– Кровь-то почему? – спросил Уайетт.
– Недавно прокололи, – ответила Сара, не глядя на него. Злобно ответила. Любовь не сделала ее добрее и общительнее. Когда Уайетт к ней обращался, она по-прежнему хмурилась и сторонилась, словно даже воздух вокруг него был отравленный. Уайетт никогда не понимал и не надеялся понять, почему она питает к нему такое отвращение.
– Я уж было подумал, что ты молнией язык защемила, – сказал он. И добавил: – Ну, а как еще тебе удержать мужчину? Не красотой же своей.
Обычно пронять Сару было нелегко, и ее реакция Уайетта озадачила. Девушка бросила на него испуганный и несчастный взгляд, а подбородок у нее задрожал. Совершенно изменившимся голосом она сказала:
– Оставь меня в покое.
Уайетт испытал какое-то неприятное чувство жалости. Он уже и не рад был, что так сказал, пусть Сара его и спровоцировала. Он даже руку протянул и придумывал, как дать ей понять, не извиняясь, что жалеет о сказанном. Сара отпрянула, глядя на него полными слез глазами, и что-то пробормотала. Уайетт разобрал только «дебил» и «читать бы сначала научился», но ему и этого хватило. В груди разлился ледяной холод.
– Разинешь рот, стерва, и я твою заклепку прямо с мясом выдерну.
У Сары от злости потемнели глаза. Теперь это была нормальная Сара Кенсингтон. Она встала и потопала короткими толстыми ножками вокруг конторки в дальнюю часть магазина – в кабинет миссис Бадия, ябедничать. Уайетт почувствовал раздражение, смешанное с некоторым страхом. Он решил, что устроит себе перерыв, взял свою армейскую куртку и вышел вон. Закурил «Америкэн спирит» и встал у стены, ссутулившись и слегка дрожа, поглядывая на хозяйственный магазин Миллера через дорогу.
На парковку у магазина въехала миссис Презар. В машине сидели и оба ее мальчика. Миссис Презар жила на той же улице, что и Уайетт, дом у нее был цвета клубнично-молочного коктейля. Уайетт подстригал там лужайку, – давно, когда еще занимался этим ремеслом.
Миссис Презар вышла из машины и быстро двинулась к магазину. Мотор заглушать не стала. Красилась она очень сильно, но это ее не портило. Особенно Уайетту нравился ее рот, чуть оттопыренная нижняя губа. С каменным лицом миссис Презар вошла в магазин. Мальчики остались в машине – старший на переднем сиденье, младший – сзади, в детском креслице, пристегнутый. Старшего звали Бакстер. Уайетт и сам не знал, почему помнил его имя. Мальчик был худой и долговязый, наверное, фигурой пошел в отцовскую породу. Младшего брата Уайетт разглядеть не мог, видел только копну темных волос, а над ней болтались две пухлые ладошки.
Как только миссис Презар скрылась в магазине, Бакстер повернулся назад и протянул брату батончик «Твиззлер». Однако стоило младшему до него дотронуться, как Бакстер мигом отдернул руку. Затем снова протянул. Второй раз малыш не купился, и Бакстер шлепнул его батончиком. Так они развлекались некоторое время, а потом старший развернул конфету и сунул один конец в рот. На Бакстере была бейсболка «Твин ситиз», старой команды Уайетта. Неужели мальчишка уже дорос до Младшей лиги? На вид – нет, но кто знает. Возможно, теперь туда принимают с более раннего возраста.
О том времени, когда он играл, Уайетт сохранил приятные воспоминания. В последний год он едва не поставил рекорд по количеству украденных баз. Одна из немногих сфер, в которых он точно был не хуже своих ровесников. К концу сезона у него на счету было девять баз, и только однажды его осалили. Толстомордый питчер-левша постарался. Уайетт метался взад-вперед между базами, а первый и второй бейсмены приближались с двух сторон, перебрасываясь мячом. Уайетт все же решил прорваться, надеясь увернуться, но сразу понял, что совершил ошибку, и его охватило ощущение безнадежности, неизбежного поражения. Второй бейсмен стоял прямо у него на пути, этого парня Уайетт знал: Трит Рэндэлл, звезда команды-противника. Рэндэлл ждал его, широко расставив ноги, и впервые Уайетт почувствовал, что как бы ни старался, цели не достигнет. Он не помнил, как его вывели из игры, помнил только, как бежал, а Трит Рэндэлл стоял у него на пути и смотрел сощуренными глазами-щелочками.
То был почти самый конец сезона; за две последние игры Уайетт не сделал ни одного хита, и до рекорда ему не хватило двух украденных баз. В старших классах он не сыграл ни одной игры, все время был на испытательном сроке, то за неуспеваемость, то за нарушения дисциплины. В предпоследнем классе у него определили неспособность к чтению. Уайетта затрудняли фразы, в которых было более четырех-пяти слов, и много лет он мучился, если попадались предложения, бо́льшие по длине, чем среднее название фильма. Спецпрограмму для отстающих «Ремесло – сила!» в школе называли «Курс для дебила», или «Кому мозгов не хватило». Как-то раз Уайетт увидел в туалете для мальчиков надпись: «Я на курсе по ремислу, где ище быть риальнаму пацану».
Последний год он провел в одиночестве, даже по сторонам не смотрел, когда шел по школе, и в бейсбол играть не пытался. А Трит Рэндэлл, напротив, всех строил, лупил все, что шевелится, и принес своей команде победу в двух региональных чемпионатах. Теперь Трит служил в полиции, ездил на тюнингованной тачке и был женат на Эллен Мартин, платиновой блондинке, самой классной из всех чир-лидерш, которых он, по слухам, имел.
