– «Мой дядя вылечил целое племя от депрессии и отсутствия аппетита, – с удовольствием процитировал Редкий. – К сожалению, он поздно узнал, что они каннибалы».
– «Как сказал психоаналитик, приятных снов, которые мы обсудим за завтраком», – не остался в долгу маленький санитар. – Побегу тогда.
– Вась! – Эдуард вдруг совсем по-детски ухватил друга за ладонь. – Но ты ведь не полезешь подчищать за нами или Машеньку свою утешать? Ты же к себе сейчас?
– Лежи уж, нарушитель режима, – проворчал сталкер добродушно, освободив руку. – Раскомандовался тут. Чего как маленький-то?
Но Редкому было наплевать на насмешки.
– Слушай, ну посиди у меня пока, можем в самом деле в картишки сыграть. Пусть все успокоится, а?
Но Василий непреклонно помотал головой и процитировал с довольным видом старый черно-белый фильм:
– «Появляться в жизни человека нужно мгновенно, а исчезать – еще быстрее».
– «Я был готов ко всему, кроме себя самого», – с унылым видом парировал Эдуард. – Вась, не будь идиотом.
Но последние слова он сказал уже в спину Василию, который осторожно выглядывал за дверь. Мгновение, и он исчез за ней. Редкий вскочил, желая выбраться в коридор и под любым предлогом зазвать Василия обратно в палату. Но тут же снова глухо и жутко завыла сирена. Достигнув двери, Эдик убедился, что она заблокирована.
Прежде чем взять зазвонивший телефон, Кинебомба разлепил глаза и глянул на потолок, где нежным салатовым штрихом с электронных часов высвечивалось время: половина шестого утра.
На экране значилось «Давид». Почему-то Антон вообразил, что услышит сейчас в трубке чужой голос с печальным, но ожидаемым известием. Ошибся, это был сам Давид, а голос его звучал слабо, прерывисто, но с напором.
– Антон, немедленно собирай наших, – распорядился тот, не тратя время на приветствия. – Все списки у тебя, начинай с актива.
– Случилось что-то?
– Да еще как случилось! Только что со мной связался наш засланный казачок из Института. Сведения у него не больно точные, с чужого голоса, но суть такова: ночью кто-то сумел проникнуть на этаж, где ведется работа над проектом «Первенцы» и содержатся дети. Этот кто-то открыл камеры, и подопытные разбежались по Институту. Непонятным образом им удалось прорваться за территорию. Если они доберутся до города…
– Погоди! – Антон всерьез испугался, не бред ли это умирающего человека. – Не может такого быть. Ну, в смысле, сбежать-то они могли… Но я же видел этих детей. То есть не этих, прежнюю партию. Они сами всего боятся, совершенно беспомощны. Не могли они далеко…
– Эти – другие! – перебил его Давид. – Мы давно об этом знаем, хотя не имеем точных сведений. Некоторое время назад в Институте освободили несколько этажей, ближайших к отделению, ввели беспрецедентные меры безопасности. Есть предположение, что с этими детишками что-то перемудрили и они очень опасны. «Комитет» должен быть начеку и наготове, если придется спасать город. Звони им!
– Может, мне прежде самому рвануть туда, к Институту, попытаться что-то разведать?
– Антон, ты теперь глава «Комитета»! – заорал Давид. – Твое дело – всех организовать и информировать, на разведку послать, если нужно будет! Ситуация нешуточная, мы даже не предполагаем, какие способности могут быть у новых первенцев. Ты меня понял?
– Понял, – сказал Кинебомба, слушая, как Давид, умолкнув, безуспешно пытается выровнять дыхание. – Я все сделаю.
Едва отсоединившись, он начал обзванивать своих новых подчиненных, которых пока и в глаза не видывал. По примеру Давида, не тратил времени на извинения за ранний звонок. Назначал место сбора, у «Комитета» на такой случай в городке имелась резервная квартира. На периферии сознания мелькала мысль об Эдуарде, всякий раз тревожно ухало сердце: не он ли тот самый «кто-то», который выпустил детишек? Хотя нет, куда ему, там же эти самые… беспрецедентные меры. Но все равно Антон мысленно пометил связаться с ним позднее, разузнать, что творится в Институте.
Ровно полчаса понадобилось Антону, чтобы обзвонить всех, указанных в списках актива: пятнадцать человек в Питере, пятеро в области, двое местных. Кроме трех человек – двое больны, один в командировке, – все согласились прибыть в указанное место через час-полтора. Кинебомба был готов к тому, что его многократно пошлют, но, похоже, Давид уже успел предупредить комитетчиков о своем преемнике.
Список закончился, и он попытался связаться с Эдуардом, но телефон Редкого был недоступен, скорее всего попросту заблокирован. Это подтверждало, что в Институте творится что-то недоброе.
Еще через полчаса он вышел на улицу. День, кажется, готовился быть теплым и ясным, вопреки середине осени. Пронеслось мимо несколько радостных псов – на этих окраинах практиковался самовыгул, но едва их лай растаял в конце улицы, как спустилась странная, обволакивающая тишина. Кинебомба знал цену такой тишине – она всегда предшествовала бедствию. Посреди раздолбанной дороги стоял красный ауди. Вид у него был растерянный и заплутавший.
