Он был без одежды; утреннее солнце окрасило в бронзу его небольшое ладное тело. На лице у него я заметил ту самую маску с окна гостиной. Прозрачный щиток исказил его черты, – не узнать, если не приглядишься. Папа долго смотрел на меня пустыми глазами, будто забыл, что я сплю в их постели, а то и вовсе не знал, кто я такой. Из зарослей рыжеватых волос на лобке свисал толстый пенис. Я и раньше видел папу обнаженным, однако маска все меняла: теперь его нагота сбивала с толку. Отец разглядывал меня, не произнося ни слова, и это тоже обескураживало.
Я попытался выдавить из себя: «Привет, доброе утро!», и не смог – так отчего-то сдавило грудь. Меня вдруг осенило: а ведь я его не знаю, причем в самом прямом смысле этого слова. Не в силах выдержать взгляд отца, я отвел глаза, выскользнул из-под одеяла и вышел в гостиную, стараясь не перейти на бег.
На кухне звякнула крышка сковородки, зашумела вода, и я двинулся на звуки. Мама стояла у раковины, набирая чайник, и, услышав шаги, бросила взгляд через плечо. Меня смутил ее утренний наряд. На ней была отделанная стразами черная кошачья маска с блестящими усами; одеться она оделась, однако короткая футболка с надписью «MILLER LITE» едва прикрывала бедра. Когда я вошел, мама наклонилась к мойке, сверкнув узкими черными трусиками. Она улыбнулась, увидев меня, и я несколько приободрился. Во всяком случае, меня не разглядывали как незнакомца.
– Оладьи уже в духовке, – сказала мама.
– Почему вы с папой в масках?
– Похоже, ты забыл про Хеллоуин?
– Ничего я не забыл, а вот вам придется сделать еще одну попытку в следующий четверг.
– Никто не запрещал начать праздновать пораньше, – усмехнулась мама, остановившись у плиты с ухваткой в руке, и бросила на меня быстрый взгляд. – А что, правда!
– Начинается… Грузовик поднял кузов. Сейчас на землю посыплется всякий хлам.
– В этом доме каждый день – Хеллоуин. Дом-маскарад – так мы его между собой называем. Здесь свои правила. Если приехал на Биг-кэт-лейк – будь добр носить маску. Так было всегда.
– Подожду до четверга.
Мама достала из духовки сковородку, положила на тарелку оладьи и налила чай. Устроившись напротив, она задумчиво смотрела, как я завтракаю.
– Ты должен надеть маску. Вчера вечером люди из колоды тебя видели. Они будут ошиваться поблизости, и маска нужна, чтобы тебя не узнали.
– Можно подумать, она им помешает! Я ведь тебя узнаю́.
– Это тебе только кажется, – хмыкнула мама, взмахнув смешными длинными ресницами. – Людям из колоды – помешает. Это их слабое место. Они все принимают за чистую монету. Мыслят в одной плоскости.
– Ха-ха, – отозвался я. – Когда ждем оценщика?
– Не волнуйся, он придет. Немного позднее. Хотя не знаю – не уверена, что оценщик вообще существует. Может, я его выдумала?
– Я проснулся двадцать минут назад, а уже умираю со скуки. Что вам стоило нанять сыну няньку, а своими дурацкими маскарадами и зачатиями заниматься без меня?
Выговорившись, я вспыхнул, и все же испытал удовольствие – удалось-таки подколоть маму насчет ее маски, черного белья и той клоунады, что они затеяли, думая, что малышу-сыну их развлечений не понять.
– Я предпочла, чтобы ты составил нам компанию, – возразила мама. – Во всяком случае, так ты не попадешь в беду с этой девчонкой.
У меня запылали щеки, словно уголь в костре, на который хорошенько подули.
– Какой еще девчонкой?
– С Джейн Редхилл или ее подружкой, уж не знаю, с той или с другой. Кого из них ты особенно рассчитываешь увидеть, когда ездишь к Люку? Наверное, все-таки подружку?
Подружка – Мелинда – нравилась Люку, а я был увлечен Джейн, и все же мама почти угадала, выбив меня из колеи.
– Она – бойкая милашка, верно? Впрочем, они обе недурны. Наверное, тебе больше подошла бы подружка, а не Джейн. Как ее?.. Мелинда? Неплохо смотрится в этом мешковатом фермерском комбинезоне. Бьюсь об заклад: она любит проводить время, читая книжки в домике на дереве, который они построили с отцом. Наверняка умеет наживлять червя на крючок и гоняет в футбол с мальчишками.
– Люк от нее без ума.
– Ага, значит – Джейн?
– Да кто сказал, что мне нравится хоть одна из них?
– Должна ведь быть причина, почему ты туда рвешься. Не в Люке же дело? Джейн недавно заглядывала к нам, – продолжила мама. – Распространяет подписку на журнал – зарабатывает деньги для прихода. Похоже, она девушка разумная, заботится об интересах религиозной общины. Ей бы еще чувство юмора… Вот что я тебе скажу: станешь постарше – пристукни этого Люка, сбрось его тело в старый карьер, и Мелинда твоя. Будете вместе скорбеть по Люку. Горе – штука романтическая.
Мама поднялась, забрав у меня пустую тарелку.
– Найди себе подходящую маску. Играй по правилам.
Она вышла из кухни, а я прикончил стакан сока и побрел в гостиную. Проходя мимо спальни, бросил взгляд в дверь. Человек, которого я до сих пор знал как отца, все еще стоял в искажавшей его черты ледяной маске. Впрочем, он успел надеть джинсы. На миг наши глаза встретились. Его взор был все так же бесстрастен и ничем не напоминал взгляд папы. Человек в маске властно положил руку на бедро мамы, и дверь закрылась.
