акваса с историями, рассказанными в детстве отцом.

Колокола звучали все громче, и Халла решила, что авангард флота, скорее всего, достиг островов. Ее три драккара держались поблизости друг от друга, и рулевые старались не выходить из зоны видимости.

— Надеюсь, Медведь умеет ходить под парусом не хуже, чем орать во все горло, — сказал Боррин, имея в виду лорда Джарвика, который плыл далеко впереди. — Люди Алдженона хорошо знают эти воды, но, если ему придется одновременно приглядывать за Рулагом и его идиотом-сыном, не знаю, как мы переплывем море кракенов и достигнем Пучины Калалла без приключений.

Корабли заметно замедлили движение, и Халла подумала вдруг, что это не просто предосторожность из-за сгустившегося тумана. Если Рулаг Медведь будет настаивать на том, чтобы плыть первым, тогда им придется долго ждать, прежде чем весь флот минует узкие проливы между островами Самнии. Вообще-то во главе флота шел Алдженон на «Молоте Фьорлана», но на флангах его находились корабли Джарвика и люди Рулага.

Колокола зазвонили как будто чаще, беспорядочнее, и Боррин бросил на Халлу тревожный взгляд.

— Что у них там творится? — негромко произнес он. — Судя по звуку, корабли разошлись на большое расстояние или же потеряли друг друга из виду в тумане.

Халла подошла к борту и всмотрелась единственным глазом в густой туман; перед «Морским волком» мелькали лишь смутные силуэты, и она обернулась к Боррину.

— Они о чем-то нас предупреждают, — сказала она.

Звон подхватили колокола еще нескольких кораблей, двигавшихся впереди; вероятно, они пытались дать понять тем, кто плыл на флангах, чтобы те держались ближе.

— Только последний глупец может отделиться от флота в таком тумане, — заметил Боррин, направляясь к большому медному колоколу, висевшему на мачте.

Он взялся за веревку и дважды громко ударил в него, и этот звон подхватили колокола других кораблей Тиргартена.

Халла не понимала, что происходит. Корабли должны были держаться как можно ближе друг к другу, готовясь пройти через узкие проливы Самнии. Сейчас не имело смысла отделяться от флота, и все же тревожные колокола продолжали звучать в полумраке. Она отошла к левому борту корабля и попыталась различить во мгле какую-нибудь скалу или очертания берега, которые сказали бы ей, далеко ли они от земли, но видела лишь туман и силуэт другого корабля из Тиргартена; моряки явно тоже не понимали, что происходит.

— У меня в желудке урчит, Халла, — сказал Боррин. — Это означает одно из двух: либо я голоден, либо сейчас произойдет что-то нехорошее.

Церемониймейстер Тиргартена был человеком суеверным и искренне верил в то, что его желудок может предвидеть опасность. Халла до сих пор не могла понять, шутит ли он, объявляя о своих дурных предчувствиях, подсказанных желудком, но сейчас она вполне разделяла его мнение.

Боррин обернулся к боевым братьям «Морского волка».

— Спокойно, парни, мы переплывем море кракенов так быстро, что вы этого даже не заметите.

Его слова мало успокоили моряков. Впрочем, наверное, он сказал это скорее для того, чтобы успокоить себя самого.

В колокола звонили часто и настойчиво, а это говорило о том, что действительно произошло нечто нехорошее; однако Халла, находившаяся в арьергарде, могла лишь строить догадки насчет того, что заставило Алдженона Слезу и Вульфрика звонить в колокола не переставая.

Боррин глубоко задумался, стоя рядом с ней и всматриваясь в туман.

Внезапно он указал куда-то влево и воскликнул:

— Халла, смотри. Что это, по-твоему, такое?

Ей пришлось моргнуть несколько раз, чтобы сфокусировать взгляд, но затем она увидела, как далеко впереди, слева по борту, примерно там, где, по ее оценкам, находился фьорд Пучина Калалла, мерцало нечто похожее на огонь. Виднелось лишь рыжее свечение, но она была уверена: это огонь. Затем появилась вторая оранжевая точка и еще одна, и вскоре больше дюжины таких точек возникли в тумане по левую сторону от флота драккаров.

На лице Боррина сначала появилось недоуменное выражение, затем до него дошло значение увиденного, он обернулся к Халле и мрачно произнес:

— Да спасет нас Рованоко; это же катапульты.

Не успел он договорить, как огненные точки задвигались, взлетели вверх и осветили небо, превратившись в огненные шары, которые устремились прямо на корабли. Больше дюжины катапульт, скрытых где-то в тумане, стреляли одна за другой, и моряки «Морского волка» стояли и ошеломленно смотрели на то, как один из кораблей Хаммерфолла был подбит; целая бочка пылающей смолы угодила прямо в среднюю часть судна. Халла теперь видела, как раненские матросы в панике метались по палубе, пытаясь потушить пламя, но корабль уже весь горел, и многие просто прыгали за борт.

— Спустите шлюпки, вытащите людей! — приказала Халла.

— Слишком поздно… смотри, — возразил Боррин, когда было повреждено еще несколько кораблей: драккары попали под обстрел врагов, скрывавшихся в узких проливах поблизости от побережья Самнии.

Катапульты выпускали залп за залпом, горели корабли, горели люди. Крики раненов заглушали колокола, и теперь Халла заметила, откуда стреляют. Снаряды из катапульт частично разогнали туман, и она заметила несколько небольших судов, двигавшихся вплотную друг к другу; они выходили из фьорда. На кораблях развевались вымпелы Медведя, и Халла гневно взревела, догадавшись, что среди раненских лордов оказался предатель.

— Это же суда Рулага! — воскликнул Боррин.

Халла заметила новую группу вражеских лодок, которые палили теперь уже и с правой стороны. Небольшие суда двигались быстрее и были более маневренными, чем драккары, и на каждом стояла катапульта, способная стрелять на огромное расстояние.

Корабли Тиргартена, находившиеся в хвосте, пока не попали под обстрел, но многочисленным судам, плывшим впереди, повезло меньше. Халла беспомощно смотрела на то, как охваченные огнем люди бросались в ледяную воду, как корабли медленно горели до самой ватерлинии, и приходила в еще большую ярость. Это было тщательно продуманное нападение, засада. Враг застал флот врасплох в самом узком проливе, где они не могли маневрировать, чтобы избежать попадания из катапульт.

До нее донеслись боевые выкрики; некоторые капитаны пытались приблизиться к предателю Рулагу и вступить в бой. Один из кораблей Фредериксэнда, принадлежавший Алдженону, с пылавшими парусами, устремился сквозь строй других к вражеским лодкам, но оказался слишком крупным, ему не удалось пробиться к врагу, и он неожиданно врезался в свой же корабль. Крики моряков разносились над водой, и оба судна быстро пошли ко дну.

— Будем сражаться или бежим, Халла? — просто спросил Боррин.

Халла несколько мгновений молчала, прикрыв глаз рукой и глядя на ослепительное пламя, пожиравшее корабли. Она пыталась найти «Молот Фьорлана» в надежде на то, что Алдженону и Вульфрику удалось спастись.

— Халла!

— Я не вижу передних кораблей. Мы не можем уйти до тех пор, пока я не узнаю, что произошло с верховным вождем. — Халла была воительницей Рованоко и не боялась смерти.

Она приготовилась к неизбежному и, шагнув мимо помощника, крикнула, обращаясь к команде:

— За весла, живо! Нам нужно прорваться вперед. Лорду Алдженону необходима наша помощь, и Тиргартен не опозорит бегством ни его, ни Рованоко.

Ее люди некоторое время не трогались с места; большинство все еще стояли и не отрываясь смотрели на горящие корабли.

— Пошевеливайтесь! — крикнул Боррин, и все матросы поспешно заняли свои места. — Если через две секунды корабль не двинется с места, вам придется иметь дело не только с огнем, но и со мной — а я гораздо страшнее.

Он не оспаривал решения Халлы, и она была очень благодарна ему за это.

«Морской волк» быстро поплыл по направлению к обломкам кораблей из Хаммерфолла, качавшимся на воде. Два других ее корабля последовали его примеру, и три драккара из Тиргартена оказались в гуще боя.

— Держитесь посередине пролива, — быстро приказала она Боррину, который передал приказ рулевому.

Над головами у них пронесся огненный шар, едва не задел мачту и шлепнулся в воду по правому борту. Их окружали горящие корпуса других кораблей раненов, а лодки из Джарвика продолжали обстрел из катапульт. Туман по-прежнему был густым, над их головами мелькали огненные хвосты снарядов. «Морской волк» угодил в ловушку между находившимися впереди скалами, где требовалось особое внимание, и, с другой стороны, маленькими, проворными судами, прятавшимися в узких заливчиках. Халла уже различала нависшие над водой очертания утесов Самнии. Воды здесь были глубокими и холодными; человек в кольчуге мог продержаться за бортом не более нескольких секунд. Лодки врагов не подходили близко, чтобы их не взяли на абордаж, а уцелевшие драккары пытались выбраться из смертельной западни.

Вымпелы Глубокого Перевала и Хаммерфолла перепутались; простые воины выкрикивали напрасные проклятия, капитаны и лорды старались спасти людей. Несколько кораблей уже получили пробоины, напоровшись на подводные скалы, и медленно уходили под воду, а экипажи торопливо спускали шлюпки, чтобы не утонуть в ледяной воде. Впрочем, многие корабли были еще невредимы, когда «Морской волк» проносился мимо.

Халла вытащила из-за спины боевой топор и начала отбивать ритм по деревянной палубе. Она повернулась лицом к экипажу и заметила, что люди начали грести более уверенно, соблюдая ее ритм, и корабль набрал скорость. Слева по борту раздался предостерегающий крик, но было слишком поздно: бочка с горящей смолой врезалась в один из кораблей Тиргартена.

Боррин отреагировал мгновенно:

— Вперед, ребята, мы почтим их память, если останемся в живых! А теперь вперед!

Халла всмотрелась сквозь туман и увидела, как капитан другого корабля отдал ей честь, подняв свой топор, а затем судно его начало тонуть, и все матросы лихорадочно бросились к шлюпкам. Второй бочонок со смолой угодил прямо в центр корабля, и Халла поморщилась, увидев, как капитана охватило пламя. Люди бросили горящие шлюпки и начали просто прыгать в ледяную воду.

