ался, кто будет пропихивать его обратно, но маленький санитар уже целенаправленно двигался вперед.
Они прошли насквозь затемненный коридор со множеством дверей неизвестного назначения, солидных, плотно закрытых, потом еще одно помещение, и их ждал новый люк в потолке, на этот раз с раздвижной лесенкой. Затем – очередная смена браслета.
– Слышь-ка, – открыв люк, Василий перешел на шепот. – Когда выберешься, на ноги не вставай. По-пластунски умеешь?
Редкий кивнул.
– Во, так и ползи за мной, пока я на ноги не встану. И чтобы тихо. Слух у них не очень, но все же имеется.
– У кого? – только и смог спросить Эдуард, отступая от лесенки. – Вась, ты хоть скажи сперва, кто там будет!
Но сталкер отмахнулся:
– Да сам увидишь, и так от графика отстаем. Не дрейфь – если засекут, может, успеем еще обратно спуститься.
После таких слов Редкий ощутил в груди пустоту и запредельный покой. Похоже, из этого похода ему не суждено вернуться живым, так надо сохранить хотя бы остатки мужества. Следом за санитаром он полез наверх. Ноги еще двигались по ступенькам, а телом он уже пытался слиться с выложенным мелкой плиткой влажноватым полом.
Здесь вообще было очень тепло, парко и сыро, открытые участки тела мигом облепила водная взвесь. В темноте Эдик только догадывался, что они находятся в каком-то большом помещении, и слышал легкий непонятный шорох. Что-то живое таилось по обе стороны плиточной дорожки, неясные силуэты, тонущие во тьме. Но едва ли это были люди, микроклимат не располагал.
Он все полз и полз, пока не наткнулся на закругленную стену с опоясывающей ее скамеечкой. Василий уже восседал на скамье и старательно протирал платком лицо и шею. К этому времени единственный глаз Редкого привык к темноте, и он понял, что вокруг них деревья. Они находились в оранжерее с круглым строением по центру, от которого лучами расходились плиточные дорожки со слабой подсветкой. Но есть ли здесь охрана или кто-то еще? Эдик с мольбой уставился на своего проводника.
– Можешь уже говорить, – разрешил Вася. – Только шепотом.
– Здесь есть охрана?
– Да чего тут охранять? – от души удивился санитар.
– А от кого мы тогда прятались? И почему шепчемся?
– А, да там у самого люка дуб один растет, сволочной товарищ, – как ни в чем не бывало заявил Василий. – Если бы разбудили его, то он мог бы поднять шум. Но сейчас он нас не видит, так что все в порядке.
Эдуард примолк, пытаясь понять, не издевается ли над ним санитар. Или все гораздо хуже и его проводник – безумец?
– Ну, чего затих? – подтолкнул его в бок приятель. – Я же тебе говорил, что в одном из отделений Института занимаются генно-модифицированными деревьями. Некоторые скрещены с животными, некоторые – с людьми. Тот дуб – вроде с собакой. Хорошо хоть не гавкает, но если слышит чужих, то готов выпрыгнуть из почвы, лишь бы дотянуться. Но он один такой, остальные все мирные. Только печально им тут живется, тем, кто с проблесками разума. Пойдем-ка, познакомлю тебя.
Санитар вскочил на ноги и принялся отряхивать и оглаживать ладонями одежду, волосы. Эдик хотел сказать ему, что вовсе не планировал заводить этой ночью новые знакомства, но Василий был так взволнован, что едва ли услышал бы какие-то возражения. Пришлось следовать за ним.
Прошли до конца одной из дорожек. Там у самой стены в большой кадке росла стройная березка, еще молодая, ростом с Эдуарда. Ее тонкие ветви, густо усыпанные мелкими листьями, тихонько шевелились, сплетались и расплетались между собой. Редкий списал это на сквозняк.
– Здравствуй, милая, – полным нежности голосом произнес Василий, останавливаясь напротив деревца.
В следующий миг произошло то, что заставило Эдика отскочить назад, запнуться о поребрик газона и растянуться во весь рост на дорожке, потому что деревце на его глазах подняло одну из ветвей, прижало ее к стволу и отвесило поясной поклон. Кажется, он даже сознание на миг потерял, все вокруг как-то поплыло. Когда удалось подняться, Эдик услышал, как санитар докладывает о нем березке:
– Бедолага, уже который раз за эту ночь набивает синяки и шишки!
Василий подошел и подставил плечо:
– Давай-ка я тебя обратно до скамейки доведу. А сам еще на минутку отлучусь, пока в себя приходишь.
Эдик пошел с ним, но у скамейки намертво вцепился в приятеля:
– Это что такое было? Трюк какой-то?
– Да никакой не трюк, чего ты! – вывернулся тот. – Ты же знал, что в Институте диковинные вещи творятся, разве нет?
– Да, знал, но чтобы дерево кланялось!..
– Так ведь она отчасти человек, говорю тебе. Видеть не может, конечно, но слышит и понимает, что ей говорят. С ними тут занимаются, учат всяким вещам. Но вот ночами им тут скучно, стой себе как истукан, даже музыку не включают. Я, знаешь ли, – тут Василий приблизил лицо к уху Эдика, – я мечтаю однажды утащить ее отсюда. Брошу Институт, затеряемся мы с Машенькой в обычном мире.
– С кем?!
– Ну, я ее так назвал – Мария, Машенька. В честь матери своей, между прочим. Ей вроде по нраву. Здесь-то они только по номерам.
– Ясно. А утаскивать зачем?
