– А ты самоуверенный, да? – проговорила девушка, с любопытством взглянув на полицейского. Вначале он показался ей грубоватым, но теперь она поняла, что он не так прост.
– Честно говоря, не очень, – ответил Поленов, слегка смутившись. – Просто…
– Что?
Полицейский развел руками:
– Ты мне действительно понравилась. Может быть, это из-за того, что у нас есть что-то общее – я имею в виду работу, – но мне показалось, – Поленов на секунду замолк, – что ты – женщина, с которой у меня может что-то получиться. Я имею в виду серьезное.
– Как лестно! – проговорила Марго, улыбнувшись. – И как много громких и «правильных» слов!
– Что ты имеешь в виду? – притворно удивился Поленов.
– Рада, что ты заметил в моих словах иронию.
– Ее трудно не разглядеть.
– У меня нет сейчас отношений, так что я ничего не имею против того, чтобы присмотреться друг к другу, если ты об этом, – сказала Марго.
Поленов просиял:
– Именно об этом!
Он приглашающе поднял бокал.
– Выпьем за начало… чего бы то ни было!
– Лучше не скажешь, – согласилась Марго.
Они чокнулись.
– К нам поступило несколько заявлений о пропаже людей, – сказал Поленов, ставя бокал на стол. – Ученых.
Смена темы была такой резкой, что Марго едва не поперхнулась вином.
– Дай угадаю, где они работали, – проговорила она, глядя на Поленова: этот человек явно носил маску и надевал ее, когда считал нужным.
Полицейский поднял на Марго понимающий взгляд.
– Что нам делать? – спросил он. – Не подскажешь?
Девушка вздохнула.
Свидание или деловая встреча, ухаживания или попытка выпытать нужные сведения – еще вчера она была уверена, что Поленов – недалекий простофиля, но теперь ей было ясно, что полицейский, пусть и не семи пядей во лбу (она легко раскусила его игру), однако имеет кое-что на уме.
– Насчет подсказать не обещаю, но объяснить кое-что попробую, – сказала она. – Только не думай, что на меня подействовали твой треп про любовь и сочувственные взгляды.
Самсонов сидел, склонившись над документами – он изучал личные дела всех, кто так или иначе фигурировал в расследовании. В первую очередь его интересовали люди, приближенные к ученым, – друзья, родственники, любовники или любовницы. Оперативники накопали целую кучу сведений, но все они, что называется, не складывались в общую картину. Самсонов смотрел на данные, переписывал их и так, и этак, чертил схемы, пытаясь установить взаимосвязи, но карточный домик версий рушился каждый раз, стоило только попытаться придать всему строению окончательную стройность и завершенность.
Еще и мысли о Марго постоянно отвлекали от работы.
Самсонов поймал себя на том, что ревнует, – может быть, впервые в жизни. Никогда раньше ему не приходилось: женщины появлялись в его жизни, существовали в ней какое-то время, потом уходили и исчезали из поля зрения.
Полицейский привык, что работа стоит на первом месте, и, когда начинается расследование, все прочее отходит на второй план. Но вот Марго ушла встретиться с кем-то, и мысли уже то и дело сворачивали с прямого пути. Пару-тройку раз даже пришлось строго одернуть себя.
Самсонов в сотый раз придвинул к себе папку Горштейна и принялся перелистывать – уже без особой надежды обнаружить хоть малейшую зацепку. Его взгляд скользил по строкам, когда вдруг остановился на указании о погибшем сыне профессора.
Самсонову пришло в голову проверить ближайших погибших родственников ученых. Достав чистый лист бумаги, он за четверть часа набросал список из трех человек: Анатолий Долинин, старший брат Руслана Долинина; Даниил Шварц, муж Анны Шварц; Борис Горштейн, сын профессора Горштейна.
Данных на них почти не было, поскольку все эти люди умерли, и в полиции не сочли нужным разрабатывать их биографии. Видимо, упомянули о них вообще только для проформы.
Самсонов позвонил Коровину. Тот ответил спустя два гудка.
– Да, Валера?
– Я нашел в досье трех товарищей, покойных. Хотелось бы получить на них полные файлы.
– На кой черт?
– Есть одна мыслишка, – уклончиво ответил Самсонов.
Он не любил ни о чем рассказывать, пока нет полной уверенности.
– Давай фамилии.
– Есть где записать?
– Есть, есть. Мы тут сидим, обложившись таким количеством бумажек, что можно энциклопедию переписать. Твоя пассия конкретно нас запрягла!
Пропустив мимо ушей замечание насчет «пассии», Самсонов продиктовал фамилии и повесил трубку. Теперь оставалось только ждать. Хотя, конечно, надежды на то, что выплывет что-то путное, было крайне мало. Самсонов и сам не знал, на что рассчитывает, – наверное, просто цеплялся за соломинку, не представляя, что еще предпринять.
Полицейский встал, натянул куртку и отправился домой – переодеться и принять душ. Заодно надо было сменить бинты и пластыри. Некоторые раны еще саднили, зато шов понемногу затягивался.