Люди с «Морского волка» сидели с мрачными, но решительными лицами и гребли в узкий пролив, в котором находилась большая часть флота. Халла заметила драккары, принадлежавшие Рулагу Медведю. Предатель отделился от авангарда и оставил корабли Алдженона в одиночестве, среди скал, где катапульты с обеих сторон поливали их дождем снарядов.

— Быстрее! — крикнул Боррин, перекинул ногу через перила и начал стучать древком топора по корпусу, повторяя заданный Халлой темп.

Впереди, среди горящих мачт, она уже видела флаг Слезы в кольце вражеских лодок. «Молот Фьорлана» не горел, и Халла заподозрила, что в него не стреляли нарочно. Дальше к югу простиралось море кракенов, оно было свободно, но единственный корабль Алдженона окружило несколько судов Рулага, и помощи ждать было неоткуда. Основная часть флота горела или, спасаясь от снарядов, кружила по проливу, пытаясь не сесть на мель. Слева чернела темная береговая линия фьорда Пучина Калалла, но она представляла собой череду отвесных утесов, и бегство на сушу было бы затруднительно. «Молоту Фьорлана» не продержаться долго, если все корабли Рулага сомкнутся вокруг него, подумала Халла и крикнула:

— Гребите к кораблю верховного вождя!

Жуткий звук донесся со стороны второго сопровождавшего ее корабля — он все-таки сел на мель и быстро кренился набок. У моряков хватило времени спустить на воду шлюпки и спастись, но теперь они ничем не могли помочь «Морскому волку». На атакующих кораблях Джарвика звонили в колокола, чтобы предупредить Рулага о приближении очередного драккара.

Засада была хорошо продумана, многочисленные лодки были достаточно маленькими, чтобы их не заметили среди скал, и в любом случае их скрывал туман; они напали сразу с нескольких сторон, но сами оставались вне пределов досягаемости неуклюжих кораблей раненов. Большие суда Рулага, находившиеся в авангарде, отделились от флота, прежде чем оказаться в узком проливе, и, когда начался обстрел, «Молот Фьорлана» остался в одиночестве. Затем предатель-военачальник развернул свои корабли и окружил Алдженона, не оставив ему путей к бегству.

Халла видела, что с кораблей Рулага в воинов Алдженона швыряют топорики, но моряков становилось все меньше, скоро должен был начаться неизбежный абордаж. Только двум из кораблей удалось невредимыми миновать пролив, и теперь они находились вне зоны досягаемости катапульт. Она почувствовала нарастающий гнев при виде горящего дерева, слыша запах горящей плоти. Многие воины были уже мертвы, и еще многим предстояло утонуть в холодной воде. Позади остались корабли из Хаммерфолла и Глубокого Перевала, которые плыли ближе к арьергарду, и она надеялась, что им удастся развернуться и бежать на север.

Она высоко подняла топор, вызывая на бой людей с ближайшего корабля Джарвика. Несколько воинов Рулага обернулись навстречу несущемуся вперед «Морскому волку», и она увидела их лица; они были готовы к бою, словно приглашали ее сразиться.

— Плывите между кораблями, протиснемся в щель, мы… не… умрем… сегодня. — Она говорила громко, с глубоким убеждением, и люди, услышав ее, начали грести еще быстрее, выкрикивая боевые кличи и клятвы верности Тиргартену и дому Летнего Волка.

Боррин, продолжая стучать древком топора по корпусу, тоже вошел в боевой раж:

— Подлые предатели… предатели не умирают легкой смертью.

Воины из Джарвика обрушили на них ответные проклятия, не зная о том, что капитаны еще нескольких кораблей, которым удалось вырваться из ловушки, заметили маневр Халлы и возвращались к месту сражения; они покинули укрытие в узком фьорде и вышли в пролив следом за «Морским волком». Шесть драккаров Рулага окружили «Молот Фьорлана», и с двух начали кидать абордажные крючья, готовясь к захвату судна, а остальные развернулись так, чтобы встретить атаку Халлы.

— Халла, там еще корабли! — крикнул Боррин, указывая назад.

Она заметила несколько судов под флагами Глубокого Перевала, устремившихся вслед за ней, которые не бежали, хотя у них и была такая возможность, но последовали примеру моряков «Морского волка» и пришли на помощь своему верховному вождю.

Теперь уже семь драккаров плыли нестройной группой в сторону авангарда флота и окруженного «Молота Фьорлана».

— Бросайте весла… беритесь за топоры, — приказала Халла, и воины втащили весла на корабль, положили их на скамьи, затем все, как один, поднялись, размахивая оружием.

Последние несколько футов они преодолели медленно, и Халла различала на кораблях Джарвика яростные, воинственные лица. «Морской волк» врезался в промежуток между двумя кораблями, и со всех трех судов полетели щепки, но флагманский корабль Тиргартена пробился. Остальные последовали за ним, и сражение началось.

Халла видела ожесточенную битву на палубе «Молота Фьорлана» и даже разглядела фигуру Алдженона Слезы, который отчаянно размахивал во все стороны топором, пытаясь остановить волну захватчиков. Люди из Фредериксэнда оказались в безнадежном меньшинстве, но, поскольку в схватке участвовали Слеза и Вульфрик, у них еще был шанс. Помощник не отходил от вождя, он стоял рядом и убивал любого, кто приближался к Алдженону, мощными ударами гигантского топора.

В борт «Молота Фьорлана» впились новые абордажные крючья, и Халле показалось, что еще несколько минут — и враги победят. Ее люди собрались у бортов «Морского волка» и ожидали возможности вступить в бой — и эта возможность представилась уже скоро, когда корабль резко остановился, застряв между кормой «Молота Фьорлана» и левым бортом одного из вражеских кораблей. Ее воины взревели, прыгая на корму судна верховного вождя, и бросились на помощь людям из Фредериксэнда.

Остальные корабли, присоединившиеся к Халле, сражались с другими судами предателей. Никто больше не стрелял из катапульт, и началась битва, в которой сталь звенела о сталь.

— Халла, прикрой тыл! — приказал Вульфрик, мощным ударом сбросив за борт двух врагов.

Вместо того чтобы послушаться, она врезалась в группу атакующих и издала свой боевой клич. Люди из Джарвика на мгновение изумились, но она не дала им времени оправиться: стремительно действуя топором, обезглавила ближайшего воина, вонзила топор в грудь следующему. Боррин был уже рядом и, выкрикивая оскорбления в адрес людей Рулага Медведя, начал рубить и кромсать тела и конечности. Воины Халлы заразились ее воинственным настроением, увидев, как она сражается, и бросились на предателей. Их ярость остановила воинов Рулага, и Халла подумала, что, возможно, еще не все потеряно.

Рулага Медведя нигде не было видно, главной атакой руководил Джалек, его помощник; Халла видела, как он убивает людей из Фредериксэнда стремительно и умело, и поняла, что перед ней мощный противник. Она парировала чей-то выпад и пинком сбросила нападавшего за борт, затем продолжала двигаться сквозь гущу сражавшихся к Алдженону. Боррин держался у нее за спиной, прикрывая ее и помогая ей расчистить путь своим воинам.

Сейчас уже было невозможно сказать, побеждают они или проигрывают; она видела лишь, как повсюду ранены убивают раненов, происходило множество жестоких, часто отчаянных поединков. Люди из Фредериксэнда были окружены, и только Алдженон и Вульфрик сдерживали натиск врагов.

С одного из кораблей Джарвика посыпались метательные топорики, и немало воинов верховного вождя упали на широкую палубу мертвыми.

— Я дорого продам свою жизнь, вы, сукины дети, — вскричал Алдженон Слеза и вступил в схватку одновременно с тремя врагами, двоих убил мгновенно, третьего разрубил почти целиком пополам.

Халле прежде не доводилось наблюдать его в бою, и у него была репутация человека, не склонного к насилию, но сейчас он показался ей самым опасным из всех воинов, которых она когда-либо видела.

— А я свою жизнь вам вообще не отдам! — подал голос Вульфрик, стоя спиной к спине со своим вождем.

Халла и Боррин пытались пробиться к Алдженону и Вульфрику, чтобы помочь им, но перед ними была целая толпа врагов, что сильно замедляло их продвижение. Новая партия метательных топориков унесла жизни еще нескольких моряков с «Молота Фьорлана», и теперь у Халлы оказалось больше воинов, чем у Алдженона.

Ранены, присоединившиеся к Халле, сражались на палубах собственных кораблей, отражали атаки предателей, пытавшихся добраться до верховного вождя, и их вмешательство уже вызывало серьезную тревогу у людей Рулага Медведя. Они внезапно поняли, что могут потерпеть поражение.

Джалек, церемониймейстер Джарвика, отдал приказ группе воинов перебить приближавшихся людей Халлы, затем устремился к Вульфрику, чтобы сразиться с ним самому. Все обернулись, когда топоры двух могучих воинов скрестились и раздался оглушительный звон. Оба были сильны, оба сражались за собственную жизнь, хотя Вульфрик был более страшным противником, и Джалек даже отступил под его яростным натиском.

Халла, Боррин и их воины перемещались по палубе, образовав строй в виде клина, и рубили людей Рулага, преграждавших им дорогу. На палубу обрушился очередной дождь топориков, поразив нескольких людей из Тиргартена, и Боррин получил серьезный удар в спину. Церемониймейстер рухнул на колени, но жестом велел Халле продолжать двигаться вперед; затем, морщась от боли, кое-как поднялся на ноги.

Вульфрик оттеснил Джалека к перилам, с вызывающим криком поднял топор над головой и раскроил противнику череп. Люди из Джарвика завопили от ярости, видя окровавленный труп, который только что был их командиром, и бой возобновился с новой силой.

Алдженон вскочил на какой-то ящик и взревел, перекрывая звон оружия:

— Я Алдженон Рагнарссон Слеза, верховный вождь раненов, и я называю вас предателями и трусами.

Все заметили, что кровь текла из-под его плаща, на груди виднелась резаная рана.

Верные вождю люди, находившиеся на борту «Молота Фьорлана», согласно взревели в ответ, а нападающие начали выкрикивать оскорбления. Халла зарубила очередного врага; она уже потеряла счет мертвым, лежавшим вокруг. Боррин исчез за стеной людей, но она надеялась, что он сумеет каким-то образом остаться в живых.

У Вульфрика покраснели глаза, пена показалась в уголках рта, топор его описывал смертоносные круги; он убивал одним взмахом по три или четыре человека, не стремясь к поединкам. Постепенно нападавших оттеснили назад, и вскоре на корабле остались в основном его защитники, большинство из которых были воинами Тиргартена.