– Ну, будет дома у меня жить, стану ей книжки читать, на ночь телевизор оставлять включенным, что ли. Но это между нами пока. Ладно, ты тут отдохни, а я с ней переговорю, и дальше пойдем.
– Кто-то упоминал про график, – проворчал Редкий, пытаясь разговором вырвать себя из ощущения сонного бреда.
– Это включено. Я завсегда с ней болтаю, когда тут прохожу. Рассказываю о своих делах, чтобы ей было чем голову занять. То есть… ну, ты понял.
– Ладно, милуйтесь поскорее, – буркнул Эдик.
Маленький санитар бросил на него укоризненный взгляд и испарился. Эдуард сжался на скамейке, поглядывая беспокойно на ближайшие деревья. Общаться с ними что-то не тянуло. Но теперь он различал странные движения веток, которые уж никак не объяснить было сквозняком. Да и не было его тут, сквозняка.
Минут через десять вернулся Василий, махнул призывно вперед, первым зашагал уже по другой аллее, более широкой, со световыми указателями. Шел да рукой помахивал деревьям, а те ему – ветками. Но Редкий на это уже не особо реагировал, потому что заметил: что-то не то с санитаром. Когда вышли в очередной полутемный коридор, догнал и взял за плечо:
– Эй, ты чего? Поссорился с Машенькой?
– Да не поссорился, – на ходу буркнул тот. – Только зря я ей брякнул, куда мы идем. Понимаешь, я привык все ей рассказывать, а событий-то у меня не так чтобы много. Вот и сказал. Маша, бедная, вся затряслась, ветками замахала. Что-то она знает об этом…
– Да откуда?
– Наверное, слышала, что профессора говорят или о чем лаборанты треплются. Испугалась за меня, ишь. – Санитар не сдержал счастливой улыбки. – Я ей пообещал, что отговорю тебя, другую какую диковинку покажу.
Редкий застыл посреди коридора, врос ногами в пол.
– Будешь отговаривать?
– Буду, – очень серьезно сказал маленький санитар. – Если даже Машенька в курсе… похоже, все еще хуже, чем я думал. Не хочу, чтобы по моей вине ты и второй глаз утратил… вместе с головой.
– Вот не надо про мой глаз! Скажи уж сразу, что струсил и хочешь домой, в свою каморку!
Сталкер Василий закинул голову и глянул на Эдуарда с обидой. Пожал плечами:
– Так ведь я-то все равно пойду. Я от своего маршрута никогда не отступаю. Знаю, один раз дашь слабину – потом и с места сдвинуться будет трудно. И Машеньке я насчет тебя пообещал. Схитрил, конечно, но вроде как не обманываю ее.
– О чем же мы тогда говорим?
– О тебе. Чтобы время не терять, я тебя в одном безопасном местечке пристрою, а сам туда и сюда… тут ведь недалеко уже.
Тут Редкий перебил его нарочито сердитым голосом:
– Ты, Вась, заканчивай это. Вместе пойдем. А если перед Машенькой неудобно, то все потом на меня вали, скажи, заставил я тебя.
Санитар помолчал, пожевал губами и резюмировал с тяжким вздохом:
– Ладно, вперед тогда.
Глава 17Двойной агент
Даша Зимина появилась на занятиях расфуфыренная больше обычного, в отнюдь не гимназическом прикиде и с рассыпанными по плечам сияющими локонами. Таня даже слегка зауважала свою врагиню – все же мужества той не занимать. Ведь уже вся гимназия была в курсе, что Дарья огульно обвинила Вику Фомину едва ли не в убийстве, врала полицейским, покрывала настоящего преступника, столкнувшего на проезжую часть под машину Дашиного прежнего парня. Ходили даже слухи, что Зимина подстроила покушение, наняла кого-то по своему обыкновению на карманные деньги, – так происшествие обретало хоть какой-то смысл.
С первого же урока Зимину вызвали в кабинет директора, куда, опять же по слухам, пришел и следователь. В класс она вернулась только в середине третьего урока, очень бледная, со сжатыми в нитку губами. Пока шла по проходу к своей парте, Таня заметила, что у нее дергается веко, и подумала вяло о том, что ненависть Даши к ней теперь наверняка переросла Эверест. А на пятом уроке вдруг ожила радиоточка (таковые имелись в каждом классе), прокашлялась и объявила голосом директора Гайдая:
«Преподаватели и гимназисты, прошу вашего внимания! Мне только что сообщили…»
Тут у Милич все поплыло перед глазами – она вообразила, что директор скажет что-то ужасное о Паше. Уши заложило, она затрясла головой и хлопнула по ним ладонями, спеша услышать продолжение.
«…Что часть пострадавшего здания нашей гимназии, к сожалению, не подлежит восстановлению. Из-за опасности обрушения на завтра назначены взрывные работы, территория с ночи будет оцеплена. Уроки по такому случаю отменяются, однако день все равно остается учебным. Вас всех ждет культурная программа. Ученики с первого по шестой классы на школьных автобусах отправятся на экскурсию в Деревню мастеров под Питером – интереснейшее местечко, ребята, я вам завидую. Семи- и восьмиклассников ждут в Гатчинском дворце… – Тут Ивсид сделал паузу, словно предвидя недовольные подвывания и выкрики с мест. – И не надо заявлений типа «знаю все там наизусть» или «был там с родителями в выходные». Для вас приготовлен эксклюзив, совершенно новая экскурсия по подвалам дворца и его древней части с посещением знаменитого подземного хода. Наконец, для самых старших я сейчас пробиваю автобусные экскурсии в музеи Санкт-Петербурга. Руководителей всех классов прошу на перемене подойти в мой кабинет за инструкциями.