А мойщик, достав из внутреннего кармана куртки конверт, подошел к почтовому ящику, висевшему на стене, опустил письмо, после чего мгновенно исчез в людском водовороте…
«Точкой номер четыре» называлась конспиративная квартира на улице Лесной, в районе метро «Новослободская». В последнее время Константин Иванович чаще встречался с Савелием именно там. Слишком уж много лишних глаз и лишних ушей завелось на Лубянке. Что поделаешь, время такое… А ведь тема беседы с Бешеным предполагала полную, стопроцентную секретность!
Конспиративная квартира была небольшой, но уютной: две комнаты, обставленные старенькой, но хорошо сохранившейся мебелью, видеодвойка с небольшим экраном, салатный торшер на деревянной ножке. Тяжелые портьеры весьма кстати скрывали уличный пейзаж: так уж получилось, что окна квартиры выходили на Бутырскую тюрьму.
Константин Иванович был краток и деловит. Коротко обрисовав ситуацию с загадочными убийствами московских мафиози, он привлек внимание собеседника к главному.
— Каковы бы ни были цели «Черного трибунала», организация эта прежде всего занимается террором и тем самым ставит себя вне закона. — Взгляд генерала был тяжелым и злым. — Закон можно и должно защищать только законными методами.
Вину любого вправе определить лишь суд, и только суд может назвать гражданина преступником. Расправа вне суда, вне следствия, без права подсудимого на защиту ничем не отличается от практики сталинских репрессий. Кроме того, неизвестно, по какому критерию эти загадочные люди отбирают свои жертвы. — Богомолов поморщился. — Сегодня они деятельно уничтожают бандитов, завтра примутся за политиков, которых посчитают опасными для будущего страны. А послезавтра?
— Да, Константин Иванович, я полностью согласен с вами, — внимательно выслушав Богомолова, ответил Савелий. — Но в то же время, и их можно понять: что еще остается делать? Законы не работают, милиция не справляется, суды бессильны…
— Я все понимаю, — печально отозвался Богомолов. — Но понять — это одно. А простить — другое. Убийство всегда остается деянием, уголовно наказуемым, независимо от того, кто жертва: фрезеровщик завода «Серп и молот» или откровенный мерзавец, сколотивший богатство на крови и слезах сотен людей.
К тому же неизвестно, где истоки «Черного трибунала» и во что все это может вылиться.
— Хотите сказать, что эти люди имеют поддержку в высших эшелонах власти? — догадался Бешеный.
— Естественно. Не думаю, что это инициатива частных лиц. Исполнители, как я уже сказал, скорее всего, наши бывшие коллеги с Лубянки. А прикрытие… — Богомолов поджал губы, — даже и предположить не могу.
— Но почему этот самый «Черный трибунал» не убивает бандитов в открытую? — последовал совершенно резонный вопрос. — Ведь ясно, что они не сами подохли! Почему нет ни одного свидетеля? Не проще было бы пристрелить их или взорвать? Почему в оперативных сводках постоянно подчеркивается: «при загадочных обстоятельствах»? И зачем отправлять друзьям покойных все эти устрашающие послания?
— Как всегда, ты задаешь самые трудные и ьажные вопросы… — Богомолов вздохнул с огорчением. — Честно признаюсь: не знаю, Савелий, — тихо проговорил генерал. — Не знаю. Если бы знал, я бы тебе обо всем этом по-другому рассказывал.
Стиль мышления Говоркова всегда импонировал Константину Ивановичу. Вот и теперь, выслушав генерала, Бешеный среагировал моментально:
— Какова моя задача?
— Обожди, не торопись. — Богомолов взглянул на часы и, потирая красные от недосыпание глаза, продолжил:
— До полуночи время еще есть. Давай-ка не спеша посидим, кофе попьем, подумаем… Кофе хочешь?
— Лучше чай, — улыбнулся Савелий. — И если можно, с лимоном.
— Можно. Здесь все можно. А я все-таки кофе. У меня это единственный способ борьбы со сном, — вздохнул Константин Иванович, отправляясь на кухню.
Пока хозяин конспиративной квартиры ставил чайник, пока колдовал над микроскопическим фаянсовым заварником, Говорков включил телевизор. «Дорожный патруль» канала ТВ-6, как и обычно, передавал сводку происшествий за последние сутки: убийства, ограбления, изнасилования, автомобильные катастрофы.
— Сегодня, в двадцать часов сорок пять минут, на Котельнической набережной произошла автомобильная катастрофа… — бесстрастно начал диктор.
Камера дала крупный план: подломившийся от удара столб уличного фонаря лежал на крыше серебристого БMB, продавив ее наискосок. Передок лимузина был разворочен, из искореженного радиатора валил густой пар. Остатки выбитого лобового стекла болтались на резиновых уплотнителях. Из раскрытой дверцы свисало туловище водителя с залитым кровью лицом.
Говорков едва не вскрикнул от неожиданности: это была та самая БМВ, которую он каких-то три часа назад видел на Тверской! Ошибки быть не могло: и номер машины тот же, и лицо погибшего водителя он запомнил — рязанское такое лицо… Теперь на лице этом, с толстым веснушчатым носом картошкой, застыло что-то вроде недоумения:
«Что такое? Неужели наших повели?»