Затем откуда-то издалека послышался звук рога. Он был низким, раскатистым, казалось, проникал откуда-то снизу, из-под камней, из-под земли, и его услышали все, несмотря на звон металла, вопли раненых и воинственные выкрики. Почти сразу же предатели из Джарвика начали отступать, вернулись на свои корабли и устремились прочь от «Молота Фьорлана» и его союзников. Драккары из Глубокого Перевала перебили всех моряков на одном из атакующих судов, другой захватили, но четыре корабля Рулага быстро отступили. Очевидно, это входило в план предателя.

Звук рога заставил смолкнуть торжествующих людей с корабля Алдженона, и среди сотни воинов, оставшихся на борту «Молота Фьорлана», воцарилась мертвая тишина. Даже окровавленный Вульфрик замер, тяжело дыша, не провожая врагов ни оскорблениями, ни вызывающими криками.

Алдженон спрыгнул с ящика, подошел к своим людям; воины Халлы смешались с моряками вождя.

— Рад видеть тебя, Летняя Волчица, — негромко произнес он. — Тебе известно, что означает этот звук? — По лбу его катились капли пота, в глазах явственно читалась боль.

Она бросила взгляд на Вульфрика; впервые со дня их знакомства она увидела на лице могучего воина страх. Церемониймейстер Фредериксэнда часто говаривал, что не боится никого, если его можно убить топором, и Халла внезапно ощутила тошнотворный ужас.

— Это рог глубин, — почти шепотом произнес Алдженон. — Рулаг пытается разбудить кракенов.

Сердце Халлы бешено забилось, и она взглянула на палубу. Вдруг она увидела тело Боррина Железной Бороды, лежавшее ничком. В спине его торчал топор; голова была немного повернута набок, карие глаза излучали какой-то странный покой.

Вульфрик бегом пересек палубу и взглянул на поврежденный парус. Корабль не мог двигаться, и судами, окружавшими его, также невозможно было управлять; сотни людей лежали мертвыми, несколько кораблей медленно уходило под воду.

— Халла, «Морской волк» может двигаться? — спросил Вульфрик.

Несколько из ее воинов тяжело опустились на палубу, когда закончился бой, и она увидела, как погасли их взгляды после того, как возбуждение сменилось усталостью. Один из них, услышав вопрос Вульфрика, кивнул.

— От него откололось несколько щепок, но он цел, милорд.

— Заберите на свой корабль столько людей, сколько он сможет выдержать. Пошевеливайтесь.

Он быстро подошел к Алдженону, который стоял, привалившись к перилам.

Халла, радуясь тому, что туман скрывает опасность, приказала своим людям:

— Забирайте всех раненых, всех, кто еще дышит.

Ее рулевой занял место Боррина, и к ним присоединились все люди Алдженона, подхватывая тяжело раненных воинов, которые не могли передвигаться, и таща за собой тех, кто в потрясении стоял среди тел убитых товарищей. Смерть произвела странное действие на воинов, вид окровавленной плоти и белевших обломков костей лишил их присутствия духа.

Люди с других кораблей начали бросать канаты на борт «Морского волка» и покидали свои тонущие суда. Воины из Глубокого Перевала, Хаммерфолла, Фредериксэнда и Тиргартена вместе устраивались на скамьях для гребцов корабля Халлы. Весла по-прежнему лежали рядом, и воины быстро заняли места и сложили оружие.

Звук рога растаял вдали, и тишина снова воцарилась над окутанным туманом морским проливом. Халла подбежала к Вульфрику, чтобы помочь Алдженону. Они трое были последними, кто покинул борт «Молота Фьорлана».

— Мне очень жаль, что пришлось убить твоего отца, — слабым голосом произнес верховный вождь. — Он заслуживал лучшего.

— Потом, господин, потом… нам нужно уходить… быстрее, — ответила Халла с ноткой паники в голосе.

Она обхватила Алдженона за пояс и почувствовала, что одежда его пропитана кровью. Он был сильным человеком, но она поняла, что он серьезно ранен. Судя по мрачному выражению лица Вульфрика, он тоже боялся, что вождь не выживет.

Чуть больше двухсот воинов уцелели после этой битвы, и «Морской волк» был переполнен людьми; Вульфрик помог Алдженону перебраться через перила и встал лицом к команде.

— Мы еще живы, парни, пока еще не собираемся на пир к Ледяному Гиганту. — Он произнес это бодрым тоном, и Халла позавидовала его умению держать себя с подчиненными, но в глазах его все равно таился страх. — А теперь гребите изо всех сил.

Веки Алдженона опустились, когда верные ему люди Фьорлана взялись за весла и корабль тронулся с места. Халла присела рядом с вождем и приподняла его голову, чтобы взглянуть ему прямо в лицо.

— Ты хорошо сражалась, Халла, — с трудом выговорил он. — Возможно, в конце концов настало время признать, что женщина может быть вождем. — Он улыбался, и Халла подумала, что он уже не чувствует боли от ран. — Доверься Вульфрику. Если и есть для вас путь к спасению, он его найдет.

— Неужели среди твоих людей нет жрецов? — воскликнула она с отчаянием в голосе.

— Были, но их перебили первыми. Мне конец, Халла… ни жрецов, ни надежды на исцеление, ни завтрашнего дня. — Последние слова прозвучали совсем тихо, и вождь снова закрыл глаза.

Вульфрик подошел к Халле и опустился у тела умиравшего вождя. «Морской волк» начал удаляться от «Молота Фьорлана», и церемониймейстер стиснул руку своего господина.

— Мы еще живы, Алдженон, — мягко произнес он.

— Говори за себя, — возразил вождь с болезненной усмешкой. — Я залил кровью весь твой корабль, Халла. Мне очень жаль.

Из-под тела Алдженона растекалась багровая лужа, лицо его было белым, а глаза стали совсем черными. Вульфрик сжал руку Алдженона с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.

— Я не знаю, что делать, — произнес он, и слезы выступили у него на глазах. — А раньше я всегда знал, как следует поступить… — Халле показалось, что, глядя на умиравшего, он готов поддаться отчаянию. — Я позволил предателю убить тебя. Мой долг как человека чести заключался в том, чтобы охранять тебя, а я не сумел.

Алдженон повернулся к своему помощнику. Схватив его за плечи, он приподнялся и взглянул Вульфрику в глаза:

— Ты мой брат по оружию и мой друг. Ты силен и останешься сильным еще долго. Передай моему сыну… — Он сплюнул кровь, выступившую в уголках рта. — Скажи Алахану… пусть правит народом справедливо… и пусть… не дает топору заржаветь. Не допусти, чтобы его убили, Вульфрик… не допусти, чтобы его убили… — Он смолк, голова безвольно свесилась на грудь.

Халла ждала продолжения, но ничего больше не услышала. Алдженон Рагнарссон из рода Слеза, верховный вождь Фьорлана, был мертв.

Вульфрик так и остался сидеть у тела Алдженона, опустив голову, и беззвучно произносил молитву над павшим вождем.

— Милорд Вульфрик. — Эти слова произнес Рексель Падающее Облако, церемониймейстер Хаммерфолла, приблизившись к ним. — У нас всего две сотни человек, и все вожди убиты. Что нам теперь делать? — В голосе его прозвучало отчаяние.

Вульфрик, не обращая на него внимания, не открывая глаз, продолжал молиться. Халла сделала глубокий вдох, поднялась на ноги и обернулась к Падающему Облаку.

— Как можно быстрее гребите к берегу! — повелительным голосом произнесла она.

Падающее Облако, казалось, собрался возразить против дерзости Халлы, но мгновение спустя отдал честь, стукнув кулаком по груди, обтянутой кольчугой.

— Ты храбрая женщина, одноглазая… ты хорошо сражалась, когда могла бы спастись бегством. — И он одобрительно кивнул.

Халла оставила обидное слово без внимания и, шагнув мимо Падающего Облака, взглянула на лица перепуганных людей, которыми был забит ее корабль.

— Рексель, — бросила она через плечо, — проверь, сколько у нас осталось самых могучих воинов и сколько помощников вождей. Помощников вождей пришли ко мне.

Рексель Падающее Облако ответил:

— У тебя железная воля, Летняя Волчица, и слова твои мудры. Я сделаю, как ты велишь.

Он быстро прошел между рядами скамей, выкрикивая приказания. Несколько помощников вождей из небольших городов областей Глубокий Перевал и Хаммерфолл назвали себя и были отправлены к Халле. Никто из них не возражал против того, что придется выполнять приказания женщины, потому что имя Летней Волчицы делало ее старшей на борту корабля. Даже Вульфрик был, в конце концов, простым воином и не имел права командовать людьми за пределами Фредериксэнда, тогда как Халла являлась единственным ребенком покойного вождя, и ее происхождения было достаточно, чтобы люди к ней прислушались. Возможно, вожди, плывшие на других кораблях, остались в живых или нашли способ скрыться на севере, но среди уцелевших с «Молота Фьорлана» лордов не было.

— «Морской волк» перегружен и не в состоянии маневрировать, а мы должны подготовиться к новой атаке, — обратилась Халла к собравшимся людям.

Никто не упоминал о кракенах, но все знали, что она имеет в виду именно их.

— А что же с предателем? — разгневанно спросил Рексель.

— У нас нет такой роскоши, как время на поиски Рулага Медведя, Падающее Облако. Его час еще придет. А сейчас наша главная задача — выжить самим и спасти наших людей.

Халла говорила, руководствуясь инстинктом. Впрочем, она и так знала, что следует делать. Вглядываясь в густой туман, окутывавший корабль, и не замечая никаких признаков земли или других кораблей, она понимала, что в любом случае кто-то должен взять на себя командование; Вульфрик все еще беззвучно молился над телом Алдженона. Боррин погиб и не мог передавать команде ее приказания, и Халла осталась одна. Управлять кораблем было больше некому.

— На скамьях слишком много людей. На каждое весло нужно не больше четырех человек. Проследи за этим прямо сейчас, — обратилась она к одному из незначительных заместителей вождей, и тот сразу же отправился выполнять ее указание. — А ты, — указала она на человека из Глубокого Перевала, — посади самых сильных людей на нос, так мы будем двигаться быстрее. Рексель, проверь, у всех ли есть оружие и доспехи… и перенесите раненых на корму.

— Будет сделано, госпожа, — официальным тоном ответил Падающее Облако.

