И вдруг, словно внутри Эйба, послышался тихий голос:
— Эйб, вернись к людям!
Эйб знал, чей это голос, — это был тот, другой Эйб, который приснился ему во сне. Он сделал вид, что ушёл, а на самом деле он здесь.
— Помалкивай, — сказал настоящий Эйб. — Я вольный западный поселенец, я делаю что хочу.
— Что за радость быть свободным в одиночестве? — упорствовал внутренний Эйб. — И какая свобода была у расчётливого Робинзона? Это не свобода, а беда!
— А что за свобода, — не сдавался настоящий Эйб, — если тебе не дают читать книги и расширять познания?
— Убеди их, что ты прав, — настаивал внутренний Эйб. — И они дадут тебе читать книги. Они вовсе не плохие люди: и отец, и Сара Буш, и дядя Деннис, и Джон Джонстон, и Сара Линкольн, и Матильда, и «мелкота», и соседи…
— А Кэйт? — спросил настоящий Эйб.
Внутренний Эйб помолчал, а потом сказал отчётливо:
— Мы с тобой обойдёмся и без Кэйт.
На это настоящий Эйб не ответил ничего. Он думал долго (вероятно, не меньше десяти минут), а потом взвалил топор на плечо и проговорил:
— Авраам Линкольн, вы правы, сэр! Не здесь моё место.
— Ну то-то! — сказал внутренний Эйб.
И настоящий Эйб зашагал домой, широко ставя свои огромные ноги, как раньше шагал тот Эйб, которого он видел во сне.
На следующий день, когда Эйб вёл купать лошадей к Малому Голубиному Ручью, ему встретилась Кэйт Роби с корзиной грибов.
— Эйб, — сказала Кэйт, — как ты всех перепугал вчера! Деннис говорил, что тебя задрал медведь, а отец клялся, что сожжёт твои книги. Только тётя Сара сказала, что ты вернёшься к вечеру, и сделала для тебя свечу. И я тоже испугалась, а Нат Григсби сказал…
— Я вернулся к вечеру, — сухо ответил Эйб и потянул лошадей за уздечки.
Часа через полтора отец вышел из хижины и долго стоял, приложив руку козырьком ко лбу.
— Оглуши меня гром, — сказал он, — если этот лодырь занимается делом!
— А чем он занимается? — спросила Сара Буш.
— Он лежит под кустом и читает книгу!
Эйб и его лодка
Сначала на горизонте появляются два столба чёрного дыма. Потом видны две длинные трубы, сидящие рядом, как близнецы в коляске. Потом появляется корпус парохода. Это двухпалубный, приземистый плавучий дом с галереей, весь увешанный флажками… Два могучих колеса пенят воду реки Огайо. На рубке написано золотом название: «Поль Джонс».
Пароход идёт «сверху», из Цинциннати, к юго-западу, до Кейро, где два десятка пассажиров пересядут на другой, большой пароход, который повезёт их по Миссисипи, до Нового Орлеана. Вот они, эти пассажиры, важные господа в цилиндрах и разодетые дамы из восточных штатов, в широчайших юбках, похожих на колокола, в шляпах с перьями, с кружевными зонтиками в руках. Они щурят глаза то на заросший лесом северный берег штата Индиана, то на южный луговой берег штата Кентукки. «Мой бог, какая глушь! — говорят они. — Неужели мы и здесь будем причаливать? Послушайте, капитан!»
— Нет, леди и джентльмены, — отвечает щеголеватый капитан в синей фуражке с галуном и в галстуке «бабочкой», высовываясь из рубки, — здесь нет пристани, но мы берём пассажиров, если они подадут сигнал с берега…
— Перевозчик! Эй, перевозчик!
Эйб вздрогнул. Перевозчик — это он, Эйб. Два господина машут ему платочками издали.
— Можешь доставить нас к борту парохода, мальчик?
— Куда угодно, сэр!
— Не опрокинешь?
— Это напоминает мне, сэр, рассказ об одном ирландце, которого спросили, может ли он оседлать лошадь. Он ответил: «Да, сэр, если лошадь не возражает».
Толстый господин в цилиндре, надетом набок, воззрился на Эйба с удивлением:
— Ты бойкий парень. Возьми наши чемоданы, и поедем.
И толстяк замахал платком пароходу.
— Я сам возьму свой чемодан, — с опаской сказал второй господин. У этого на голове красовалась широкополая шляпа, а из-под сюртука выглядывал необыкновенно пёстрый жилет.
— Эта лодка принадлежит твоему отцу? — спросил он.
— Нет, сэр. Я служу у мистера Тэйлора подручным. Ему принадлежит весь перевоз и таверна, в которой вы изволили пить ром.
— Откуда ты знаешь, что мы пили ром? — спросил пассажир в шляпе.
— По запаху, сэр.
— Однако это неглупо! — воскликнул пассажир в цилиндре. — Послушай, мальчик, как тебя зовут?
— Авраам Линкольн, сэр.
— Из тебя выйдет толк. Если у тебя будут препоны в жизни, обратись ко мне. Меня зовут Джеймс Пауэлл, я владелец плантации на кентуккийском берегу. Когда ты вырастешь, я сделаю тебя конторщиком или даже управляющим плантацией. Кто знает?
— Слушаю, сэр. Весьма благодарен, сэр.
— Это надёжная лодка, мальчик? — спросил господин в шляпе, пробуя ногой борт.
— Не беспокойтесь, сэр, я сам её делал.
Толстяк в цилиндре расхохотался.
— Раз он сам её делал, значит, всё в порядке! Вы слышали, Прайс?
— Я не люблю смышлёных, бойких мальчуганов из северных штатов, — сказал Прайс, — там, в сущности, нет джентльменов — одни неотёсанные фермеры.
