Он понимал – Руди хочет не просто выйти из подвала. Брат собрался бежать из дома, где они прожили десять лет, и возвращаться не намерен. К сожалению, Гека с Джимом из них не получится – в бега ударяться поздно. Шаги отца тяжело застучали по пыльным деревянным ступеням, и Макс глянул вверх. Абрахам нес докторский саквояж.
– Раз уж вы пошарили в моем кабинете, предполагаю, что у вас появился интерес к моей тайной работе, ради которой мне пришлось стольким пожертвовать, – начал отец. – Вот этими руками я убил шесть вампиров, последним из которых стала та несчастная тварь с фотографии в кабинете. Наверняка вы ее видели.
Руди бросил отчаянный взгляд на брата, однако тот лишь покачал головой. Молчи…
– Я убивал сам и учил других искусству уничтожения нежити. В числе моих учеников был первый муж вашей матери – Джонатан Харкер, упокой Господь его душу, – продолжал Абрахам. – Таким образом, косвенно я приложил руку к смерти еще пятидесяти особей из грязного, зараженного племени. Теперь настало ваше время, мальчики. Вам следует обрести уверенность: вы должны знать, как одолеть врага.
– Я не хочу ничего знать! – крикнул Руди.
– Он не видел фотографию, – одновременно с братом произнес Макс.
Отец, словно не слыша их, прошел к столу с накрытым тканью свертком. Приподняв угол парусины, заглянул внутрь и, удовлетворенно ухнув, сдернул ее вниз.
Миссис Качнер была полностью обнажена. Тело страшно высохло, щеки запали, рот провалился. Живот ушел в яму между ребер, словно все его содержимое высосали вакуумной помпой. Стекшая из брюшной полости кровь окрасила нижнюю часть трупа в фиолетовый цвет. Руди застонал, спрятав лицо у брата в подмышке.
Отец поставил сумку подле тела, открыв замочек.
– Она, разумеется, не вампир. Обычный покойник. Настоящие вампиры встречаются нечасто, и вряд ли мне следовало искать подлинную нежить для наших опытов – это и глупо, и опасно. Для небольшого урока подойдет и миссис Качнер.
Абрахам вытащил из глубин сумки обернутый в бархат сверток с колышками.
– Почему она здесь? – спросил Макс. – Ее ведь завтра хоронят…
– Хоронят завтра, а сегодня я делаю вскрытие. Это мое личное исследование. Мистер Качнер все понимает и готов оказать любую помощь, если она позволит спасти хотя бы еще одну женщину с подобным заболеванием, – объяснил Абрахам, держа в одной руке колышек, в другой – молоток.
Руди заплакал.
Максу на миг почудилось, что душа его вышла из тела, которое сделало шаг вперед. Макса в нем не было – он остался рядом с братишкой, обнимая того за плечи. Руди тихо бормотал, что хочет тотчас подняться в дом. Тело Макса, шаркая ногами, приблизилось к отцу, а тот смотрел на сына со смешанным выражением любопытства и некоторого одобрения.
Абрахам вручил ему молоток. Его тяжесть потянула кисть вниз, и душа Макса вновь заняла свое место. Отец схватил его за другую руку, занеся ее над тощей грудью миссис Качнер, и прижал его палец к впадине между ребер. Макс глянул в лицо мертвой женщины. Ее рот приоткрылся, словно покойница силилась что-то вымолвить. Ты никак в доктора мне записался, Макс ван Хельсинг?
– Забиваешь кол вот сюда, до отказа, – сказал Абрахам, вытащив из свертка один из колышков. – После первого удара вампир начнет выть и богохульствовать, станет бешено извиваться, стараясь вырваться. Про́клятое племя легко не сдается. Не останавливайся ни на секунду, пока не пронзишь тварь. После этого она перестанет сопротивляться, и вскоре все будет кончено.
Макс поднял молоток, вновь посмотрел на миссис Качнер, и его охватило желание сказать, что он сожалеет, что он не хотел… Ударив молотком по рукояти кола, Макс едва не оглох от высокого пронзительного визга, и чуть не закричал сам, на миг поверив, что миссис Качнер жива. Через долю секунды до него дошло – визжал Руди. Макс был парнем крепкого сложения, с широкой, как у буйвола, грудной клеткой и мощными плечами настоящего голландского фермера, и первым же ударом загнал колышек на две трети его длины. Оставалось опустить молоток еще раз. Кровь, плеснувшая из пробоины, оказалась холодной, липкой и болезненно густой.
Макс качнулся – закружилась голова, и отец подхватил его под руку.
– Отлично, – шепнул он сыну в ухо, обняв его так, что затрещали ребра.
Макс невольно вспыхнул от удовольствия – еще бы, за здоро́во живешь суровый отец хвалить не станет – и тут же скривился от омерзения.
– Прекрасно понимаю тебя: не так-то просто решиться нанести ущерб вместилищу человеческого духа, даже если душа покинула тело.
Отец не отпускал его, и Макс, рассматривая рот миссис Качнер с аккуратным рядом верхних зубов, вспомнил девушку с фотографии и головку чеснока, втиснутую меж ее челюстей.
– Почему у нее не было клыков? – спросил он.
– Хм… О чем ты?
– Та девушка со снимка, которую ты убил… – продолжил Макс, глянув отцу в глаза. – У нее ведь не было клыков.
Отец долго с недоумением смотрел на сына, затем объяснил:
– Когда вампир испустит дух, клыки исчезают. Были – и нет.
Он разжал объятия, и Макс наконец вздохнул полной грудью. Отец выпрямился.