Халла была рада тому, что он помогает ей; его присутствие заставляло незнакомых воинов подчиняться ее приказам с такой же готовностью, и через несколько минут некоторое подобие порядка было восстановлено. Халла не признавалась даже самой себе в том, что ее приказания объяснялись главным образом желанием отвлечь людей от мыслей о роге глубин и слепых безумных кракенах Фьорланского моря.

Когда «Морской волк» начал набирать скорость, направляясь к фьорду Пучина Калалла, Халла вспомнила о Вульфрике. Помощник вождя Фредериксэнда сидел рядом с телом своего господина, и на лице его было написано отчаяние. Халла протянула ему руку.

— Хочешь, я помогу тебе встать, мастер Вульфрик? — спросила она.

Он медленно поднял глаза и обратил на нее полный гнева взгляд.

— Я могу и сам встать, — негромко произнес он, поднимаясь, и оперся на рукоять своего огромного топора. — Похоже, малышка Халла, ты все-таки не женщина. — Однако произнесено это было вовсе не весело.

— Мне следует оскорбиться? — ответила она таким же мрачным тоном.

— Не обращай внимания. Ты вела себя достойнее многих мужчин, — кивнул с одобрением Вульфрик, затем переменил тему: — Как по-твоему, насколько мы далеко от берега?

— Это не важно, Вульфрик. Важно знать, насколько далеко мы от места, где можно высадиться на берег… входя в пролив, мы по обеим сторонам видели отвесные утесы. Я не заметила ни низких берегов, ни отмелей, ни пляжей.

Прежде чем Вульфрик успел ответить, за кормой «Морского волка» раздался какой-то звук. Он начался как низкий рокот, сопровождаемый чем-то вроде плеска водопада, затем усилился и вскоре перешел в гортанный вой. Моряки перестали грести, и теперь, когда плеск весел смолк, звук показался еще громче.

— Кто велел вам останавливаться, пропади вы все пропадом?! — взревел Вульфрик, и гребцы немедленно вернулись к своим обязанностям.

Шум рокочущей воды не смолкал за кормой «Морского волка», и Халла всматривалась в туман, пытаясь хоть что-то разглядеть. Она ахнула, когда промелькнула какая-то тень, появилась и исчезла за одну секунду, и из-за тумана было непонятно, что это такое и куда оно движется. Затем раздался другой звук, более низкий, раскатистый — казалось, он доносился со всех сторон одновременно, и ранены, прижимавшиеся друг к другу на борту корабля, были близки к панике; но Падающее Облако ободрял их, хлопал по спинам, приказывал грести вперед. Халла, тяжело дыша, всматривалась в туман за кормой судна. Откуда-то донесся наводящий ужас рев, который не смогло бы издать ни одно человеческое существо, и постепенно этот рев неведомого существа перешел в первобытный гневный вопль.

На лице Вульфрика застыло угрюмое выражение, когда он подошел и остановился рядом с Халлой.

— Да поможет нам Рованоко, — произнес он, когда оба они увидели вздымавшееся из волн гигантское существо.

Существо было в полтора раза выше мачты и шире, чем сам корабль вместе с веслами. Халла даже обрадовалась тому, что его частично скрывает туман, но звук, издаваемый существом, проникал глубоко в сознание — на этот звук нельзя было не обращать внимания. Это было рычание, рычание разбуженного чудовища, и оно становилось все громче и громче, и наконец одно из зеленоватых щупалец толщиной со ствол могучего дерева вдруг устремилось вниз и врезалось в кормовую часть «Морского волка», всего в футе от того места, где стояли Халла и Вульфрик.

Гребцы завопили от ужаса. Вульфрик, продолжая беззвучно молиться Рованоко, рванул на себя Халлу и прижал к перилам, поскольку в палубе на том месте, куда ударил кракен, образовалась дыра.

— Гребите, не останавливайтесь, троллиное отродье… за Фьорлан… за раненов и Алдженона… — Вульфрик, несмотря на широко раскрытые от ужаса глаза, еще сохранял способность мыслить.

Они перегнулись через борт «Морского волка», чтобы взглянуть на гигантскую черную тень, волнообразно двигавшуюся и извивавшуюся среди непроницаемого тумана.

В следующее мгновение мгла немного рассеялась, и они мельком сумели разглядеть монстра. Внезапно все, кто находился на палубе, увидели преследовавшего их кракена. Он был больше любого корабля, поднимался из волн, подобно живой колонне, и стремительно двигался вперед, непонятно, каким именно образом. Халле показалось, что у него физическая форма словно размыта, в основном он состоит из какой-то мягкой зеленовато-черной массы и на его желеобразном теле то появляются, то исчезают жуткие беззубые рты и тошнотворного вида зеленые щупальца. Гребцы, сидевшие лицом к корме, продолжали вопить от ужаса. Некоторые при виде чудовища сошли с ума и начали бросаться в воду, находя смерть в ледяных волнах. Другие зажали уши руками и монотонно раскачивались, словно рев чудовища раздавался у них в мозгу.

Халла увлекла Вульфрика за собой прочь с кормы. Они сели спиной к перилам, глядя на две сотни моряков-раненов, в глазах которых плескалось безумие.

— Не смотрите! — выкрикнул Вульфрик, но приказание это было бесполезно; люди не могли оторвать взглядов от кошмарного существа, преследовавшего их.

Падающее Облако стоял посередине палубы, следя за бессмысленными движениями кракена, до тех пор пока туман снова не сгустился вокруг чудовища. Халла не знала, Иткас это или Аквас, но, как бы ни звали слепого безумного кракена, который преследовал их, в нем не было ничего из рассказов, слышанных в детстве. Не было в этом монстре ничего, вызывающего любопытство или благоговение, лишь первобытный ужас.

Вдруг перед кораблем раздался новый звук, и два огромных щупальца, с которых капала черная слизь, обрушились на палубу, и примерно десять раненов полетели в воду. Второй кракен приближался к ним со стороны носа, и окруженный двумя безумными тварями «Морской волк» плыл по волнам навстречу гибели. В корпусе корабля образовалась течь, посередине палубы из дыры забил фонтан воды.

Халла крепко вцепилась в руку Вульфрика, и они взглянули друг другу в глаза, когда корабль накренился, и треск дерева сказал им о том, что «Морской волк» безнадежно поврежден.

Она снова возблагодарила богов за туман, за то, что кракенов почти не видно. Вульфрик грубо схватил Халлу обеими руками и прыгнул за борт. Рот ее наполнился ледяной водой, и она потеряла сознание.

Халла пришла в себя не сразу. Когда глаз ее открылся, она увидела над собой синее небо и ослепительное солнце. Повернув голову, она моргнула несколько раз. Она лежала на отлогом каменистом берегу, покрытом снегом и выброшенными волнами кусками дерева. Тело ее онемело от холода, ноги находились в воде, волны то накатывали, то отступали прочь. Наверняка вода была смертельно холодной, но Халла едва чувствовала ее, дышать было тяжело, в горло, казалось, набился песок. Она услышала шорохи и стоны, издаваемые людьми. Рядом лежали другие моряки флота драккаров, их вынесло на этот неприветливый берег где-то в южной части земель раненов.

Туман рассеялся, и Халла могла видеть бесконечную, ровную гладь океана; никаких островов, никаких признаков земли. Она медленно пошевелилась, сначала подвигала пальцами, потом руками, постепенно сумела согнуть руки в локтях. Потянувшись к бедру, она с радостью обнаружила, что не потеряла боевой топор. Приложив громадное усилие, она уперлась ладонями в землю и села.

В лицо ей ударил порыв свежего ветра, она опустила веко и сделала глубокий вдох, прежде чем снова открыть глаз и оглядеться вокруг. Берег простирался вправо и влево, насколько она могла видеть, он был усеян расщепленными кусками дерева и телами мертвых и раненых. Топоры без рукоятей, порванные кольчуги, доски с зазубренными краями валялись повсюду. Неподалеку от себя Халла увидела огромное тело Вульфрика; он лежал на камнях, раскинув в стороны руки и ноги, по-прежнему в своих вонючих доспехах из троллиных шкур. За неподвижным телом помощника вождя Фредериксэнда лежали несколько гребцов с погибшего «Морского волка». Некоторые шевелились, но тела большинства раскинулись в гротескных позах, и они явно были мертвы. Халлу больше беспокоили те люди, которые были живы, но сидели, тупо глядя на море безумными, налитыми кровью глазами. Вид кошмарных кракенов свел с ума многих воинов, и Халла возблагодарила бога за то, что она хотя бы осталась в здравом рассудке.

В нескольких футах от нее Падающее Облако пошевелился и тоже сел, держась руками за голову. Он трясся всем телом, и голень его была проткнута насквозь острым обломком дерева. Человек не смотрел на рану, не обращал на нее внимания, и Халле оставалось лишь надеяться на то, что его разум оказался достаточно сильным, чтобы устоять перед зрелищем возникающих из волн кракенов.

— Рексель Падающее Облако, церемониймейстер Хаммерфолла, — окликнула она его, выплюнув изо рта горечь от морской воды.

Он неуверенно посмотрел на нее, и Халла увидела, что на щеках его замерзли слезы, глаза покраснели и едва открывались. Он потер лицо и повернулся к женщине-воину.

— Моя… госпожа, — едва слышным голосом ответил он. — Я жив. Я жив.

— Да, ты жив, и мне нужна твоя помощь, — громко произнесла она, затем дрожащей рукой указала на его ногу. — Надо вытащить щепку и перевязать рану.

Падающее Облако проследил за ее рукой и впервые заметил рану.

— Да, хотя я не чувствую боли, — сказал он. — Вода очень холодная, зато она остановила кровотечение. — Взгляд его был устремлен куда-то в пространство, но Халла поняла, что воин не повредился в уме.

— Нам нужно выяснить, сколько человек осталось в живых и где, во имя Рованоко, мы находимся.

Каменистый берег был довольно широким и заканчивался грядой невысоких холмов, поросших заснеженными деревьями.

— Это Хаммерфолл? — спросила она у церемониймейстера.

— Нет, моя госпожа, там сейчас больше снега. Мы находимся южнее, — ответил он, покачав головой и пытаясь сообразить, где же их выбросило на берег. — И на Самнии нет таких холмов, так что мы на материке.

Люди, лежавшие вокруг на камнях, услышали разговор, несколько воинов сели, морщась от боли, заметив свои раны, которые сначала не чувствовались на холоде.

— Я замерз… и где мой топор? — заорал Вульфрик, не двигаясь.

