Черный телефон — страница 21 из 32

Грань Грантовны… Не много ли новостей для одного дня, да еще и каламбурных… Таня запамятовала, в чем же Давид должен был ей помогать. И сейчас самым актуальным мероприятием ей казалась дорога домой. Но ее планы сорвал не кто иной, как… Бэлла! Пока компания ее подчиненных занималась сомнительными экспериментами на черной лестнице, начальница здорово накачалась коньяком. Нет, Бэлла Максимовна не умела пьянеть, как простые смертные. Точнее, не могла себе позволить, но что первичнее — уже не скажешь. Но Таня, лишь бросив беглый взгляд, поняла: требуется помощь друга! Коньяк не отвлек Бэллу от мрачных мыслей, а, напротив, умножил их.

— Мне нужно перед Мишелем выглядеть сносно, — тихо сказала она Тане. — Прошу, давай посидим в кафе, я немного приду в себя. Меня привели в ужас эти жизнерадостные идиоты. Ведь в нашем доме, где мы все с вами проводим жизнь, убили человека! Неужели никто, кроме меня, это не осознает. Ребята, это не ролевая игра и не… как это теперь называется… реконструкция! Это реальность! А мы теперь привыкли, что все понарошку…

Они устроились в том самом кафе, где сидели перед Бэллиным отпуском, только теперь все виделось в иных красках. Таня привычно защищала сослуживцев от гнева Максимовны. Во-первых, она знала, что пани директор отходчивая. Уже завтра она придет в равновесие и примет всех такими, какие они есть. А во-вторых, причину опереточной неразберихи она видела в себе. Если бы она сберегла улику…

— Да забудь ты об этой Людке-коряге! Подумаешь — пишет она о нас статью… Она — никто! И пускай Птенец не преувеличивает ее заслуги. Мне, чтоб ты знала, звонила Борская. И предложила…

— Это которая про вкус спермы?

— Она самая, чтоб ей накушаться по самое «не грусти»! Так вот, она ласково предложила мне номинировать ее на премию от нашей библиотеки. Теперь ведь библиотеки тоже могут. А взамен она поспособствует упоминанию прогрессивной библиотеки — литературного клуба «Грин» в стратегически важных СМИ… словом, взамен на пиар! Я пока не поняла, то ли эта сама Борская решила с нами дружить, то ли это снова хитрые ходы редакторши Арсеньевой, которая уже пыталась нам навязать эту прыткую тетю… Да я не против дружить с Арсеньевой, если дружба со сфинксами вообще возможна. Господи, если бы ты знала, как мне надоело все время вертеть радаром, все время предугадывать интриги и уворачиваться от сетей! Злая Венера, как говорит Кира… еще какая злая, а иначе не выживешь в этом злющем мире. Сегодня Мишель хотел делать мне официальное предложение. Оно мне ни к чему, разумеется, но хотя бы ради того, чтобы развенчать Кирину теорию… но теперь он явно не захочет на мне жениться. Он и так считает, что я помешалась на своей работе…

Однако главное, что хотела сообщить «злая Венера», было впереди. И заставило Таню… испугаться. Потому что если боится рациональная Бэлла, значит, повод для страха есть. Примерно полгода назад к ней пришел Штопин. За советом. Такое порой случалось. И совет этот касался того самого скандинавского сборника. Бэлле польстило, что неистовый Семен посчитал ее авторитетом. Но честно призналась, что брать на себя редакторские функции она не вправе. Штопин возразил: мол, редактор уже поработал, но содержание некоторых новелл кажется ему каким-то двусмысленным. Словом, какая-то в державе датской гниль… И неугодно ли почтенной Бэлле пробежать свежим взглядом по рукописи и выдать свой вердикт? Бэлла царственно согласилась — не без глухого раздражения, разумеется. Тогда она сочла, что ее хотят бесплатно припахать. Но ей не привыкать! Она прочла. Тем более что ей было любопытно. И она уловила, о чем говорил Штопин. Была там кое-где попытка подспудной пропаганды расового превосходства. Бэлла даже удивилась, хотя потом вспомнила, что скандинавы, скажем так, наследили в этой области. Да дело не в них, конечно, в Европе вообще нездоровая обстановка… И она выдала свое осторожное заключение Штопину, не будучи уверенной, что он прислушается к ее зыбким соображениям. Прислушался, однако! Два рассказа он исключил из сборника, о чем уведомил Бэллу. Но тогда, в вихре дел, она тут же про это забыла. Теперь вот вспомнила.

— И при чем тут эти два рассказа? — не понимала Таня.

Бэлла вздохнула и хотела было начать издалека, но в силу усталости изложила лирическое отступление тезисно. Итак, прежняя директриса библиотеки имени Александра Грина водила дружбу с какими-то подозрительными патриотами. А потом пришла Бэлла и разогнала их. «От них веяло черной сотней». А потом вот Штопин с этим странным сборником… и вдруг его убили из-за этих нацистских дел? Кирин муж Юрик, конечно, фантазер, но чуйка у него работает. И он неоднократно предупреждал Бэллу Максимовну: с чернорубашечниками ссорьтесь осторожней. И вот в библиотеке, в любовно взращиваемом Бэллой клубе «Грин» труп… Ты веришь в такую случайность?

— Понимаешь, Танька, — бормотала Бэлла, подперев рукой тяжелую от догадок голову, — мы все совсем запутались. Мы уже не отличаем вредного человека с дурным характером, пускай хама, от действительно опасной сволочи. Способной на убийство. Мы все не любили Штопина. Считали его виновным в смерти чудесной Малики. Мы вынесли ему приговор! А что, если рядом с нами находится реальный убийца? Которому ничего не стоит убить кого-то еще. Например, меня.

