– Что такое шашлык? – поинтересовался вместо ответа Джаред.
Он не понял, почему русский упомянул яркую птичку с длинным клювом и хохолком-веером, но не стал выяснять, так как давно перестал обращать внимание на странную образность речи своего подчиненного.
– Здрасьте, приехали! – усмехнулся Терентьев. – Я ж тебя возил за город еще в том году, кормил, поил, показывал широту и размах русской души! Забыл уже, что ли?
– Нет, как забыть, – Джаред выключил плеер, вытащил из ушей наушники и, аккуратно смотав, спрятал в карман. После «шашлыков» голова трещала двое суток, китаец даже думал, что помрет во цвете лет. – Ученых оставим тут на некоторое время. Пока все не утихнет.
– Зачем? – не понял Терентьев. – Мы из них все вытрясли.
– Не хочу раздражать наших конкурентов. Кроме того, на данный момент эти «удоды», решившие скрыть результаты исследований, – единственные, кто хоть что-то знает о проекте «Ультрафиолет».
– И ты думаешь, что они смогут восстановить…
– Нет, конечно. Не целиком. Но постепенно, повторяя эксперименты, – может быть. Во всяком случае, у нас должно быть хоть что-то.
– Звучит не очень обнадеживающе, – заметил Терентьев, бросив окурок на пол и затоптав его каблуком. – Похоже, надежды на то, что нам обломится нормальный файл с тем, что мы ищем, немного, да?
Джаред нехотя кивнул:
– Поэтому надо подстраховаться.
– Понял, – русский встал. – Кто будет следить за пленными?
– Чжимин.
Терентьев потоптался пару секунд, прежде чем задать следующий вопрос:
– А если мы найдем файл?
– Тогда пустим ученых в расход. Как ты и хотел.
Русский широко улыбнулся и, развернувшись на каблуках, направился к выходу.
Самсонов проснулся по сигналу будильника. Нажав кнопку на корпусе часов, он отключил его и встал, чувствуя себя не отдохнувшим, а, наоборот, разбитым. Выпив два стакана воды, полицейский оделся и поехал в управление. Он надеялся, что к его прибытию у Коровина уже будет что рассказать. Кроме того, у старшего лейтенанта имелось еще одно дело.
Дождь лил как из ведра. Фонари, фары и вывески смешались в размазанное яркое пятно, состоящее из всех цветов радуги, дрожащее и переливающееся.
В управлении Самсонов сразу отправился к Роману Шварцу – татуировщика пока держали здесь, чтобы защитить от покушений, чем Шварц был очень доволен. Самсонов не собирался осуществлять угрозу выставить его на улицу, поскольку был не в том положении, чтобы расшвыриваться свидетелями, пусть даже им было известно не так уж много. Хватит и того, что профукали ученых.
Когда старший лейтенант вошел, Шварц спал, свернувшись калачиком. Самсонову пришлось его разбудить.
– Что случилось? – настороженно спросил татуировщик, садясь на раскладушке.
Его поместили не в одной из камер, а в обычной комнате, которых в здании управления имелось ровно шесть – на всякий случай. Ими пользовались разные отделы, но чаще всего они пустовали.
– Хотел поговорить с вами о мертвецах, – ответил Самсонов, придвигая к раскладушке стул и усаживаясь напротив Шварца.
– Я не понимаю, – проговорил тот, щурясь спросонья.
Самсонов достал листок с именами и фамилиями и протянул собеседнику.
– Что можете рассказать об этих людях?
Шварц пробежал глазами написанное, беззвучно шевеля губами. Затем поднял на Самсонова вопросительный взгляд.
– Они все умерли?
– Похоже, что да.
– И зачем вам о них что-то знать?
– Это уж мое дело. Знакомые персоны?
– Некоторые да.
– Например?
– Даню и Борю я, естественно, знал.
– Правда? – Самсонов слегка удивился, услышав второе имя, но постарался вида не подать. – Поподробнее, пожалуйста.
Шварц вздохнул и с тоской взглянул на часы. При наклоне на них автоматически зажегся экран.
– Время детское, – прокомментировал Самсонов.
– Знаю. Просто мне тут нечего делать, вот и сплю. Так быстрее проходит…
– Что вы можете рассказать об этих двоих? – перебил татуировщика Самсонов. – Все, что приходит в голову, любые мелочи.
– Хорошо. Та-а-ак, – Шварц отложил листок, провел ладонью по лысому черепу. – Даня погиб, когда они с Аней прожили четыре года. Он был каскадером и неудачно упал во время съемок. Сломал позвоночник и разбил голову. Сначала лежал в коме – кажется, около трех месяцев, – а потом скончался. У Ани тогда началась черная полоса. Они очень любили друг друга. А, да, вот еще что: Аня была беременна в то время. На втором месяце. У нее случился выкидыш, – Шварц покачал головой. – Она еле пережила все это.
– Вы часто виделись?
– Да, конечно. Я бывал у них почти каждую неделю. Мы дружили. Я даже сделал Дане татуировку на один из его дней рождения. Такой вот подарок, – Шварц машинально почесал плечо, покрытое наколкой. Он был в футболке с короткими рукавами, и картинки отлично виднелись, покрывая его руку до самого запястья. – Кстати, такую же, как у меня, – добавил Шварц, ткнув пальцем в изображение единорога, пожиравшего черепаху. Самсонову показалось, что на панцире рептилии изображена карта мира – вроде той, которые обычно висят в школьных кабинетах географии. – Я предлагал ему сделать «рукав», но он решил, что хватит и одной наколки.