— Мастер Вульфрик. Вижу, еще жив, — ответила Халла с радостной улыбкой.

Гигант из Фредериксэнда махнул рукой и четко произнес:

— Кто-нибудь, скажите мне, куда я попал и где тот человек, которого я должен убить.

Падающее Облако испустил едва слышный смешок, и на миг туман в его голове немного рассеялся.

— Я считаю, что мы находимся к югу от Хаммерфолла, возможно, на берегу земель Отряда Призраков.

— А мой топор? — спросил Вульфрик, по-прежнему распростертый на камнях.

— Мастер Вульфрик, сейчас мало кого волнует, где находится твой топор. Будь добр, соберись и сядь хотя бы для начала, — ответила Халла не особенно сочувственным тоном.

На миг на его лице появилось оскорбленное выражение, он сел и быстро развернулся лицом к Падающему Облаку и женщине.

— Вот я и собрался; все части тела на месте. Для того чтобы меня прикончить, мало пары скользких щупалец.

Меньше двух сотен раненов выжили после нападения предателей, появления кракенов и кораблекрушения. Возможно, других море выбросило на берег далеко отсюда, или кому-то удалось скрыться прежде, чем враги подули в рог, но Халла старалась не думать о них. Изменить ничего было уже нельзя, и напрасно было надеяться на неожиданное появление из-за холмов вождей, так что она понимала, что по-прежнему отвечает за своих людей. Большинство воинов, очутившихся на этом берегу, были с других кораблей и не видели кракенов — хотя основной темой разговоров между людьми Фьорлана служили щупальца и подводный ужас. Из ее собственных моряков уцелели меньше двадцати человек, и ей пришлось отдавать приказания жителям Фредериксэнда, Хаммерфолла и Глубокого Перевала.

Рана Падающего Облака оказалась не слишком серьезной, он соорудил себе примитивную шину и скоро уже довольно бодро расхаживал по камням. Халле показалось, что он стал каким-то более молчаливым и мрачным, чем прежде, но по меньшей мере он оказался полезным, ходил по берегу и искал выживших. Вульфрик некоторое время сидел на том месте, куда его вынесло волнами, погруженный в какие-то размышления, прежде чем присоединиться к остальным.

Халла отдала немало приказаний воинам, лишь бегло проверяя результаты их трудов. Она нашла новые занятия для людей, и те, казалось, были рады, что у них появилась хоть какая-то цель. Они соорудили примитивное укрытие от холодного ветра, тела мертвых были уложены на погребальные костры, а несколько человек отправились на разведку за холмы. Раны были промыты и перевязаны, но то и дело Халле приходилось слышать очередную последнюю молитву из уст умирающего, обращенную к Рованоко.

При виде кракенов около десятка раненов лишились рассудка; они сидели у воды друг напротив друга. Никто из них не произносил ни слова, они не обращали внимания на многочисленные окрики остальных. Халла решила на время оставить их в покое. Если этих несчастных не удастся заставить сдвинуться с места, когда придет время уходить, тогда она будет считать их в числе погибших.

Быстро шли часы, и солнце клонилось к закату; резко похолодало. Около сотни дрожащих раненов жались друг к другу в убогой загородке, которую построили вдалеке от берега для защиты от ветра. Другие небольшие группы воинов также сидели в похожих укрытиях вдоль побережья. Тело Алдженона Слезы так и не нашли, и Вульфрик бродил вдоль линии прибоя в поисках своего господина, не обращая внимания на призывы уйти с холода и согреться у большого костра, который воины развели в укрытии.

Среди немногих выживших из Фредериксэнда был Олефф Твердолобый, старый оружейник Алдженона; ему было поручено разведать, что находится за холмами, дальше на побережье. Старый воин вернулся через несколько часов, и лицо его было хмурым.

— Расскажи нам хорошие новости, Олефф, — сказал Падающее Облако, поправляя свою шину.

Твердолобый устроился как можно ближе к огню и принялся яростно тереть покрасневшие от холода руки. Затем поднял взгляд на Халлу и едва заметно улыбнулся:

— Госпожа Летняя Волчица, кажется, мы находимся южнее Глубокого Перевала. Я видел на севере горы, они очень далеко, и, если я правильно помню карты, мы, скорее всего, попали на земли Отряда Призраков.

Несколько воинов заулыбались, некоторые с облегчением засмеялись, а Халла кивнула Олеффу:

— Отлично, тогда завтра мы отойдем от берега и разобьем там лагерь. Раненым нужно время для того, чтобы поправиться или умереть, а им, — она указала на людей, потерявших рассудок, — нужно время, чтобы… не знаю… но я пока не готова оставить их здесь.

Халла не могла бы сказать, в чем дело; возможно, сыграло свою роль тяжелое положение, в котором они очутились, но люди Фьорлана не оспаривали ее приказаний и не усомнились в ее праве командовать. Даже Вульфрик не пытался занять место командира, и поэтому Халла Летняя Волчица приготовилась к тому, что ей еще несколько дней придется заботиться о здоровье и жизни этих людей. У нее пока не было никакого плана, но в голове возникла смутная мысль насчет того, что нужно бы добраться до развалин Ро Хейла, найти Отряд Призраков, а затем отправиться на север и посмотреть, что успел натворить Рулаг Медведь в отсутствие Алдженона.

Четыре дня, самое большее неделя им понадобится на то, чтобы залечить раны и приготовиться к переходу. Халла молча оглядела лица своих новых подчиненных и начала прикидывать, из кого получатся достойные лейтенанты на предстоящие несколько недель, пока они будут идти на север.

Рексель Падающее Облако был хорошим человеком и бывшим помощником вождя, поэтому его советы будут ценны. Вульфрик займет такое положение, которое сочтет нужным, и Халла понимала, что не осмелится приказывать ему. В конце концов, он был ближайшим соратником верховного вождя и самым могучим воином среди них всех. Олефф Твердолобый занимал высокое положение во Фредериксэнде, и Халла радовалась, что этот знающий человек может ей помочь. Остальных она сможет оценить по достоинству несколько позже.

— А теперь всем надо немного поспать, — сказала она, подавляя зевок. — Завтра мы двинемся прочь от побережья.

Глава пятаяСаара, Госпожа Боли, в городе Ро Вейр

 Саара, осторожно держа в руках раненский туманный камень, смотрела сквозь него в глаза Рулага Медведя, военачальника из Джарвика, предателя, который сейчас находился очень далеко от нее.

— Мне нужно от тебя точное подтверждение того, что Алдженон Слеза мертв, — обратилась она к смутному изображению, появившемуся в камне.

— Мы разбудили кракенов, ведьма, — рассерженно отвечал тот, — и ты совершаешь ошибку, когда разговариваешь со мной так, будто я твой слуга.

— Я не хотела тебя оскорбить. Мне просто нужно знать, что услуга, за которую мы заплатили, выполнена, — сказала Саара, запоминая обидные слова воина, чтобы отомстить за них позже.

— Вы заплатили? Я должен стать верховным вождем Фьорлана. Это не какая-нибудь проклятая торговая сделка. Рованоко ценит только силу, а я — сильнейший в своей стране.

Этот жалкий червь был необходим колдунье для того, чтобы уничтожить земное воплощение Рованоко, и Саара понимала, что им легко манипулировать, обещая власть.

— Прошу тебя, ответь на мой вопрос, милорд Медведь. Увидеть Слезу мертвым настолько же в твоих интересах, насколько и в моих. — Саара старалась говорить терпеливым, вежливым тоном, хотя на самом деле не испытывала к человеку из Фьорлана ничего, кроме отвращения.

— Ему конец. Большинство его людей разрублены на куски, и в последний раз, когда его видели, в спине у него торчал топор, и кровь его заливала палубу. Иткас и Аквас довершили дело… если хотя бы сотня моряков добралась до берега, я буду очень удивлен, пропади они пропадом. — Определенно, Рулаг был доволен устроенной им резней и гибелью множества своих соотечественников, и Саара на мгновение даже почувствовала жалость к людям, которым предстояло жить под властью этого тирана.

— Очень хорошо, — кротко произнесла она, — ты можешь продолжать выполнение плана. Свяжись со мной снова, когда Фредериксэнд будет в твоих руках.

Саара подождала очередного оскорбления, но Рулаг молчал, и она решила, что он занят мыслями о своем возвышении и будущем положении верховного вождя.

Изображение в камне затянуло туманом, затем оно потемнело, и Рулаг исчез. Саара улыбнулась своим мыслям и несколько мгновений разрешила себе с удовлетворением поразмыслить о том, как прекрасно идет выполнение задуманного. Алдженон больше не представлял угрозы; флот драккаров уничтожен. Теперь вторжение на Свободные Земли встретит минимальное сопротивление, и вскоре Семь Сестер получат возможность убить нескольких оставшихся в живых потомков Гигантов и распространить поклонение Мертвому Богу на всех землях людей.

Она спрятала туманный камень в карман и вышла из таверны, где наняла комнату — это была ничем не примечательная таверна, выбранная просто потому, что Саара могла здесь поговорить с Рулагом без посторонних. Она незаметно покинула десять тысяч Псов, которые отправились в путь вместе с ней; несколько дел требовали ее внимания. Важнее всего было то, что сделка, заключенная между Семью Сестрами, сэром Халламом Певайном и Рулагом Медведем, принесла плоды. У нее осталось еще одно дело в старой части города Вейр. Из-под плаща Саара извлекла небольшой листок бумаги с адресом и указаниями, куда идти.

На улицах Ро Вейра было темно и тихо. Верхние этажи зданий нависали над булыжной мостовой. Саара привыкла к широким бульварам и просторным площадям Кессии, и теперь, блуждая по узким переулкам Вейра, она испытывала неприятное чувство, близкое к клаустрофобии. Со своей стаей Псов она провела в городе уже несколько дней, практически руководя его оккупацией. Герцог Лиам, старый аристократ, номинальный правитель города, оказался слабее духом, чем ее прежние жертвы, и Сааре пришлось действовать с ним осторожно, чтобы не превратить его в жалкого сумасшедшего, который не мог бы подписывать составленные ею указы.

