и русский спорт № 1 вызывал лишь злую безнадегу с оттенком ненависти.
Впрочем, экспрессивные сборы сделали свое дело — Ляля устала. Устала бороться с неизбежным хаосом переезда и устала злиться. Все-таки до чего утомительно ненавидеть и быть одержимой возмездием, даже справедливым… Ляля в изнеможении опустилась на черствый диванчик-уголок на кухне, который давно не любила, но Санек считал его несказанно удобным. Еще бы, ведь внутри диванчика можно было хранить лук, крупы и прочую снедь. А Санек был свирепый, но рачительный и бережливый.
В холодильнике, по счастью, сохранилась баночка яблочного пюре, не съеденного вчера… Ляля любила детскую пищу. Потому что взрослая становилась все невкусней! Раньше можно было повысить себе настроение бананами, но они теперь то твердущие с зеленцой, то подгнившие, но уже не той сладкой порчей, которая казалась лакомством в эпоху триумфального пришествия бананов в наши суровые пенаты… Может, все приелось?
Что бы еще съесть вкусненького? Кажется, должно быть еще вишневое желе и — о радость! — старый добрый пломбир в вафельном стаканчике. Морозилка полна сюрпризов! Сейчас срочно нужно подкрепиться эндорфинно сладким, иначе силы иссякнут. И походя узнать, что творится в мире. Ляля быстренько включила свой старенький ноут, чтобы войти на сайт знакомств. Это была первая ласточка ее мести тирану — регистрация в омуте разврата, как называл эти места Санек. Послушать его, так тут одни извращенцы и нимфоманки. Не одни! Еще тут водятся весьма симпатичные устроители похоронных церемоний. Один такой прибился к Ляле и настойчиво посылал знаки внимания. Но он итальянец. Что она будет с ним делать? В отличие от многих Ляля изначально не питала иллюзий по поводу союзов с иноземцами. А соотечественники пугали ее неправдоподобной прытью, которой не было и в помине в реальной жизни. С чего они так падки на нее в виртуальной? Значит, что-то не так. Может быть, тиран не так уж и не прав.
Но нет! Ни пяди правоты врагу. Дело в виртуальной свободе и в том, что глупо корчить недотрогу, выложив себя на такой витрине. Здесь не надо держать инстинкты в узде — вот они и ринулись наружу. Просто те, что хотели и молчали, теперь не молчат. Выходит, все вокруг и раньше желали красивую и умную Лялю, а теперь наконец признались в этом! Волшебная сила Сети, которая нынче отобрала ее у искусства.
Ляля быстро принялась отвечать на шквал сообщений, не желая никого обижать. Даже устроителя похоронных церемоний — угораздило же парня выбрать занятие! Очень симпатичный, «альпачинистый»… Наверное, мафиози по совместительству. Наши-то мужики пострашнее, попроще, если не считать безумных юнцов, выложивших чужую фотографию и жаждущих познать безответственного и безнаказанного секса со слегка постбальзаковским контингентом. Что касается мужчин вменяемого возраста, то при наведении фокуса они делятся на две категории. Одни — мужики хоть куда, но капризные. У них и профессия и заработок приличные и разговор поддержат на уровне. Но — долго запрягают. Не торопятся назначать встречу, потому что обожглись на прежних браках. А если доходит до рандеву, то… дальше Лионелла заглянуть не успела. Пока! А другая группа — здесь всякой твари по паре. Почему-то очень много водителей автобусов и маршруток. Вот они хоть через двадцать минут прибегут на соседний перекресток. И Ляля однажды сама бегала. В темных очках, прикрывающих фингал. Она подумала: а чего ей строить мину перед тем, кто и сам не принц Альберт. Дальше — больше. Она рассказала о себе всю правду. Думала, ее визави сбежит, сверкая пятками. Не тут-то было. «Поедем ко мне, переночуешь», — и все дела! Без лишних экивоков предложил политическое убежище. Что он стал бы делать, если бы она согласилась?! Так ведь еще и с ребенком позвал… Ну и зачем ей эти подозрительно лощеные итальяшки-гробовщики, если и здесь неплохо кормят!
Она не ответила на приглашение улыбчивого щербатого водилы, на том эксперимент и застопорился. Она и пойти на встречу с симпатичным рекламщиком на «вольво» испугалась. Не привыкла к гладким вариантам. В них должен быть подвох! Однако с сегодняшнего дня она открывала новую страницу своей женской силы, а потому страхи оставались в прошлом. Новая вдохновенная платформа еще пока шатается под ногами, но Лионелла уже взгромоздилась на нее и пытается изобразить уверенный взгляд в будущее. Именно этого и добивался Семен Штопин, который был в нее влюблен. Но никто об этом не знал, кроме двоих.
Ляля… измучилась! Смертельно хотела рассказать хотя бы одной живой душе на Земле… но было нельзя. В «Грине» ее подняли бы на смех. Кто поверит, что исчадье ада избрало объектом страсти представительницу самой высмеиваемой им касты библиотекарей?! Хотя по законам вселенной так и должно было произойти, умные люди подтвердят. Но Ляля считала, что нынче трагический дефицит ума. Коллеги ей оптимизма не внушали. Поделиться было не с кем. Оставались только заштатные подруги, но им что за дело… Обычно не они выслушивали Лялю, а она их. Теперь злые подружки преданы анафеме.