– Рукав? – переспросил Самсонов, рассматривая татуировку.
Внизу виднелся какой-то девиз то ли на английском, то ли на латыни.
– Да, это когда рука забивается от запястья до плеча. Сплошняком.
– Что написано на вашей татуировке?
– De gustibus non disputandum est, – ответил Шварц. – О вкусах не спорят. А вот Даня выбрал другой девиз: Memento mori.
– Помни о смерти?
– Да, знаменитый афоризм. Так друг друга приветствовали монахи из ордена траппистов.
– Вас не смутило то, что у кого-то еще будет такая же наколка, как у вас? – поинтересовался Самсонов. – Мне казалось, что обычно люди хотят иметь уникальную татуировку.
Шварц кивнул.
– Так и есть. Но эти… как бы вам объяснить? Мы ведь были почти как братья. Аня познакомилась с Даней сразу после школы, и мы дружили много лет – еще до того, как они поженились.
– Тогда ясно.
– Всего я сделал три такие татуировки, – сказал Шварц.
– Три?
Татуировщик кивнул и тут же зевнул, прикрыв рот кулаком. На его тыльной стороне Самсонов заметил шрамы от ожогов, на которые не обратил внимания раньше.
– Кому еще вы сделали такую наколку? – спросил он.
– Боре.
– Сыну Горштейна? – сообразил Самсонов.
– Ага.
– С ним вы тоже были как братья?
– Не совсем, – Шварц замялся. – Просто… ему трудно отказать.
– В каком смысле?
– В прямом. Вам, наверное, не понять, вы ведь крутой, но есть люди, глядя на которых понимаешь, что твой язык отказывает произносить «нет».
Очень интересно! Может, не зря зашел к татуировщику.
– И Борис Горштейн был из таких? – спросил Самсонов.
Шварц кивнул.
– Откуда вы его знали?
– Благодаря Ане, конечно.
– Они были знакомы?
Шварц удивленно поднял брови.
– Вы что, не в курсе? Они встречались после смерти Дани. Не сразу, конечно. Прошло года два, прежде чем они сошлись. Их познакомил профессор. Собственно, Боря и вытащил Аню с того света. Без него она бы, наверное, загнулась.
– И он тоже умер, – напомнил Самсонов.
– Да. Но его смерть она пережила более спокойно. Наверное, любила не так сильно или… в общем, не знаю. Не берусь судить.
– Расскажите о Борисе, – попросил Самсонов. – Что он был за человек?
Шварц помолчал, собираясь с мыслями.
– Жесткий. Необычный. Одним словом – военный. Причем из тех, кто реально родился, чтобы стать солдатом. Наверное, в Средние века таких нанимали брать крепости по принципу: «если захватите, на два часа она ваша».
– Где он служил?
– Много где. Точно не знаю. В основном в горячих точках. Он не любил вспоминать об этом.
– И Борис Горштейн попросил вас сделать ему тату?
Шварц кивнул.
– Да. Увидел у меня наколку и сказал, что хочет такую же.
– Какой у него был девиз?
– Aliis inserviendo consumer.
– Что это означает?
– Служа другим, расточаю себя.
– Необычно.
– Да. Наверное, он так воспринимал свою службу в армии.
– Он ведь был контрактником?
– Да, конечно.
– А в спецназе не служил?
– Не знаю. Но, по-моему, там татушки не приветствуются. Это ведь особые приметы. При опознании могут сыграть злую шутку.
– Почему он захотел именно эту наколку? – спросил Самсонов.
Он почувствовал, что запахло жареным: именно такой человек, о котором рассказывал Шварц, мог совершить преступления, которые расследовал сейчас «Серийный отдел». Вот только Борис Горштейн вроде как был мертв.
Шварц пожал плечами.
– Боря не объяснил. А я не спрашивал.
– Как он погиб?
– Пропал без вести.
– Где?
– В Албании, кажется. Или в Югославии. Я не помню точно.
– Что он там делал?
– Без понятия. Думаю, этого даже Аня не знала.
– С чего вы взяли?
– Ну, она никогда об этом не говорила. А я не расспрашивал, потому что видел: ей и так нелегко.
Самсонов понимающе кивнул.
– Вы можете еще что-нибудь рассказать?
Шварц пожал плечами.
– А что вы хотите узнать?
Они поговорили еще минут десять, после чего Самсонов отправился к Коровину. Тот сидел в обществе двух коллег, обложившись документами и ноутбуками, подключенными к базам данных, – вероятно, тех самых, доступ к которым обещал «одолжить» Валентин.
При виде старшего лейтенанта Коровин замахал руками:
– Нет еще ничего! Не готово! Слишком мало времени. Не так все просто оказалось: сведения разбросаны по разным источникам, трудно собирать.
– Когда? – спросил Самсонов, останавливаясь.
– Не знаю! Завтра, наверное.
– Утром?
– Постараемся, но гарантировать ничего не могу.
– Надо до полудня.
– Знаешь, если ты такой умный, садись на мое место! – раздраженно предложил Коровин. – Может, и получится быстрее.