Мастер Терв, погонщик Псов, занял городское поле для учений и казармы, прежде принадлежавшие Красным рыцарям, которые теперь сопровождали короля в походе на Свободные Земли раненов. Терв заставил начальника городской стражи ввести нечто вроде военного положения, чтобы людей можно было держать под контролем. Тем временем Саара следила за тем, чтобы передача власти прошла гладко и без жертв. Герцог Лиам пообещал волшебнице свою поддержку и поддержку короля в ее делах; поставив нескольких верных ей человек на ключевые позиции, Саара без труда подчинила себе Ро Вейр. Огромное количество киринских преступников и каресианских торговцев в Вейре убедило Саару, что задача ее была выполнена наполовину еще до ее прибытия. Это был не Ро Тирис, и местные жители, граждане Тор Фунвейра, привыкли к тому, что на улицах города полно чужестранцев.

Официально король Себастьян Тирис заключил договор о взаимопомощи с Семью Сестрами. На самом деле, он находился под воздействием чар сначала Катьи, а теперь Амейры, и немногие люди, которые могли бы против этого возразить, молчали из страха быть обвиненными в измене короне.

В общем, осуществление плана шло полным ходом. Саара сомневалась в том, что кто-нибудь теперь сможет остановить ее с Сестрами. К моменту захвата Свободных Земель Мертвый Бог выиграет Долгую Войну, одержит победу над убийцами Гигантами, которые в незапамятные времена отняли у него власть. Саара даже начинала надеяться на то, что поток новых фанатиков из земель людей вернет ее покровителю его полноправное место в качестве единственного бога, которому разрешено поклоняться. Люди вдохнут новую жизнь в утраченного бога наслаждений и крови и его тысячу потомков.

Саара довольно улыбалась этим мыслям, углубившись в лабиринт темных улочек, и вскоре очутилась в трущобах под названием Кирин Тор; этот район был построен специально для многочисленных странствующих киринов, которые решили избрать своим домом Ро Вейр. Она в полном одиночестве шагала по ночным улицам, плотно закутавшись в черный плащ, чтобы никто не смог ее узнать, и мысленно оплакивала потерю своего личного раба. Он ей всегда нравился, и хотя принести его в жертву было необходимо, как для того, чтобы удовлетворить голод Темного Отпрыска, так и для того, чтобы оградить Семь Сестер от гнева отца Зелдантора, ей не хватало его постоянного присутствия рядом. Даже сейчас, шагая по темным проулкам и грязным трущобам, она скучала по его жизнерадостным замечаниям по поводу разных событий, по его непоколебимой преданности. В смерти мальчика был виноват его собственный отец, и Саара утешала себя тем, что теперь Рам Джас Рами бессилен причинить вред кому-либо из Семи Сестер.

Она остановилась на перекрестке и заглянула в бумажку со схемой. Слева сидели несколько курильщиков в облаках радужного дыма и глядели на нее красными глазами — это были киринские мужчины с грязными лицами и немногочисленными пожитками, валявшимися около жалкой хибары. Впереди тянулись несколько каменных зданий, окруженных примитивными хижинами из досок и ржавых металлических листов. Листок с указаниями, куда идти, Саара получила от одного вора ро, который по ее приказу шпионил за старым торговцем книгами. Волшебница решила, что он не слишком-то старался, когда писал эту записку, потому что схема совсем не соответствовала действительности. Хотя, возможно, эти жалкие хибары время от времени переносили с места на место.

Саара надела капюшон, чтобы скрыть лицо, и приблизилась к киринам, одурманенным наркотиками.

— Я ищу торговца книгами, — заговорила она на языке ро с сильным акцентом.

Один из киринов, самый толстый и больной на вид среди прочих, ухмыльнулся, показав отсутствие нескольких зубов и покрытые пятнами десны.

— Если ты ищешь знаний, то ты забрела не в ту часть города, красотка… почему бы тебе не присоединиться к нам, — ответил он с весьма неприятной усмешкой.

— Ага, нам не часто попадаются такие симпатичные шлюхи, как ты, — сказал другой кирин, облизываясь. — Ты не волнуйся, мы с тобой не будем грубо обращаться.

Их было четверо; у этих мужчин явно имелись определенные намерения по отношению к ней и явно отсутствовали мозги, но Саара торопилась и не собиралась играть в их игры.

— Я сказала, что ищу торговца книгами. Вы можете мне помочь? — Она развела руки в стороны в ожидании ответа.

— О, мы можем тебе помочь, милая потаскушка, — сказал толстый кирин и шагнул вперед, протянув к волшебнице грязные лапы.

Саара отступила и с силой ударила наркомана по лицу.

— Я повторяю в последний раз, и, если я не получу нужного ответа, я причиню вам всем боль, — бесстрастно произнесла она. — Итак, вы знаете, как его найти?

Толстый кирин бросил на женщину негодующий взгляд налитых кровью глаз.

— Я тебе за это морду изрежу, каресианская шлюха! — проревел он, доставая из-под куртки ржавый нож.

Остальные трое зарычали что-то в знак согласия, один в возбуждении подпрыгивал на месте.

— Давайте трахнем эту сучку… давайте прямо сейчас! — радостно восклицал он, брызгая слюной.

Кирин, которого ударила волшебница, сделал к ней шаг и хотел было приставить к ее горлу нож. Она не пошевелилась, лишь зловеще улыбнулась, и толстяк замер, как будто его остановила некая невидимая сила. Он снова попытался ударить Саару ножом, но лицо его исказилось от боли.

— Хватай ее… чего ты встал? — крикнул другой наркоман.

Толстяк явно остолбенел от страха, не понимая, что происходит, будучи не в силах пошевелиться.

Саара медленно взяла его руку и поднесла нож к своей груди.

— Убей меня… если сможешь, — вкрадчиво произнесла она.

— Я… не могу… двигаться!.. — выкрикнул он в панике.

Его приятели окружили волшебницу, и один хотел ударить ее кулаком, но ни один из ударов не попал в цель, и они с растерянными лицами застыли на месте, словно приросли к мостовой.

Саара сделала едва заметный жест пальцами и произнесла:

— Вы мерзкое отродье и умрете как мерзкое отродье.

Первого кирина стало рвать; Саара сделала так, что в его горле появились ядовитые Горланские пауки. Он вытаращил глаза, кашляя, выплюнул несколько пауков размером почти с кулак, в ужасе посмотрел на тварей, которые поползли по его телу. Он хотел закричать, но ничего не получилось, потому что изо рта его лезли все новые и новые пауки, они вскоре покрыли верхнюю часть его тела живым ковром, кусали его, ползали друг по другу, пытаясь забраться под одежду. Человек затрясся всем телом, когда яд проник в его кровь, затем в конвульсиях рухнул на землю.

Саара позволила двум другим наркоманам убежать в диком ужасе. Четвертый стоял, не отрывая взгляда от тела своего приятеля, которое исчезло под грудой шевелящихся пауков.

— Посмотри на меня! — с угрозой в голосе сказала волшебница.

Этот кирин был самым молодым, он просто окаменел при виде того, как его друга пожирают заживо. Он медленно поднял взгляд на волшебницу.

— Мне нужен торговец книгами. Ты знаешь, где я могу найти такого человека в этих трущобах? — спросила она с нехорошей улыбкой. — Его зовут Кабрицци.

Молодой кирин с большим усилием поднял руку и указал на один из каменных домов.

Саара посмотрела в ту сторону, улыбнулась, на сей раз более искренне, и сказала:

— Спасибо, ты мне очень помог.

Она взмахнула рукой, и масса Горланских пауков покинула мертвое тело, устремившись к юноше.

— Но… я же сказал тебе, — протестующе вскричал он, когда пауки поползли по его ногам.

— А мне все равно, — произнесла Саара, не оборачиваясь, а в следующее мгновение кирин начал кричать от боли.

Крики закончились отвратительным бульканьем, а Саара пошла по направлению к дому, на который указал ей молодой наркоман. Она подумала, что правильно сделала, позволив двум негодяям бежать, потому что они расскажут другим о том, что видели. Ее радовало, что в Каресии о ней ходили загадочные, передаваемые шепотом рассказы. А когда она приобретет власть над Тор Фунвейром, крестьяне должны будут бояться ее точно так же, как народ ее страны.

Лавка Кабрицци представляла собой ничем не примечательное каменное строение; со стороны его можно было принять за пустующий дом, который облюбовали курильщики наркоты или шлюхи. Фонари на улице отсутствовали, тьма словно заполняла каждый уголок и щель. Рядом с дверью была укреплена небольшая потемневшая табличка; когда Саара стерла с нее грязь, то смогла прочесть: «Эманиз Кабрицци, поставщик редких книг и оккультных предметов». Он не был ни известным, ни замечательным чем-либо человеком, но у него имелось нечто ценное для Саары, и она нуждалась в его помощи. Ее агент-вор подтвердил, что Кабрицци завладел старой книгой из подвалов Синей церкви в Ро Хейране. Книга, которая, по-видимому, мало интересовала ученых ро, называлась на древнем языке Джекки «Ар Краль Деш Джек», что можно было примерно перевести как «Книга Утраченных». Саара не сообщала сестрам о существовании этой книги, она хотела сама завладеть ею и сведениями, которые в ней содержались.

Волшебница стукнула в дверь один раз, изнутри донеслись шаги, и раздраженный голос со слабым каресианским акцентом рявкнул:

— Отвали, мы закрыты! Мы всегда закрыты… поэтому отвали.

— Пожалуйста, откройте мне. Я не вор, и вам понравится то, что я хочу вам сказать, — спокойно ответила Саара.

Она услышала тяжелое, хриплое дыхание. Затем раздался скрип засова, в замке повернулся ключ, и дверь медленно отворилась; показались несколько тяжелых цепей против воров. Сквозь узкую щель на волшебницу, прищурившись, уставился старый каресианец:

— Чтоб мне сдохнуть, это одна из Семи Сестер. Ты которая из них, Иезавель-распутница или Харлот-шлюха? — спросил Кабрицци, демонстрируя равнодушие к собственной судьбе, присущее только глубоким старикам.

— Мое имя — Саара Госпожа Боли, и, если ты снова оскорбишь членов моего ордена, старик, я заставлю тебя очень об этом пожалеть, — ответила она с детской улыбкой на губах.

— Ладно, нечего обижаться, ведьма. Чего тебе надо? — спросил он, не особенно испугавшись угрозы.

— Мне говорили, что недавно в твои руки попала одна очень редкая книга. Я хотела бы купить ее у тебя. — Саара шагнула ближе, чтобы старик смог получше рассмотреть ее.

— Деньги покажи, — подозрительно произнес он.