– Это еще не все. Вампиру следует отсечь голову, предварительно забив рот чесноком. Рудольф!
Макс скосил глаза. Отец сделал шаг назад, и в руке у него, откуда ни возьмись, появился топорик. Руди взлетел на третью ступеньку лестницы и стоял там, прислонившись к стене и прижав руку ко рту. Брат бешено замотал головой, подавляя рвущийся из горла вопль.
– Я все сделаю, – сказал Макс, ухватив топорик за рукоять.
Он не сомневался в своих силах. Видимо, готовность бесстрастно терзать чужую плоть, не боясь кровавой работы, была заложена в него еще в детстве, и Макс, придя к такому выводу, ужаснулся.
– Нет-нет, – остановил его Абрахам, перехватив топорик и оттолкнув сына от стола.
Макс ударился об угол, и несколько колышков скатились вниз, глухо брякнув о пыльный пол.
– Подними их.
Руди рванулся к двери и тут же, поскользнувшись на ступенях, упал со всего маху на колени. Отец вцепился ему в волосы и подтащил к столу, швырнув мальчика на пол. Руди перевернулся на спину и завизжал не своим голосом:
– Пожалуйста! Прошу, не надо! Я боюсь, не заставляй меня, папа!
Макс шагнул вперед, зажав в одной руке молоток, в другой – несколько колышков, собираясь вмешаться, однако Абрахам, резко обернувшись, схватил старшего сына за локоть, и толкнул его к лестнице.
– Поднимайся. Немедленно!
Пихнул еще раз, и Макс упал на ступеньки, жестоко ударившись голенью. Абрахам наклонился к лежащему Руди, пытаясь поймать того за руку, однако мальчик выскользнул и кинулся на четвереньках в дальний угол подвала.
– Давай, сын. Я помогу. Шейка у нее тоненькая, много времени это не займет.
Руди замотал головой, вжавшись в бункер для угля, и отец швырнул топорик на пол.
– Тогда будешь здесь сидеть, пока не появится подходящее настроение.
Он развернулся, схватив Макса за руку, и вновь подтолкнул того к выходу.
– Нет! – завопил Руди, вскочил на ноги и метнулся к лестнице.
По пути мальчик запнулся о рукоятку топорика и рухнул в пыль; снова рванулся вперед, однако Абрахам вывел старшего сына из подвала и захлопнул за собой створки. Руди ударил плечом в дверь, но отец уже повернул в скважине серебряный ключ.
– Пожалуйста! – кричал Руди. – Мне страшно! Выпустите меня!
Макс встал в кухне, изнемогая от звона в ушах. Хотел попросить отца прекратить истязание и открыть замок… увы, слова, как всегда, не могли пробиться сквозь сведенное судорогой горло. Его руки бессильно повисли вдоль тела, кисти отяжелели, словно налившись свинцом. Хотя при чем тут свинец? Он до сих пор сжимал молоток и колышки.
Отец остановился, упершись мощным лбом в закрытую дверь – переводил дыхание. Наконец он обернулся – волосы взъерошены, воротник сбит набок.
– Видишь, на что он меня толкает? Твоя мать была точно такой же упрямой истеричкой: ни черта не сделает, пока не прикажешь. Я пытался…
Старик глянул на сына, и за миг до удара молотком на его лице отразились ужас вперемешку с удивлением. Макс угодил ему точно в челюсть. Хрустнула кость, и отдача потрясла руку Макса до самого локтя. Абрахам упал на колено, и сын вторым ударом сбил его на пол. Веки старика опустились, и он уже начал терять сознание, когда Макс уселся на него сверху. Абрахам снова распахнул глаза и попытался что-то сказать, но с Макса было достаточно. Долгих разговоров он не любил, и сейчас ему было не до болтовни. Предстояло поработать руками, а к этому Макс ощущал природную склонность. Может, для того и появился на свет.
Он установил острие колышка, как показывал отец, и ударил молотком по рукояти. Рассказы старика оказались правдой: Абрахам выл, кощунствовал и бешено вырывался, однако вскоре все было кончено.
Лучше, чем дома
Перевод Виталия Тулаева
Отец мелькает на телеэкране. Вот-вот его снова выкинут со стадиона – это уж как пить дать. Фанаты на «Тайгер-стадиум» тоже об этом догадываются – восторженно шумят и гудят на трибунах. Хотят, чтобы папу вышвырнули. Предвкушают.
Главный судья – Уэлки – пытается сбежать от папы, но тот преследует его по пятам, засунув правую руку в штаны. Левой он бешено жестикулирует. Комментаторы оживленно трещат, рассказывая телезрителям, с чем не согласен отец. Судья же его словно не слышит.
«Судя по развитию событий, эмоции вскипели бы рано или поздно», – говорит один из комментаторов.
– Джессика, ты только глянь, – нервно смеется тетя Мэнди. – Глянь, как Эрни себя накручивает!
Мама встает в дверях кухни, посматривая в телевизор, и устало прислоняется к косяку, скрестив руки на груди.
– Видеть это уже не могу, – говорит Мэнди. – Одно расстройство.
Тетя расположилась на одном конце дивана, я – на другом, поджав под себя ноги. Не могу усидеть на месте – постоянно раскачиваюсь. Засел внутри какой-то чертик, не дает смотреть спокойно. Я в волнении открываю рот, и происходит то, что со мной частенько бывает. Забываюсь, и тонкая струйка сочится изо рта на подбородок. Всегда одно и то же: стоит разволноваться, и тут же начинается кап-кап. Когда переживаю – вот как сейчас, – вечно хлюпаю, втягивая слюну обратно.