Дорога домой заняла больше времени, чем Самсонов рассчитывал: попал в большую пробку, проезжая через набережную. Пока машины вяло продвигались вдоль чугунной ограды, полицейский слушал музыку и смотрел в окно на черные и серые обшитые железными листами доки.
Гофрированное железо, трубы, врытые в дно Невы, лебедки и краны, вырисовывающиеся на фоне неба, – все это почему-то наводило на грустные мысли. Самсонову пришло в голову, что он, по сути, одинок: редкие звонки родителей, работа, телевизор, по которому он смотрел разве что новости, книги, музыка и «ритуалы», которым он подчинил свой распорядок дня: контрастный душ и кофе по утрам, зеленый чай по вечерам, капоэйра, пополнение фонотеки, занимавшей уже два алюминиевых стеллажа в гостиной, и так далее.
Самсонов прикрыл глаза, покачивая головой в такт «Street spirit fade out» группы «Radiohead». Судьба отобрала у него сестру, которую он так любил, затем отдалились родители, замкнувшиеся в своем горе. Потом едва не умер от рака отец. Женщины появлялись и исчезали, не находя в Самсонове того, к чему стремились, – надежности, постоянства и гарантий на будущее.
«Зато у тебя есть твоя работа», – в очередной раз напомнил себе полицейский.
Это была его настоящая страсть, перед которой меркли все прочие. Стоило появиться какому-нибудь делу, и все прочее терялось в каком-то тумане. Самсонов окунался в расследования так же, как художник – в свои картины.
Вот и теперь он не мог вспомнить, когда последний раз толком спал. Он или валялся в больнице, или дремал за столом в своем кабинете, или успевал прикорнуть на пару часов на диване.
Недавно во время такого краткого отдыха, когда Самсонов уже не мог сопротивляться накатившему сну, ему привиделась сестра. Она давно не приходила к нему, и он был даже рад этому. Стереть воспоминания о событиях прошлых лет ему не удавалось, но постепенно они уходили все дальше. В снах же все представало с пугающей четкостью и яркостью.
Сестра шла по мокрому асфальту, окутанная клочьями тумана. Дождь безжалостно лил на нее, мокрые волосы прилипли к щекам и плечам. За ней тянулся красный шлейф – это кровь вытекала из широкой раны в животе, похожей на ухмылку мерзкого чудовища. Девочка протянула руку, ее тонкие пальцы слегка дрожали. Она хотела дотронуться до Самсонова, но он был за стеклом – стоял, касаясь его лбом и ладонями.
Старший лейтенант видел, как лужи на асфальте покрываются масляными разводами и внезапно вспыхивают – яростно и одновременно, поглощая хрупкое девичье тельце! Сестра еще несколько секунд виднелась в центре пламени, быстро превращаясь в угольно-черную статую, а затем порыв ветра разнес ее на куски и потащил их сквозь потоки дождя.
Самсонов кричал, скользя ладонями по стеклу, но не было слышно ни единого звука, кроме треска пламени.
Воспоминания о кошмаре прервал пронзительный гудок.
Вздрогнув и открыв глаза, полицейский понял, что машины впереди тронулись, а он задерживает движение. Машинально он переключил скорость, и «Олдсмобиль» плавно покатил вперед.
Дома Самсонов первым делом помылся, сменил повязки и пластыри, а затем отправился на кухню. Времени готовить разносолы не было, так что он поставил сковороду на огонь, смазал маслом и побросал в нее ломтики бекона, посыпав их приправой. На гарнир решил пожарить брюссельскую капусту.
Пока все это трещало на плите, Самсонов осторожно проделал упражнения из капоэйры, чтобы разогреть мышцы. К силовым тренировкам переходить было рано, надо было дождаться, пока зарастет шов.
После еды Самсонов взглянул на часы и решил, что успеет пару часов поспать: едва ли Коровин соберет необходимые сведения раньше. Поставив будильник, полицейский завалился в кровать и с наслаждением растянулся на прохладной простыне.
Джаред потягивал кофе из пластикового стаканчика и слушал плеер. Из наушников доносились резкие звуки тяжелого рока. У китайца было плохое настроение, хотя по его лицу сказать этого было нельзя.
– Что будем делать со всей этой компанией? – поинтересовался, входя, Терентьев. Вид у него был усталый и разочарованный. – На шашлык пустим? – Он сел на складной стул и достал сигарету.
Джаред покосился на него, но промолчал. Он и сам не знал, что делать с учеными. Похоже, его парни вытянули из них все, что было можно, и в целом картина прояснилась, хотя теперь стало очевидно, что какая-то русская государственная структура вплотную занимается поисками результатов проекта «Ультрафиолет». Возможно ли опередить ее – вот в чем вопрос.
Джаред осознавал, что его группа сильно уступает как по численности и огневой мощи, так и по способности вести разыскную работу. Ему остается только идти по пятам неизвестной конторы (Джаред подозревал, что это ФСБ), надеясь вовремя перехватить результаты исследований, но совершенно ясно, что конкуренты это едва ли допустят и мигом загребут все что можно. Так что рассчитывать приходится только на везение.
– Я говорю, что делать с этими удодами? – мрачно повторил свой вопрос Терентьев.