Саара вытащила тяжелый кошелек и потрясла им. Размер кошелька заставил глаза Кабрицци загореться, и на лице его появилась гримаса, напоминавшая улыбку. Саара обрадовалась тому, что, несмотря на жизнь в Тор Фунвейре, старый каресианец не утратил алчности, присущей его народу.

— Открой дверь! — приказала Саара, не желая больше разговаривать через цепи.

Кабрицци окинул волшебницу оценивающим взглядом с головы до ног, раздумывая, какой опасности подвергнется, если впустит в магазин одну из Семи Сестер.

— Тебе нечего бояться меня, старик, мне просто нужна эта книга. Ты, как бы это выразиться, просто пешка в нашей сделке.

Несмотря на ее уверенный голос, Кабрицци продолжал размышлять на пороге.

— Если я тебя впущу, ты меня заколдуешь, или чего вы там еще делаете.

Саара кивнула.

— Ты прав, я могла бы тебя заколдовать, — ответила она. — И что может мне помешать просто заставить тебя открыть эту дверь? Но, как видишь, я предоставляю тебе выразить свободную волю и разговариваю с тобой вежливо.

Эти слова несколько успокоили старика; Саара услышала металлический звон, и дверь открылась. Хозяин поманил волшебницу внутрь морщинистой рукой, она покинула темную улицу и очутилась в такой же темной лавке.

— У тебя нет светильников? — спросила она.

— Нет, светильники — вещь дорогая. У меня есть свечи и книги. Если тебе нужны свечи или книги, обращайся ко мне. Если тебе нужно что-то другое, можешь проваливать, — буркнул он и, шаркая, пошел внутрь.

— Да, спасибо, я поняла тебя. — Саара согласна была терпеть хамство старика до тех пор, пока не получит желаемое.

Лавка представляла собой помещение с низким потолком, окруженное такими же тесными комнатками. Саара заметила в дальней комнате грязную постель, в другой — убогие кухонные принадлежности, а остальное пространство было завалено книгами; некоторые стояли на полках, но основная часть была сложена в кипы от пола до потолка. В лавке Кабрицци горели три или четыре свечи, слабо освещавшие комнату.

— Закрой за собой дверь, ведьма, — велел Кабрицци, приблизившись к изъеденному древоточцами старому письменному столу, который, возможно, в прежние времена служил прилавком.

Саара бросила быстрый взгляд на темную улицу, чтобы убедиться, что за ней никто не следил, закрыла дверь и задвинула ржавые засовы.

— Ну, и как называется эта книга? — спросил старик, открывая огромный том в кожаном переплете, лежавший на письменном столе.

— «Ар Краль Деш Джек», — ответила Саара, медленно, тщательно произнося каждое слово.

Кабрицци поднял голову. Сааре показалось, что во взгляде старика промелькнул страх.

— Некоторые книги смертельно опасны, ведьма… некоторые книги нельзя открывать. — Он закрыл большой том и откинулся на спинку скрипучего кресла, затем потянулся к глиняной трубке, лежавшей слева.

— Я это прекрасно понимаю. — Сааре не терпелось заполучить древний текст, но она старалась не выдать своего возбуждения. — Ты ее читал? — спросила она.

Кабрицци набил трубку радужным порошком со сладким запахом, поднес к трубке тонкую свечу и глубоко затянулся. Снова откинулся назад и посмотрел на Саару сквозь облако дыма.

— Древний джекканский язык труден для перевода, моя дорогая. Он требует подробного кода, чтобы понять смысл букв и символов. К счастью, у меня имеется такой код, — сказал он.

Книготорговец еще несколько раз глубоко затянулся из трубки; когда наркотик попал в кровь, зрачки старика расширились, и его напряжение немного уменьшилось.

— Я расшифровал достаточно для того, чтобы у меня пропало всякое желание читать дальше, — добавил он с какой-то странной ноткой в голосе.

— Покажи книгу! — властным тоном потребовала Саара.

Теперь лицо Кабрицци было лучше освещено мерцающей свечой, и Саара решила, что, вероятно, курение радужного дыма давно вошло у него в привычку. Глаза у него были совершенно красными, а наркотик оказался очень высокого качества — в таком нуждается только человек, куривший его всю жизнь.

— Сначала деньги, — сказал он; руки у него сильно дрожали.

Саара бросила мешок с деньгами на расшатанный стол. Мешок с приятным звоном шлепнулся на деревянную столешницу, и Кабрицци схватил его и развязал шнурок, чтобы посмотреть, что внутри.

— Невысоко же ты ценишь свой рассудок, — хмыкнул он.

— На твоем месте я бы не стала волноваться за мой рассудок, старик. А теперь, пожалуйста, дай мне книгу… — Она протянула руку.

Кабрицци медленно поднялся, и Саара решила, что он таким образом хочет дать ей возможность передумать и отказаться от книги. Когда ему стало ясно, что намерения ее тверды, он покачал головой и подошел к закрытому дубовому сундуку, стоявшему рядом с трухлявым деревянным книжным шкафом.

— Я запер книгу в сундуке, когда мне начали сниться странные сны. Сны мне все равно снятся, но я чувствую себя немного спокойнее, зная, что книга заперта на замок.

Трясущейся рукой Кабрицци взял с книжной полки большой ключ, вставил в замочную скважину и повернул. В сундуке Саара увидела две книги, одна была тщательно завернута в белую ткань, а вторая — закрыта железной застежкой. Кабрицци осторожно вытащил книгу, обернутую тканью, держа ее в вытянутой руке. Саара не обратила внимания на вторую книгу. Она почувствовала растущее возбуждение, пока Кабрицци шел обратно к своему столу.

— Немало времени мне понадобилось для того, чтобы найти ее, но сейчас я хотел бы обратить время вспять и никогда не слышать о ней, — произнес он, и в глазах его снова появился страх. — Священник Синей церкви, у которого я ее раздобыл, был полусумасшедшим, жил в подвале под библиотекой в Ро Хейране. Он утверждал, что это последний экземпляр, больше их не существует.

Саара молчала некоторое время, пристально глядя на книгу и ощущая странную ауру, возникшую в помещении. Затем посмотрела на старого каресианского торговца:

— Отойди, Кабрицци.

Он послушно убрал руки от книги и сделал несколько шагов в сторону.

Саара обошла стол, смахнула пыль с кресла, грациозно села и прикоснулась пальцами к белой ткани. Начала разворачивать ее и вскоре увидела обложку. Книга была переплетена в кожу, и на ней выступали рельефные буквы. За долгие годы, что книга валялась забытой в библиотеке, металлические буквы покрылись ржавчиной, смысл их было нелегко разобрать, но все же Саара сумела прочесть название «Ар Краль Деш Джек», слова древнего джекканского языка, на котором очень давно не говорили на землях людей. Считалось, что в этой книге содержатся хроники Утраченных, тех Гигантов, которые так и не стали богами или же были свержены и убиты Рованоко, Джаа и Одним Богом. Книга представляла опасность и потому, что Утраченные являлись чуждыми этому миру созданиями, об их существовании ведали только самые ученые люди, и они подвергали себя риску узнать то, о чем смертным не должно было быть известно.

Саара не боялась, потому что в книге содержалось имя Мертвого Бога, и его рука провела ее сквозь бесчисленные уровни этого мира и бесчисленные уровни других миров, куда человек попадает после смерти. Именно он приказал Семи Сестрам убить потомков Гигантов, заключить в тюрьму земные воплощения Гигантов, уничтожить народ доккальфаров и вторгнуться на Свободные Земли раненов. А теперь бог привел ее к старому торговцу книгами в квартале Кирин Тор, в городе Ро Вейр, и к книге, которую она сейчас держала в руках.

Кабрицци отошел еще на несколько шагов и находился слишком далеко для того, чтобы читать через плечо Саары.

— Я пойду в свою комнату… когда будешь уходить, прикрой дверь, — сказал он, покинул лавку и исчез в спальне.

Саара собралась с духом и открыла книгу. Страницы были испещрены странными джекканскими символами и магическими глифами, предназначенными для того, чтобы подчинить себе читателя и повредить его хрупкий рассудок. Саара за последние несколько лет научилась читать эти символы и знала, что ее разум достаточно крепок, чтобы сопротивляться магической силе, заключенной в книге.

Страницы из толстой бумаги цвета слоновой кости, с грубо обрезанными краями были покрыты многочисленными темными пятнами и отпечатками пальцев. На первых нескольких страницах содержалось предупреждение о том, что людям нельзя читать эту книгу — что человеческий разум недостаточно развит, чтобы постичь ее содержание. Книга предназначалась для других существ — для доккальфаров, для народа Джекки, может быть, даже для Гигантов, — но она пережила всех своих читателей и теперь попала в руки женщины.

Саара склонилась над письменным столом и пододвинула к себе свечу, чтобы лучше видеть затейливые письмена. В книге говорилось о Водяных Гигантах, Иткасе и Аквасе, которых сейчас называли кракенами, сделавшихся почти богами, но сверженных разгневанным Рованоко, потому что он считал их бесчестными.

Она перелистывала страницы с изображениями невероятных чудовищ из далеких уголков мира — богов Глубинного Времени. Сейчас они стали лишь одними из Утраченных, проигравших в Долгой Войне: Штормовые Гиганты, которые стаями летали над самыми высокими горными вершинами, Чешуйчатые Гиганты, которые создали империю на забытых восточных землях, и диковинные, безымянные существа, которые когда-то ходили, ползали, летали или плавали.

Она листала страницы, стараясь сохранять ясность мысли; искала сведения о Лесных Гигантах, чьей стихией были наслаждение и кровь. Эти Гиганты породили Темных Отпрысков, и им много веков из страха поклонялся народ доккальфаров.

Рассказы, содержавшиеся в книге, не упоминали даты и масштаб событий. Речь шла о веках, протекавших в этом мире, и о Глубинном Времени между ними, когда горы возникали и рушились, когда образовывались континенты. Можно было бы сказать, что земли людей существуют лишь секунду, а книга, которую держала в руках Саара, рассказывала о созданиях, живших миллионы таких «секунд» назад. Для людей Гиганты были просто древней расой. Однако эта книга, «Ар Краль Деш Джек», говорила о них как о множестве рас, и слово «Гиганты» было собирательным названием для бесчисленных чудовищ, которые жили в эпоху Глубинного Времени.