Присев на край кровати в своей спальне, я сунул ноги в кроссовки. Ветер все завывал под навесом крыши, и мне стало тоскливо; захотелось домой. Чем бы себя занять? Я встал, мельком глянув на зеленую маску. Та снова висела лицом к моей кровати, и я сдернул ее с окна, на пробу растянув резинку между большим и указательным пальцами, и машинально нацепил на лицо.
Мама, еще разгоряченная после душа, сидела в гостиной.
– Ах, это ты, – вздохнула она. – Что ж, настоящий Дионис. Нет, не Дионис – Пан! Надо взять из ванной большое полотенце – будешь носить его как тогу.
– Угу, забавно. Правда, так и замерзнуть недолго.
– Да, сквознячки гуляют. Не разжечь ли нам камин? Кому-то придется сходить в лес, набрать сухостоя.
– Да ну? И кому же, не скажешь?
– Погоди. Сейчас придумаем подходящую игру. Будет здорово, увидишь!
– Не сомневаюсь. Ничто так не бодрит по утрам, как поход за дровами в морозный лес.
– Послушай, Джек: с тропинки в лесу сходить нельзя. Она – настоящая, все остальное – морок. Дети, которые отклоняются от тропки, дорогу домой уже не находят. И самое главное – не попадайся на глаза незнакомцам, если те будут без масок. Если встретишь кого в маске, знай: этот человек, как и мы, скрывается от людей из колоды.
– Если детям опасно бродить по лесу, может, дрова наберет кто-нибудь из вас, а я посижу в доме? Папа вообще намерен выходить из спальни?
Мама лишь покачала головой.
– Взрослым в лес никак нельзя. Даже по тропинке передвигаться небезопасно. В моем возрасте – точно. Да я ее и не увижу. Когда станешь старше, она и тебе не покажется. Мы ведь с твоим папой в юности гуляли по этой тропке. Только подросток способен выжить среди чудес и наваждений густой темной чащи.
На улице было серо и холодно. Над головой нависало низкое сизое небо. Я обошел дом сзади, решив глянуть, нет ли во дворе поленницы. Проходя мимо родительской спальни, услышал стук в стекло. Стучал отец, и я подошел ближе, поразившись, как мое отражение наложилось на его лицо. Я до сих пор был в зеленой маске – совсем про нее забыл.
Отец опустил верхнюю половинку окна и высунулся наружу. Его лицо под маской было размытым, и холодные голубые глаза по-прежнему казались немного чужими.
– Куда направляешься?
– Вроде как за дровами. Мама хочет разжечь камин.
Опершись о раму, папа некоторое время наблюдал, как ветер швыряет туда-сюда по газону несколько красных листьев.
– Я бы тоже с удовольствием сходил.
– Так пошли!
Улыбнувшись, он посмотрел на меня – впервые за целый день.
– Нет, сейчас не могу. Знаешь, ты иди, а я, если получится, тебя догоню.
– Договорились.
– Странное дело… Стоит отсюда уехать, и тут же забываешь, какой здесь чистый воздух, как пахнет ветер… – Он снова уставился на газон, перевел взгляд на озеро, затем тряхнул головой. – И это не единственное, о чем забываешь. Послушай, Джек. Мне бы не хотелось, чтобы ты тоже забыл…
В спальне открылась дверь, и отец прикусил язык. На пороге стояла мама в джинсах и свитере, поигрывая широкой пряжкой ремня.
– О чем судачим, мальчики? – осведомилась она.
Отец не оглянулся, продолжая смотреть на меня, и из-под маски – его нового лица из тающих кристаллов льда – мелькнула раздосадованная гримаса, будто папу поймали на жульничестве. Я вдруг вспомнил, как вчера мама провела пальцем по его губам, словно застегивая молнию, и у меня в голове закружилось. Похоже, они разыгрывают новый кон своей порочной игры? Ладно, меньше знаешь – лучше спишь.
– Да так, ни о чем. Просто сказал папе, что иду на прогулку. Так я пошел. Пошел гулять, – договорил я, отходя от окна.
Мама откашлялась, и отец, не отрывая от меня взгляда, медленно закрыл окно. Запер задвижку и, прощаясь, приложил к стеклу ладонь. Он ушел вглубь комнаты, а отпечаток руки остался на запотевшем стекле. Призрачная ладонь быстро уменьшалась и, наконец, исчезла совсем. Отец задернул занавеску.
Про дрова я забыл, едва отойдя от дома. Размышлял о том, что родители просто хотели меня спровадить. Сын им сегодня не нужен. Мысль была не самой приятной. Приблизившись к тропинке, я содрал маску и повесил ее на ветку дерева. Побрел в лес, опустив голову и засунув руки в карманы. Некоторое время тропинка бежала параллельно озеру, проступавшему холодной синевой из-под зарослей болиголова. Если папа с мамой желали предаваться своим извращенным забавам, словно у них и не было сына, лучше бы приехали на Биг-кэт-лейк без меня.
За раздумьями я не заметил, как тропа свернула, уходя в сторону от воды, и поднял голову, лишь услышав впереди какое-то механическое жужжание. Прямо передо мной врос в землю валун, смахивающий на половинку поставленного на попа гроба. Тропинка в этом месте разветвлялась, обходя валун справа и слева. Дальше она вновь сливалась и начинала петлять, убегая в сосновый лес.