Поделиться было решительно не с кем. И дело даже не в том, что факт, о котором никто не знает, как будто и не факт вовсе. Ляля не могла решить в одиночку, как ей быть. Штопин ведь сделал серьезное предложение, а не шуры-муры предлагал крутить, как защебетало бы библиотечное сообщество. Нет, он предложил ей замуж. Произнося это даже про себя и представляя себе лица коллег, услышавших такую новость, Лионелла чувствовала, как по спине ползет холодная лава ужаса. Теперь-то все равно, отпустило… но долгие годы ей казалось, что она на краю пропасти. Казалось, что, какое бы решение она ни приняла, все равно проиграет. Разве можно вообразить их со Штопиным вместе? Это ж взрыв мозга. Но тлела надежда, что в домашней обстановке чудовище превратится в человека. Она ведь его знала не таким, каким видели его все. И он видел ее иной, неизвестной всему остальному миру.
Фантасмагория — и более ничего! Но помечтать-то можно… если это мечта, а не страшный сон. В любом случае он не страшнее, чем тот, который был для Ляли повседневностью… Никуда она, конечно, не ушла бы. Но резко отказывать Штопину боялась. Поэтому делала вид, что раздумывает, медлит… Ей казалось, что Семен — интеллигентная версия Санька и отказ приведет его в бешенство. Конечно, и бешенство будет иным, изощренным, но это даже страшнее. Ляля так устала ощущать эту угрозу. И поэтому она хорошо научилась развлекать Семена разговором, а заодно и читателей клуба «Грин», постоянный круг которых был чем-то вроде уютного местного сообщества, где было принято приносить гостинцы и баловаться роскошью человеческого общения.
Удивительно, но Штопин ценил ее цепкую память на детали. Это достоинство он заметил, когда Ляля была его студенткой. Тогда искру преподавательского интереса Ляля приняла за обычный штопинский сарказм. Их общение с острыми ранящими краями началось уже в «Грине», куда Семен приходил потрепать нервишки библиотекаршам, взвинтить тонус их чахлого интеллекта. Лионелла всегда была в стороне от основных баталий, которые устраивали с монстром Нора, Кира и Леночка. Если у Ляли и были аргументы, она выкладывала их спокойно, без суеты, изящно сервируя в столовом закутке, где обедали труженики отдела «Абонемент». Там монстр обычно начинал клянчить угощения — не всерьез, конечно, издевательски. А Ляля выкатывала как ни в чем не бывало чай со вкусностями, а уж во вкусностях она знала толк. И штопинский яд постепенно терял свою силу. На чем они почувствовали родственный флюид, точно и не вспомнить. Может быть, на «Завтраке у Тиффани», на том, что главный герой, хоть и жиголо, но мужик, которого смазал пошлый счастливый финал в фильме…
Нет! Это Лялина трактовка. Это она чувствовала родственную душу в герое, а Штопин заклеймил его типичным содержантом, у которого никогда бы ничего не получилось с Холли, потому что она той же породы. Они оба нахлебники и не могут быть вместе, и автор пишет именно об этом, а Голливуду плевать на логику самой жизни, он качает бабло.
Ляля решила пойти окольным путем. Она вспомнила другие произведения любимого Трумена Капоте. «Другие голоса, другие комнаты», например! Штопин удивленно поднял бровь. Этого он не ожидал. А она продолжила, как ей близка именно эта трепетная и такая не похожая на брутально-витальные американские традиции линия, идущая от Фолкнера, от его «Шума и ярости»… а потом Стейнбек… Словом, аутисты, шизоиды, маргиналы — это цвет американской нации, вы меня понимаете?
И Штопин понял. И пригласил ее прогуляться по непристойной старухе Москве. С тех пор когда Ляля могла уйти из «Грина» пораньше, она выходила на бульвар, а там, за углом, было кафе, где ждал ее Семен. Он подбрасывал ей цитату — и она должна была сказать, чьи это слова.
— Мы — снежинки, летящие параллельно Земле…
И мир, все вокруг, еле заметно, незримо, но менялось! Но на этом литература заканчивалась, хотя оправдание героя «Завтрака у Тиффани» Ляле удалось. После третьей рюмки. Штопин пил порциями по сто. После трех заметно смягчался, и глаза его цвета паутины начинали блестеть медовой глазурью. Они сидели в кафе на двенадцатом этаже новомодного отеля. А в лифте он так ее сжал, что тело накрепко запомнило сладкий шок вэдэвэшного захвата. Ночью, во сне у Ляли случился сильнейший оргазм. Так у нее случалось только в юности, во времена первых любовных ошибок, которые с точки зрения телесных реакций были куда правильней канонических семейных хроник.
Ей тоже было чем развлечь чудовище. Например, когда они садились в машину, она зорко высматривала тех, кто едет в соседних авто, — кто подрезал, кто пропустил, а от кого следует держаться подальше. Штопин был на удивление беспечным ездоком. А Ляля чувствовала пульс чужих историй и знала, что автомобиль неразрывно связан с натурой владельца. Когда-то, еще до замужества, она училась водить, но машина у нее так и не случилась. А интерес остался.
Штопина развлекали эти этюды. А еще больше его развлекали… сплетни. Это Лялю не удивляло. Она давно знала, что неудовлетворенные мужчины — сплетники, почище дворовых ситцевых баб. Так она, словно товарке-секретарше, поведала Штопину о романе Лены Царевой и Ника, Таниного мужа. А также о том, как Нора Грантовна, мегера всех времен и народов, пыталась этот роман погасить. Своими странными методами. Нора была отрицательным героем, поэтому сплетничать о ней не было грехом — такую заповедь Ляля себе установила. Но эти смехотворные правила — не главное. Важно было понять эту нерядовую женщину.