— …водитель автомобиля БМВ-750, — продолжал вещать диктор, — двигаясь со скоростью около ста сорока километров в час, на мокром асфальте не справился с управлением и совершил наезд на осветительную мачту. — Голос ведущего «Дорожного патруля» продолжал оставаться бесстрастным даже тогда, когда он заговорил о смерти. — От полученных травм сидевший за рулем Георгий Динин, тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения, и пассажирка Елена Наполова, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, гражданка Белоруссии, скончались на месте происшествия…
— Константин Иванович! — Сорвавшись со своего места, Савелий побежал на кухню. — Быстрей сюда!..
— Что случилось? — поспешил к нему навстречу встревоженный Богомолов.
— Товарищ генерал, по телевидению, в «Дорожном патруле», только что передали об аварии и гибели людей, которых я видел незадолго до нашей встречи…
— Вот как? — спокойно вздохнул генерал. — Бывает… Но почему это на тебя так подействовало? Ты был знаком с кем-то из погибших?
— Не совсем… — протянул Савелий и подробно рассказал о том, чему ему пришлось быть очевидцем…
Черная «ауди» с буквами «ОО» на номере, свидетельствующими о принадлежности машины к Лубянке, медленно пробиралась по загруженной автомобилями Тверской: не помогали ни проблесковый маячок на крыше, ни прокладывающая путь «Волга» сопровождения. Что поделать: время вечернее, а Тверская одна из самых загруженных в часы пик московских улиц.
— Так, говоришь, он тебе знакомым показался? — пытливо глядя на Савелия, спросил Богомолов.
— Где-то я его видел, голову даю на отсечение! Но вот где, не могу вспомнить. Думаю, что и лыжная шапочка, и убогий наряд, и особенно накладная борода — обычный камуфляж.
— Но камуфляж очень грамотный, — справедливо оценил генерал ФСБ, глядя в затылок водителя, и тут же пояснил свою мысль:
— Если даже ты этого человека не узнал. А фоторобот мог бы составить?
— Попробую. Константин Иванович, никак не могу в толк взять, что это за аэрозоль у него был, которым он на руль попшикал?
— Я уже распорядился, чтобы патологоанатомы с трупом по полной программе поработали. Эксперты проверят салон и особенно руль на химические реактивы, кроме того — кожу, — отозвался Богомолов. — Кстати, первые результаты будут через полчаса. Теперь самое главное — чтобы почтовый ящик до нас не трогали. Иначе трудновато будет…
— А кто погибший? Бандит?
— Да. Типичный «отморозок», из новых, из молодых, да ранних. Так называемый чистильщик из темниковской оргпреступной группировки. Чистильщик — это у бандитов что-то вроде контрразведчика. Как армейский СМЕРШ во время войны. Грамотные стали, сволочи…
К счастью, письма из почтового ящика извлечь не успели. И уже к часу ночи, просветив все изъятые конверты специальной аппаратурой, эфэсбэшники обнаружили искомый.
Как и предполагал Константин Иванович, работал профессирнал. И адрес на конверте, и само письмо были набраны на компьютере и отпечатаны на струйном принтере, что исключало графологическую экспертизу. Отсутствие отпечатков пальцев, естественно, исключало экспертизу дактилоскопическую.
В письме, адресованном некоему Михаилу Антоновичу Козинцу (по данным лубянской картотеки, одному из лидеров темниковской оргпреступной группировки), сообщалось следующее:
«Именем закона гр. Динин Георгий Николаевич за совершение многочисленных тяжких преступлений против честных россиян — убийства, разбои, грабежи, вымогательство в особо крупных размерах — приговаривается к высшей мере социальной защиты — физической ликвидации.
Тр. Динин четырежды привлекался к судебной ответственности, однако после запугивания потерпевших, свидетелей обвинения и народных заседателей всякий раз уходил от ответственности.
Так как правосудие не способно защитить граждан от бандитизма, мы вынуждены сами обезопасить наших соотечественников.
Точно так же мы будем поступать и впредь.
Кдвумчасам ночи подоспели ипервые результаты экспертов-криминалистов.
И патологоанатомы, внимательно изучившие кровь, плазму и кожу рук погибшего, и химики, исследовавшие поверхность руля, были едины во мнении: гражданин Георгий Динин погиб в результате отравления каким-то неизвестным синтетическим ядом.
— Все понятно, — помрачнев, резюмировал Богомолов, — этот неизвестный, которого ты никак не можешь вспомнить, опрыскал руль ядовитым аэрозолем, кожа рук мгновенно впитала отраву… Умер за рулем на скорости, и машина, потеряв управление, врезалась в уличный столб. Знаешь, какая у нас в России самая большая беда? — неожиданно спросил генерал.
— Знаю. Дураки и дороги, — улыбнулся Бешеный.
— Увы, не только. Самое большое наше несчастье в том, что мы избегаем называть вещи своими именами. Говорим одно, подразумеваем другое.
— То есть? — не понял Говорков.
— Не надо красивых фраз. Не надо говорить о конспиративной организации, которая вершит самосуд. Все гораздо проще, и этому есть другое определение.