— При вашей профессии вам, конечно, не приходится любить северные штаты, Прайс. Видишь ли, мальчик, этот человек торгует неграми. У него в чемодане куча денег.
— Ну, ну, потише, — кисло сказал господин в шляпе.
— Кого вы боитесь, Прайс? Авраама Линкольна? Он, вероятно, честен, как все фермеры из Индианы.
— А всё-таки, — пробурчал Прайс, — зачем болтать о моей профессии?
Пароход дал пронзительный свисток и выпустил красивую белую струю пара. Прозвонил колокол. Колёса завертелись в обратную сторону и подняли волну пены. «Поль Джонс» остановился.
— Прямо к борту, Авраам! — скомандовал толстяк.
Эйб направил лодку наперерез волне. С борта бросили конец и подтянули лодку вплотную к корпусу парохода. Несколько пар услужливых рук приняли чемодан толстяка и помогли ему самому взобраться на нижнюю палубу. Его спутник, однако, не пожелал отдать свой чемодан в чужие руки. Он поставил свой драгоценный груз на палубу и легко перепрыгнул вслед за ним.
— Прощай, Авраам! — крикнул он.
— Позвольте, сэр, а деньги?
Прайс стал рыться в многочисленных карманах своего пёстрого жилета. Толстяк насмешливо следил за ним.
— Проще было бы достать деньги из чемодана, Прайс, — заметил он.
— Мистер Пауэлл, я же просил вас…
— Ладно, — сказал толстяк и бросил монету на дно лодки, — отправляйся, Авраам! Ты мне понравился!
На пароходе снова зазвонил колокол. «Поль Джонс» заработал колёсами и ушёл в синюю таинственную даль, на юго-запад, туда, где Огайо впадает в Миссисипи.
Эйб долго качался в лодке на волне, поднятой пароходными колёсами. Он с удивлением осматривал монету, брошенную толстяком.
Это был доллар. Целый доллар!
За перевоз обычно платили гроши. Доллар был для Эйба большим состоянием. Он не заработал бы столько и за неделю. Вообще он видел доллар всего несколько раз в жизни.
— Однако это замечательно, — сказал он. — Это точь-в-точь, как с тем рыбаком, который нашёл в желудке у дохлой рыбы золотое кольцо.
Эйб направил свою лодку к берегу. Там его ждали две пары любопытных глаз. Это были двенадцатилетний рыжий, голубоглазый Том Белл и его сестра Маргарет — веснушчатая девочка с круглыми, светлыми глазками и выцветшими на солнце бровями. Брови у неё всегда были высоко подняты, и лицо поэтому казалось удивлённым.
Эйб деловито выскочил на берег и вытащил свою лодку носом на песок. В присутствии малолетних он чувствовал себя чем-то вроде капитана корабля.
— Хорошо ходит твоя лодка, Эйб? — спросил Том.
— Отлично, — отозвался Эйб, — скользит, как по маслу.
— А можешь ты доплыть на ней до Миссисипи?
— Пожалуй, могу, — согласился Эйб, — но в дальние путешествия лучше отправляться на плотах.
— Или на пароходах, — добавила Маргарет.
— Ну, пароходы для важных господ, — сказал Эйб. — Притом не имеет смысла платить деньги, когда едешь вниз по течению. Тут достаточно плота. Вверх по течению — это другое дело.
— Дай лодочку покататься, Эйб, — сказала Маргарет тонким голоском.
— Дети, — важно сказал Эйб, — я ведь вам никогда не отказывал и даже научил вас грести и править. Но я не могу позволить вам кататься одним. Я сейчас очень занят с мистером Тэйлором. Дело в том, что я заработал доллар.
Вечно поднятые брови Маргарет подскочили ещё выше.
— Покажи, — пролепетала она.
Эйб показал им серебряный доллар с изображением женщины в колпачке и надписью: «Соединённые Штаты Америки».
— Кто эта дама? — спросил Том.
— Это богиня свободы. Мы живём в свободной стране.
— Значит, у нас все люди свободные?
Эйб кивнул головой с таким видом, точно ему надоело отвечать на праздные вопросы.
— А Тоби? — продолжал Том.
— Какой Тоби?
— Черномазый Тоби с того берега. Он говорит, что свободные люди — это только белые, а он не свободный.
— Гм, это сложный вопрос, — сказал Эйб. — Дело в том, что Тоби не из нашего штата. В Кентукки негры работают на плантациях. Они принадлежат хозяевам.
— Значит, у нас не все люди свободные?
— Какой ты упрямый парень, Том! Конечно, у нас не все свободны, но всё-таки страна у нас свободная.
— Не понимаю, — сказал Том, — объясни, пожалуйста.
— Ну, видишь ли, — с трудом проговорил Эйб, — вот, скажем… В лесу много птиц, не правда ли?
Брат и сестра утвердительно кивнули головами.
— Твой папа ходит на охоту? Не так ли? Он убивает каждый раз по нескольку птиц. Но значит ли это, что твой папа враг птицам?
— Нет, не значит, — нерешительно проронил Том.
— Ну вот, — сказал Эйб, чувствуя, что его объяснение не очень убедительное, — твой папа убивает птиц, потому что ему хочется кушать. А на деле он любит птичек. Так и с неграми.
— Значит, можно любить негров? — спросила Маргарет.
— Гм… Мой отец говорит, что негры тоже люди.
— А почему же мистер Тэйлор говорит, что негры животные и любить их нельзя?
— Ну, знаешь ли, у разных людей разные мнения, — заметил Эйб, — и, кроме того, нельзя забывать, что негры принадлежат своим хозяевам, как стулья или шляпы. Разве хорошо любить чужой с