Миссис Презар вскоре вышла из магазина, вероятно, ничего там не купив. Одной рукой она придерживала запахнутую куртку и лишь скользнула взглядом по фигуре Уайетта, ничем не показав, что узнала его или вообще заметила. Усевшись за руль, миссис Презар громко захлопнула дверцу и так быстро взяла с места, что взвизгнули шины.
Когда Уайетт у нее работал, она тоже его почти не замечала. Однажды он зашел к ним в гостиную, открыв раздвижную стеклянную дверь. Все утро он стриг лужайку – дамочка жила небедно, муж у нее руководил фирмой, проводившей Интернет, и лужайка у них была самая большая на улице. Уайетт весь запарился, обгорел на солнце, на лицо и руки налипла трава. А она болтала по телефону. Он стоял у дверей, ждал, пока хозяйка изволит его заметить.
Миссис Презар не торопилась. Она сидела за небольшим столиком и, откинувшись на спинку стула, крутила пальцем золотистый локон. И то и дело принималась смеяться. На столике перед ней валялись банковские карточки, и она бездумно двигала их туда-сюда мизинчиком. Уайетт целых десять минут прождал, а потом она наконец положила трубку и повернулась к нему, сделав очень строгое лицо. И отчитала: она, дескать, наблюдала за его работой, и платит ему вовсе не за то, чтобы он болтал с каждым прохожим. А еще она слышала, как газонокосилка наехала на камень, и если у нее повредились лезвия, Уайетту придется заплатить за покупку новых.
Работа стоила двадцать восемь долларов. Миссис Презар дала тридцать: мол, пусть будет благодарен, что вообще получил чаевые. Через секунду она опять болтала по телефону, смеялась и выкладывала из карточек свои инициалы.
Сигарету Уайетт почти прикончил и хотел выкурить еще одну, прежде чем возвращаться, но тут дверь позади него открылась. Вышла миссис Бадия в черном свитере с белым бейджиком на груди, гласившим: «Пэт Бадия, менеджер». Она поморщилась от холода и обхватила себя руками.
– Сара мне все рассказала, – начала миссис Бадия.
Уайетт закивал. Начальница ему нравилась. Иногда он с ней даже шутил.
– Иди-ка ты домой, Уайетт, – сказала она.
Он бросил окурок на асфальт.
– Ладно. Пойду домой. Завтра отработаю, когда этой не будет, – он кивнул в сторону магазина.
– Нет, завтра не нужно. Приходи в следующий вторник за последним чеком.
Уайетт не сразу понял, о чем она. А когда понял, кровь бросилась ему в лицо.
Миссис Бадия продолжала:
– Уайетт, нельзя угрожать людям, с которыми работаешь. Мне до смерти надоело слушать бесконечные жалобы. С тобой всегда какие-то проблемы. – Она поморщилась, оглянулась на магазин. – Саре и так сейчас нелегко, а тут еще ты грозишься вырвать ей язык.
– Неправда! Я про заклепку сказал. А вам не интересно, что она-то мне сказала?
– Не особенно. Ну?
Уайетт не ответил. Он не смог бы повторить слова Сары. Сам их не понял, не расслышал толком. А если бы и понял, не стал бы повторять. Что-то про его неумение читать. А он старался не обсуждать свои трудности с чтением, письмом и прочим: слишком уж болезненная тема.
Миссис Бадия ждала, пока Уайетт заговорит. Он молчал, и она сказала:
– Я много раз давала тебе шанс. Но нельзя бесконечно просить твоих коллег терпеть такие выходки.
Миссис Бадия немножко помолчала, покусывая нижнюю губу. Затем взгляд ее упал на ноги Уайетта, и, уходя, она бросила:
– Завяжи шнурки.
Она удалилась, а он так и стоял, сжимая и разжимая руки, пытаясь их согреть. Потом медленно двинулся вдоль витрины за угол, к той части магазина, которую с улицы не было видно. Сплюнул. Достал другую сигарету, закурил, затянулся; ноги у него подкашивались.
А ведь думал, что миссис Бадия хорошо к нему относится. Порой он задерживался, чтобы помочь ей закрыть салон, хотя в его обязанности это не входило. Разговаривать с ней было легко и приятно. Они обсуждали фильмы, чудачества покупателей, и начальница слушала Уайетта, словно ее и вправду интересовали его рассказы и мнение. Раньше он так со своими начальниками не общался. И вот все кончилось – как всегда, паршиво. Кто-то затаил обиду, подложил ему свинью, а начальница даже разбираться не стала, не захотела ничего знать. «Мне до смерти надоело слушать бесконечные жалобы». А чьи жалобы и на что, не сказала. «Всегда с тобой какие-то проблемы». Зачем было приплетать другие «проблемы», вместо того, чтобы разобраться в сегодняшней?
Уайетт отбросил сигарету, – по асфальту рассыпались искры, – повернулся и быстрым шагом обогнул дом. Почти всю витрину магазина закрывали рекламные постеры. Между «Черной дырой» и «Другими» стояла Сара Кенсингтон и смотрела куда-то на парковку. Глаза у нее покраснели и затуманились, взгляд был отсутствующий, и Уайетт понял: она думает, что он давно ушел. И не удержался. Подскочил к стеклу и ткнул в него средним пальцем, прямо у н