Бравая четверка, услыхав краткий диалог друзей, приостановилась, оглядываясь по сторонам: вероятно, они подумали, что смелость их соперников объясняется тем, что у тех есть подмога. Но, никого не заметив вокруг, они приободрились и снова двинулись вперед.
— Гоша всегда выполняет свои обещания! — зло прошипел бывший владелец ножа.
— Я тоже! — ухмыльнулся Савелий, цепко осматривая будущих противников.
Их было вдвое больше, а если сравнить их общий вес с весом Савелия и Воронова, то и втрое. Что почему-то придавало им уверенности, и они не сомневались в исходе этого столкновения. Если и было у кого-то из них оружие, то они собирались обойтись своим численным превосходством и массой.
— Борова и справа от него беру на себя! — прошептал Савелий, отобрав для себя наиболее крепких и увесистых противников.
— Хорошо! — коротко бросил Андрей.
В самый последний момент Савелий заметил странное движение руки того, кого он выбрал в свои соперники, и понял, что именно с него и нужно начинать.
Все произошло в считанные секунды: между противниками оставалось не более двух метров, когда Савелий неожиданно выпрыгнул вверх, словно подброшенный невидимой, но мощной пружиной. Когда он опустился на ноги, инициатор этого столкновения и мощного телосложения его приятель корчились на земле, постанывая от боли.
Савелий применил свой излюбленный двойной удар «маваши». Приятелю «борова» пришелся боковой удар наотмашь по носу и левой ногой в грудь. От этих «ласковых» прикосновений его откинуло на спину, к чему добавился удар затылком об асфальт. Неудивительно, что после подобных ударов он долгое время будет заикаться и страдать провалами в памяти…
Виновнику драки «повезло» больше, чем его приятелю: ему достался всего лишь один удар. Но это был страшный удар правой ногой в челюсть. После такого удара любой, даже самый здоровый человек, месяца три-четыре, а то и больше сможет питаться только жидкой пищей, испытывая при этом страшные боли в челюсти. Можно надеяться, что встреча с Савелием явно пошла подонку на пользу: за предстоящие месяцы он вполне мог превратиться в более стройного юношу…
Воронову делать ничего не пришлось: увидев, что случилось с их приятелями, двое оставшихся тут же замахали руками.
— Стоп! Стоп, братишки! Мы совсем ни при чем! — испуганно сказал один, а второй подхватил:
— Мы и не хотели заедаться к вам! Гоша сказал: постойте рядом, пусть в штаны наделают от страха… — Он говорил таким жалобным голосом, что Савелий неожиданно расхохотался:
— Вояки, мать вашу… Хватайте своих дружков и дуйте отсюда! — Потом серьезно добавил:
— Вашему Гоше скажите, что в первый раз я — предупреждаю, во второй раз — инвалидом делаю, — и тихо выдохнул прямо в лица:
— В третий — убиваю! Сейчас был второй раз! Поняли?
— Да-да! — хором ответили те и бросились поднимать своих поверженных приятелей.
— Подождите-ка! — неожиданно остановил их Савелий.
Те испуганно замерли, словно по команде «смирно». Савелий наклонился к тому, что со сломанной челюстью, поскуливающему, словно щенок, и вынул финку, которую тот прятал в рукаве куртки. Его руки были сплошь покрыты наколками, среди которых он рассмотрел церковные купола, говорящие о том, сколько лет тот провел на нарах…
— Так я и думал, мразь! — Сломав лезвие, он зло бросил ему:
— Ты все слышал?
— Ы-ы-ы… — испуганно застонал забияка и согласно закивал головой, чтобы не было сомнений в его ответе.
В этот момент от входа ночного клуба метнулась внушительная тень.
Савелий, уверенный, что это еще один из дружков «борова», встал в стойку.
К ним подошел элегантно одетый мужчина явно кавказской внешности.
Взглянув с ненавистью на лежащих, зло сплюнул и сказал без малейшего акцента:
— Этот Гоша с дружком своим Фиксой всю плешь нам проели! Что, получили?
— Он усмехнулся и повернулся к Савелию:
— Вы слишком много оставили… — Он сунул ему деньги и добавил:
— За счет заведения…
Уже в машине Савелий взглянул на деньги.
— Ты знаешь, братишка, с нас ничего не взяли! — весело усмехнулся он. — А кто этот парень?
— Это Тимур, хозяин ночного клуба! — пояснила Аврора.
Глава пятнадцатаяХирург
Унылыми декабрьскими вечерами окраинные районы подмосковных Мытищ рано и быстро отходят ко сну. Постепенно затихает движение на улицах, одно за другим гаснут окна домов, тихо кружит снег вокруг тускло светящихся уличных фонарей, создавая полупризрачный желтоватый ореол. И лишь в окнах одного Частного дома, стоящего на самом отшибе городка, как правило, лампы продолжают гореть до полуночи.
Дом этот ничем не выделяется среди десятков таких же: силикатный кирпич стен, крыша из оцинкованного железа, высокий забор, металлические гаражные ворота…
Но соседям, живущим рядом, очень редко доводится видеть его хозяина, хотя поселился он в этом доме в девяносто четвертом году. Известно о нем было немногое. Как будто Анатолий Ильич Серебрянский, а именно так звали владельца дома, раньше служил армейским офицером; вроде бы последним местом его службы была Германия, откуда он и привез скромную по тамошним меркам иномарку, белый «опель-вектра».