На конспиративной квартире Антон еще не бывал, но адрес знал и рассчитывал добраться пешим шагом минут за двадцать. Однако стоило Кинебомбе сделать шаг от калитки, как красная машина ожила и загудела. Он подошел, заглянул в салон, не сразу, но узнал сына Давида Славу. В первую встречу в парке парень показался ему подростком, но теперь, увидев его без надвинутой на глаза шапки и за рулем, Антон понял, что парню лет двадцать. Выглядел он хмурым и не особо любезным, кивком показал Антону, чтобы залезал в салон.
По пути между ними не было сказано ни слова. Мрачность юноши вполне объяснялась состоянием отца, но Кинебомба заподозрил и другое – наверняка он рассчитывал возглавить организацию. Мысль мелькнула и исчезла, как ненужная и лишняя в этот момент. А машина уже тормознула возле обычной пятиэтажки.
– Квартиру помните? – разлепил бледные губы Слава.
– Конечно. Ты не идешь?
– Нет, я к отцу. Он велел вам пока начинать, а потом он выйдет на связь; может, будут еще новости.
– Пустят так рано в больницу?
– Меня теперь в любое время пускают, – невесело хмыкнул парень и укатил.
Антон вдруг осознал, что, хотя ему предстоит сейчас предстать перед двумя десятками незнакомых людей в качестве их руководителя, он чувствует себя совершенно на своем месте, и на третий этаж взбежал бегом, едва не вприпрыжку, словно недавняя юность вернулась.
В большой и единственной комнате почти все посадочные места уже были заняты, с кухни безостановочно поступали новые чашки с кофе и подносы с бутербродами, уютно гудела кофемашина. Эти совершенно разные, обычные на вид мужчины и женщины, кто украдкой, а кто и открыто, с интересом разглядывали Антона. Боясь упустить момент, он вытащил свободный стул на середину комнаты, оседлал его, представился и объявил, почему именно он всех собрал, а затем сразу перешел к информации, которую сам недавно узнал от Давида.
Когда он закончил, в комнате воцарилось молчание. Кинебомба припомнил «Апофетов», уже прекративших свое существование. Там бы тишины не было, Соня начала бы всех дергать за рукава и переспрашивать – она вечно от волнения все пропускала мимо ушей. Борис и Глеб обсуждали бы новость громко, рублеными фразами, а Эд и Элка – втихаря и больше взглядами, чем словами, даже не поймешь, по делу совещаются или любезничают. Заныло что-то в груди.
Но тут публика была другая, более собранная. Похоже, все решили, что информации слишком мало, чтобы ее обговаривать.
– Есть! – выкрикнул вдруг мужчина простецкой наружности, в рубашке с закатанными рукавами и без половины пуговиц.
Он сидел у стола, обратив к себе монитор компьютера, и теперь развернул его так, что всем стали видны торс и голова Давида. Вот теперь все оживились – похоже, любили своего лидера. Со всех сторон полетели приветствия и сдержанные вопросы о самочувствии.
«Как он скайп-то раздобыл?» – удивился Антон. Подался вперед и разглядел, что мужчина сидит в каком-то кабинете – не иначе главврача на время вытурил. Сидит, сильно навалившись на стол, лицо и лысина блестят от пота, тяжело, рывками приподнимается грудь. Слава стоял за спиной отца, держал руки наготове, чтобы в любой момент поддержать за плечи. Но заговорил Давид напористо:
– Приветствую! Мой заместитель уже ввел вас в курс дела?
Утвердительные звуки и телодвижения.
– Отлично! За это время наш сотрудник в Институте дважды выходил на связь. Добавлю то, чего Антон пока не знает. Во-первых, информация подтвердилась: в районе двух часов ночи кто-то проник в помещение, где содержится новое поколение первенцев, и открыл их комнаты. Там блок снимался одним нажатием кнопки, так что это могло быть и случайностью. Детишки не растерялись и ударились в бега, скорее от страха, нежели от жажды свободы.
Вот теперь все зашумели удивленно. Антон поморщился от досадливой мысли, что ему попросту не поверили, не восприняли всерьез. Давид сел ровнее и продолжил:
– Похоже, эти дети во всех отношениях отличаются от своих предшественников. Прежние вели себя иначе, боялись людей и даже друг друга, агрессию почти не проявляли. У этих, по некоторым догадкам, животная связь между собой. Они издают знакомые им звуки и следуют друг за другом – возможно, за старшим, за вожаком. В какой-то момент казалось, что беглецов удалось блокировать на одном из этажей и деваться им некуда. Даже отменили тревогу, чтобы не волновать больных. Но дети прорвались дальше, уже есть погибшие на территории Института. Точно известно, что все пятеро вырвались за пределы Института и следы их потерялись в лесу. Руководство подняло в воздух два вертолета с тепловизорами, а также дроны. Возможно, их скоро обнаружат. Дети голые и босые, из привычного тепла они попали в крайне некомфортные условия, и это, возможно, побудит их оставаться на одном месте. Не исключено, что они забьются под коряги и просто погибнут от холода и шока, если не удастся их отыскать. Но нельзя сбрасывать со счетов, что до города по дороге минут пятнадцать, через лес еще ближе… – Тут Давид тяжело закашлялся, отвернулся от экрана, успев сказать: – Антон, руководи.