В тот вечер Таня, вопреки протестам подруги, довезла ее на такси до самого дома и вручила обескураженному Мишелю. А сама поехала домой одна, злясь на Давида, который толком ничего не рассказывает о своих эзотерических догадках. Мальчонка-то копает в верном направлении! Оказывается, даже Бэлла верит смешному Юрику… Во дела. Мы вправду запутались. И не смотрим в суть вещей. И не читаем книг… на презентации которых ходим. Как легко уничтожить тех, кто не пустил корни ни в один смысл бытия…

Ник уже спал. Утомился издательскими новостями. У него своя жизнь. А Таня утром, порывшись в сумке… нашла злосчастные бусы! Она принялась трезвонить Бэлле, но ее мобильный не отвечал. А на работе ее еще не было. Еще бы, после такого дня. Но Таня решила прийти туда поскорее. Она даже маршрут выбрала самый короткий от метро, который не любила, — там узкие тротуары, толкотня и брызги от машин. Зато маленькая красивая церковь. Из которой… выходил Слава Птенчик! Самый невоцерковленный из всех, кого Таня знала. Вот тебе и смысл бытия.

Глава 11Снежинки, летящие параллельно земле

Ляля смотрела на себя в зеркало и думала о том, как обманчив фасад. Вот она видит себя и не узнает — женщину со спустившейся на дно подглазного полукружия синевой. Проще говоря, с заживающим фингалом. Но разве она пьянь подзаборная или городская сумасшедшая? Нет, боже упаси, нет. Она — лучшая из всех, кого ей довелось знать. Во всяком случае, знать близко. Пора перестать чураться этой теоремы, ведь доказательная база налицо. Скажем, Оболенская, некогда лучшая подруга, — вот кто действительно спился! Хвасталась всем своим новым мужем, а он оказался альфонсом. Теперь они вместе пьют, и он ждет, когда ему достанется доля квартиры. Он так и сообщил бедной теще. К счастью, дочка Оболенской давно живет отдельно, у нее своя семья. Но вообще ад кромешный…

Приятельница Сонечка — у той все пристойно, но подло. Далекая троюродная тетя подарила ей квартиру. Очень больная тетя. Соня сдала ее в дом престарелых, хотя уверяет, что родственница как сыр в масле катается. Еще и изводит капризами. Ляля долго не знала, как все обстоит на деле. Узнав, захлебнулась изумлением. Мол, как же так, Соня?! На что ее смёл мощный, словно из брандспойта, накал гнева. Дескать, ты понятия не имеешь, каково с тяжелыми больными, — так и молчи! В итоге Ляля еще и чувствовала себя виноватой, нарушившей заповедь «не суди…». Просто диву даешься, какие сильные позиции у зла на этой Земле.

Но кто нам мешает обрести свою силу?! Бертран Рассел сказал: «Все проблемы этого мира в том, что дураки и фанатики всегда уверены в себе, а умные люди полны сомнений». Хотелось добавить, что подлецам и прочей нечисти тоже уверенности не занимать. Бертран Рассел, философ, — о нем поведал Штопин, сетуя, до чего же несведущи наши библиотекари… Хотя его злословье в последние годы пропускали мимо ушей. Может, зря? Ляля ворочала мыслями-валунами, пока ее пытливые коллеги развлекались детективными приключениями. Никто из них не знал про убиенного Штопина главного. А Ляля знает! Да, теперь Лионелла будет говорить то, что думает, не скромничая и не втаптывая себя в ничтожество. Она высушит крылья и из побитой курицы постепенно превратится в человека, который в состоянии дать отпор любому злу. Замах должен быть вселенским, это не гордыня и не бред величия, это необходимость в нашем жестоком мире. И первый, кому Ляля врежет праведной десницей, будет ее тиран. Муж. После ужасного скандала он уехал. Вчера позвонил и выдавил из своего корявого некрасивого рта отвратительные и замусоленные, как грязный носовой платок, извинения. Он привык, что это срабатывает, что напрягать извилины не нужно. Но Ляля уже собирает вещи. Больше она за свое медленное убийство прощений не примет.

Есть у нее еще одна товарка. Благополучная и надменная. Она любит повторять, что во всем виновата женщина. Семья всецело зависит от нее, и с правильной бабой мужик не запьет. Теперь наболевший вопль вырывался из Лялиной груди, и она была готова за эти слова хорошенько вмазать. Толстая зажравшаяся дрянь! Тебе никогда не приходилось зарабатывать на жизнь самой. Ты всегда удобно пристраивалась по блату там, где работа не бей лежачего. С твоим прилизанным муженьком тебя познакомила привилегированная родня. Тебе даже ребенка было родить лень, и тебе делали кесарево не по медицинским показаниям, а по прихоти. И после этого ты смеешь открывать хайло на многострадальную русскую женщину?! Ляля даже бросилась к своему стильному под старину черному телефону, чтобы излить свою отповедь по горячим следам. А то ведь остынет — и драйв пропадет. Но пока было не до побочных разборок. Она готовилась к главной битве и металась по квартире, где создавала мстительный хаос. Собирая свое добро, ей хотелось походя уязвить тирана. Но пока получалось наоборот — его вещи ощетинивались на нее. Открыв кладовку, она встретилась с мужниной клюшкой. Оказалась бы вовремя под рукой — и вмазать бы ею по мерзкой роже! Но все надо делать вовремя. И Ляля с досадой повертела в руках символ ненавистного ей спорта. В отрочестве ее Санек подавал большие хоккейные надежды, но в большой спорт не пошел. Тем не менее хоккейные турниры всегда будили в нем всплески агрессии. Причем независимо от того, кто выиграл. И потому у Лял