Жены и детей у Анатолия Ильича не наблюдалось, однако ни в пьянках, ни в дебошах, ни в знакомствах с подозрительными типами этот отставник никогда замечен не был. Не водил он к себе и женщин, хотя одинокие соседки находили его внешность довольно привлекательной: Серебрянский был высоким, кареглазым, горбоносым мужчиной лет за сорок, с подчеркнуто военной выправкой.
Иногда (обычно вечером) белый «опель-вектра» выезжал из гаражных ворот, возвращаясь, как правило, через несколько часов: любознательный наблюдатель обратил бы внимание, что нередко водитель приезжает не один, а с пассажиром.
Однако ни цели вечерних поездок, ни личности гостей никого из соседей нисколько не занимали.
Первого декабря тысяча девятьсот девяносто восьмого года в половине девятого вечера белый «опель-вектра», заливая сугробы мертвенным светом фар, медленно катил по пустынной мытищинской улице. Водитель был не один, а с пассажиром — высоким седеющим мужчиной с грубоватыми, но в то же время привлекательными чертами лица и маленькими, глубоко посаженными глазками, от которого остро пахло одеколоном «Драккар нуар».
И пассажир, и водитель чем-то неуловимо напоминали друг друга — то ли манерой держаться, то ли выправкой, свидетельствовавшей о том, что они оба немало лет отдали военной службе.
— Сколько раз здесь бывал, никак не могу дорогу к твоему дому запомнить, — посетовал гость, силясь различить впереди машины наезженную в снегу колею. — А тебе и не надо запоминать. Тебе главное до кольцевой добраться, — не глядя на собеседника, ответил водитель, вырулил в неосвещенный проулок между темнеющими заборами и чуть притопил педаль газа. — Кстати, эти твои чудо-богатыри… Ничего не подозревают?
— А что они могут подозревать? — последовал пренебрежительный ответ пассажира. — У нас нормальные товарно-денежные отношения. Они продают мне свои услуги, я плачу им за это деньги.
— Не пойму, ты что, среди своих бойцов нормальных людей не мог подобрать? — сосредоточенно следя за дорогой, спросил сидевший за рулем «опеля».
— Не мог.
— Почему? Неужели не из кого?
— Почему нет, конечно же есть из кого, Анатолий Ильич. Хоть роту охраны формируй. Но не в этом дело. Просто такую серьезную вещь, как собственная безопасность, никогда нельзя доверять близким людям.
— Правда? — ничего не выражающим голосом поинтересовался Серебрянский.
— Почему же нельзя?
— Ты никогда не задумывался, что предают, как правило, свои, то есть те, кому доверяешь?
— На меня намекаешь? — все так же безо всякой интонации спросил собеседник, выворачивая руль. «Опель», заскользив протекторами по накатанному снегу, выехал на асфальтовую дорогу.
— Ну зачем так сразу… Я не верю в человеческую порядочность.
— Угу, — непонятно с какой интонацией поддакнул водитель.
— Верить следует лишь во взаимную выгоду. Мы-то с тобой круговой порукой связаны. Так что предавать друг друга нам смысла нет.
Тем временем «опель», проехав минут пятнадцать по узкой асфальтовой дороге, выкатил на неширокую окраинную улицу, обставленную типовыми одноэтажными домами. Снег сверкал холодными синими искрами, которые высекались мертвенным лунным светом. Тени столбов и заборов ложились на сугробы причудливыми ломкими узорами.
— Не надоело еще в глуши жить? — поинтересовался пассажир.
— А мне все равно, где жить… Я ведь, как и ты, светиться не хочу. А потом, согласись, ближнее Подмосковье — не самое глухое место.
— Но и не Москва.
— Если надо, всегда можно в город съездить. Не дальний свет. Хотя в последнее время ты в мое Подмосковье ездишь куда чаще, чем я в твою Москву.
— А неплохо звучит: Немец под Москвой, — скаламбурил гость. — Ну что, далеко еще?
В тот ненастный декабрьский вечер гостем Анатолия Ильича Серебрянского действительно был Александр Фридрихович Миллер, более известный в мире криминальной Москвы как Немец. Людям непосвященным этот поздний визит мог показаться по крайней мере странным: слишком уж разный социальный статус был у водителя «опеля» и его пассажира.
На самом же деле все было довольно логично: всесильного «нового русского мафиози» и скромного с виду отставника вот уже много лет связывали далеко не простые отношения…
…Правильно говорят: в жизни преуспевает тот, у кого больше честолюбия. К Анатолию Ильичу Серебрянскому это утверждение относилось в полной мере.
Биография Серебрянского во многом напоминала миллеровскую: нищее детство в российской глубинке, военное училище как единственная возможность освоить иные жизненные перспективы, частые переезды, служба в элитных армейских частях…
Правда, в отличие от Немца, Анатолий Ильич закончил иное училище, не общевойсковое, а военно-медицинское. Однако, обладая отменными физическими кондициями, сразу по его окончании получил распределение в медсанчасть полка ВДВ.