Саара отвела взгляд от страниц, чтобы сосредоточиться и взять себя в руки, потому что поняла, что даже она, самая могущественная из Семи Сестер, не может долго сопротивляться влиянию волшебной книги. Книга пыталась проникнуть в ее сознание невиданным образом, Сааре прежде не доводилось испытывать ничего подобного. Здесь не было никакого целенаправленного колдовства, никаких определенных намерений, но чувствовались некие слабые, однако непрерывные попытки вторгнуться в ее разум, и ей приходилось все время быть начеку, чтобы их избежать. Магия книги была древней и предназначенной не для людей. Казалось, что-то давит Сааре на голову, уничтожает способность рационально думать, у нее кружилась голова, путались мысли.

Саара воззвала к могуществу Мертвого Бога, который обитал глубоко в ее сознании, стиснула руки в кулаки, сделала несколько глубоких вдохов и постаралась успокоиться. Ей нужно было найти имя, забытое имя ее бога, имя, которое смертные существа не произносили уже много миллионов лет. Оно было где-то на страницах этой книги, и волшебница знала, что не может стать высшей жрицей бога, не зная имени своего повелителя.

Собрав волю в кулак, склонившись над книгой, Саара, Госпожа Боли, продолжала читать. Она добралась до страниц, на которых были описаны доккальфары, раса древних бессмертных обитателей лесов, остатков века Гигантов, которые еще существовали в этом мире. К ее удивлению, оказалось, что они связаны с Джаа и гибелью Мертвого Бога. Книга рассказывала о восстании доккальфаров, понявших, что они необходимы для рождения Темных Отпрысков и что без них Мертвый Бог не может произвести на свет новых Отпрысков. Она склонилась еще ниже над страницами. Обитатели лесов, оказывается, были созданы только для того, чтобы их убивали, так как в момент их смерти высвобождались споры, из которых потом появлялись Темные Отпрыски; и, когда Огненный Гигант убил их бога, Джаа наделил их определенным даром. Благодаря этому дару споры перестали возникать в их телах, что предотвратило появление новых Отпрысков и дало возможность доккальфарам разорвать связь со своим прежним хозяином.

Саара прочла всю эту историю и откинулась на спинку кресла. Внезапно она поняла, почему Мертвый Бог привел ее к этой книге и почему велел ей выслеживать и убивать доккальфаров. Замыслы Семи Сестер близились к воплощению, Джаа потерял связь с миром людей, потомки его умерли, человек, служивший его воплощением на земле, был беспомощен. Саара понимала, что теперь дар Джаа, которым он наделил обитателей лесов, также потерял силу. Она подумала, что, если теперь убить кого-то из доккальфаров и не сжечь его тело после смерти, из него возникнут споры, которые породят нового Темного Отпрыска, и он будет расти и процветать.

Она улыбнулась своим мыслям, почти забыв об опасности, которая таилась в книге. Однако ощущение того, что некто как будто скребется в дверь, ведущую в ее мозг, быстро заставило ее снова сконцентрироваться; она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

Знание, содержавшееся в «Ар Краль Деш Джек», было древним и обладало могучей силой; долгие века книга переходила из рук в руки, от одного ученого к другому, пока наконец не попала в руки к той, которая смогла понять ее содержание. Саара знала, что книга не была предназначена для нее, но также знала, что древнее знание необходимо ей для воскрешения Мертвого Бога.

Она заставила себя продолжить чтение и быстро переворачивала страницы в поисках сведений о Лесных Гигантах. На каждой странице попадались картинки, выполненные яркими красками, изображавшие безымянные чудища, странные фигуры, которые в книге назывались живыми существами.

Внезапно она остановилась. Внизу страницы она увидела строки, где говорилось об отце Темных Отпрысков, мимолетное упоминание — только имя. Она медленно прочитала его, повторила несколько раз, чтобы привыкнуть произносить чуждые ее языку слова. В книге говорилось о Лесном Гиганте, который стал богом, но был убит Джаа, Огненным Гигантом, во время Долгой Войны. Убитого Гиганта звали Шаб-Ниллурат. Саара в восторге повторяла это имя.

— Я знаю твое имя!.. — воскликнула она, подняв голову, и перед глазами у нее возникла пелена, а наслаждение и боль в равной мере терзали ее тело. — Шаб-Ниллурат, Черный Бог Леса с Тысячью Отпрысками, — торжественно произнесла она, обращаясь к небесам.

Далиану Охотнику на Воров все в Ро Вейре не нравилось. Сначала он прятался на борту корабля, перевозившего отряды Псов, замаскировавшись под погонщика, а теперь обдумывал способ сбежать из палаточного лагеря на поле для учений. Он едва избежал поимки в Кессии, когда Семь Сестер обвинили его в убийстве Ларикса Путника, и, если бы не его готовность убить как можно больше преследователей, Далиана, без сомнения, уже давно сожгли бы заживо. Он обнаружил, что притворяться Псом очень легко — нужно всего лишь постоянно строить злобные гримасы и изображать психопата. В любом случае он притворялся и злобным, и слегка чокнутым, так что никто его ни в чем не заподозрил.

Изра Сабаль, чрезвычайно жестокая погонщица, служившая адъютантом Мастера Терва, была самой большой проблемой Далиана. Она заинтересовалась новым погонщиком с изуродованным шрамами лицом, которого прежде никогда не видела. Далиан знал, что следует убить эту гадину при малейшей возможности, но погонщица была постоянно окружена своими Псами, и он решил, что умнее будет просто унести ноги.

Далиан Охотник на Воров всегда служил Джаа. Он не сомневался в том, что Семь Сестер предали Огненного Гиганта, но не мог убедить в этом других черных воинов. Его орден был теперь слишком сильно вовлечен в замыслы волшебниц, и его самого считали предателем, которого следует найти, подвергнуть пыткам и убить. Он твердо знал, каков его долг. Если, как Далиан подозревал, он остался единственным слугой Джаа, избежавшим колдовских чар, ему предстояло одному сохранять веру в истинного бога, Огненного Гиганта, а кроме того, уничтожить этих выскочек. Далиан Охотник на Воров, самый могучий из черных воинов, чувствовал прилив новых сил и уверенность в себе; он заставил свое тело и разум действовать так, словно был гораздо моложе своих пятидесяти лет, когда молился о скорейшей гибели врагов Джаа.

— Я готов выполнять твои приказы, — негромко произносил Далиан вместо молитвы, — но я ответил бы на твой призыв с большей… страстью, если бы был на двадцать лет моложе.

Когда Охотник на Воров выглянул из палатки, в которой прятался, он вспомнил разговор, происшедший у них с сыном много лет назад. Далиану велели казнить собственного сына за соучастие в убийстве одной из Семи Сестер, и это был единственный раз за всю жизнь черного воина, когда он ослушался приказа. Он никогда не был особенно заботливым отцом, позволял сыну делать, что ему угодно, жить собственной жизнью, как это обычно принято в Каресии. Однако он обнаружил, что неспособен убить сына, и позволил ему бежать в Тор Фунвейр. Далиана так и не призвали за это к ответу; его начальники поверили ему на слово, когда он солгал, что убил Хасима. Кирин, приятель его сына, застрелил волшебницу — насколько было известно Далиану, только один человек за всю их историю смог это сделать, — но вину за убийство возложили и на Аль-Хасима из Кессии.

Далиан не видел сына почти десять лет и понятия не имел, с чего начинать поиски, но ему обязательно надо было найти неизвестного кирина, которому удалось убить одну из Семи Сестер.

Саара Госпожа Боли разослала Семь Сестер по всему Тор Фунвейру. Теперь, когда король ро попал под их влияние, они без малейших усилий соблазняли герцогов и священников, подчиняли их своей воле. Лиллиан Госпожа Смерти отправилась в Ро Арнон, Шильпа Тень Лжи ехала в Ро Хейран, а Изабель Соблазнительница находилась в пути на восток, в Ро Лейт. Катья Рука Отчаяния уже хозяйничала в Ро Тирисе, а Амейра Повелительница Пауков захватила власть за морем, в Ро Канарне. Он понимал: это лишь вопрос времени, скоро все цивилизованные земли людей подпадут под их влияние, и лишь варварский север останется свободным.

Далиан постарался успокоиться и вышел из палатки. Поле для учений представляло собой море палаток, в которых размещались десять тысяч Псов Каресии, вооруженных до зубов и готовых к бою. Их приход в Ро Вейр не являлся откровенным вторжением, и потому Псы не знали точно, можно ли им вести себя как оккупационные войска. Все они были закоренелыми преступниками или крестьянами самого низкого происхождения; их держали в узде при помощи заклинаний, наркотиков и жестоких погонщиков. Большинство из них были готовы идти на смерть и с радостью отдать свою жизнь за Каресию в тот момент, когда это понадобится. Каждый Пес носил черные доспехи и шлем, полностью закрывавший лицо, и был вооружен тяжелым ятаганом, так что Псы почти ничем не отличались друг от друга.

Далиан уверенно шагал по лагерю, краем глаза поглядывая на командирскую палатку Изры и Терва, располагавшуюся в конце ряда. Он видел, что перед этой палаткой, самой большой, происходит какое-то движение; вроде бы погонщики отправляют отряды Псов в город, чтобы подавить небольшие вспышки недовольства, время от времени возникавшие после прибытия каресианцев в Ро Вейр.

Он шел мимо палаток, сложенных в кучи ятаганов, небольших костров для приготовления пищи, пытаясь сообразить, как лучше всего покинуть поле для учений. Он знал, что лошадей держат в загоне на севере лагеря, неподалеку от Большой королевской дороги, но их охраняют, и дежурные Псы вряд ли дадут ему лошадь. Каресианские Псы редко ездили верхом, но Саара настояла на том, что сейчас это необходимо. Она также отправляла сообщения Катье и Амейре с курьерами. Госпожа Боли стремилась найти человека, которого они называли Призраком. Судя по всему, он являлся священником Одного Бога, и Саара велела своим сестрам, воцарившимся в Тор Фунвейре, найти и схватить его любой ценой. «Двигается в сторону Ро Тириса» — это было единственное, что Далиану удалось узнать насчет Призрака от вернувшегося курьера, которого он пытал, чтобы получить информацию.

Приближаясь к загону с лошадьми, он подумал, что преступный мир Тириса — это именно то место, где его сын, скорее всего, и обретается. Далиан даже начал сочинять фразы, с которыми он обратится к Аль-Хасиму, когда они встретятся.

— Я твой слуга, как и прежде, мой господин. — Далиан снова обратился к небесам, к Огненному Гиганту. — Но прежде чем начать путь, неплохо было бы получить кубок вина и массаж ступней.

Часть вторая