Меж тем кочевник все ближе подходил к деревьям и уже поздно было попытаться столкнуть его с намеченного пути. А крикнуть — послушает ли, гордец? Еще шаг и…
Выхватила из ножен тяжелый кинжал. Сверкнуло лезвие в закатных лучах и понеслось вперед. Но не свист рассекаемого металлом воздуха заставил кочевника буквально с поднятой ногой застыть на месте. Всего полшага не хватило ему, чтобы вместо кинжала поймала его в свои сети Отвергнутая Жена.
Задрожали от нетерпения враз обозначившиеся тонкие нити, что острее железа режут тело и кости. Отшатнулся кочевник, для верности отступил еще на шаг — другой, от греха подальше.
Пропал кинжал, мысленно махнула рукой Роксана. Перекрутились отливающие серебром нити, обвили рукоять, издалека видны глубокие зазубрены, что останутся и на острие. Теперь сгодится оружие лишь на то, чтобы хлеб резать, и то — больше кромсать. Задергались сети, напряглись, выжимая из бесчувственного кинжала предполагаемые жизненные соки. Да так, что деревья задрожали, роняя листву.
И только когда треснула рукоять, отрезанная от острия нитью, Отвергнутая Жена решила, что все кончено. Из густой кроны, волоча по веткам распухшее белесое брюхо, испещренное сетью кровеносных сосудов, показалась сама. Крохотная, по сравненью с брюхом голова, а всего-то чуть меньше по размеру человеческой, слепо таращилась на путников.
У Роксаны перехватило дыхание, насколько темные провалы глаз, выступающий чуть ниже отросток, вся лишенная рта голова издалека напоминала человеческую. Под шеей, предвкушая будущее пиршество, заворочались тугие короткие жвала. Страдальчески отливали чернотой глазные впадины, и в какой-то момент Роксане, бросившей украдкой взгляд на застывшего в изумлении кочевника, вдруг стало жаль, что лишилась Отвергнутая Жена законного обеда. Вперед потянулись длинные, пугающие хрупкостью ветви лап, осторожно коснулись того, что не билось — и не могло биться в сетях. Взбухло белесое брюхо — как раз поместился бы туда кочевник — вспучились кровеносные сосуды, толкая Отвергнутую Жену к пойманной добыче. Коснулась зазубренная лапа многострадального кинжала и отдернулась, как от ожога.
Мгновенье — и не стало Отвергнутой Жены, откуда только прыть взялась? Качнулись серебряные нити, выпуская добычу. И вот уже не видно сетей, готовых начать новую охоту. Снова стал заметен ручеек, золотом играющий в лучах закатного светила.
Лишь между двух деревьев, как напоминание неосторожному путнику остался лежать сломанный кинжал.
— Второй раз…
Хриплый рык кочевника заставил девушку оторваться от созерцания совершенного места для ночлега, к которому следовало идти другим путем.
Ох, не зря она сравнивала Ханаан-дэя с диким зверем. Кочевник набросился на нее как голодный шакал, потерявший всякое представление об опасности. Глухо вскрикнул Леон, но помешать не смог.
Роксана не успела и глазом моргнуть, как оказалась лежащей на спине. Над ней, мгновенно намотав на руку выбившуюся из-под отлетевшей шапки косу, придавив коленом грудь, навис кочевник. Ноздри его раздувались от ярости, а в черных глазах не было и капли жалости.
— Оставь ее! Она спасла тебе жизнь! — крикнул Леон, но был отброшен назад.
— Второй раз, — шипел кочевник, обнажая зубы в дикой улыбке, — второй раз. В следующий раз, — он приблизил к ней лицо, едва не касаясь губами ее щеки, — когда соберешься меня спасать — лучше убей!
Тут новая перемена произошла с его лицом. Ярость ушла, уступив место прежнему равнодушию. Кочевник отпустил ее косу, убрал колено с груди, поднялся. Потом одним движением встряхнул девушку как котенка за шиворот и поставил на ноги.
— Ханаан-дэй должен тебе, Роксана, две жизни, — тихо сказал он. — Столько у меня нет. Можешь отнять у меня жизнь, когда тебе понадобится, — и почтительно склонил голову.
Второй раз… Роксана с преувеличенным тщанием отряхнула одежду от прилипшего пуха, подобрала шапку, надела и втолкнула туда косу. Отвернулась от кочевника и только тогда позволила себе улыбнуться от уха до уха. Второй раз. Чтобы он запел, если бы узнал, что она спасла его в третий раз?
Вообще бы убил, наверное.
2
Двигались не так шустро как раньше, зато теперь первой шла Роксана. За ней следовал Леон и замыкал малочисленный отряд укрощенный на время кочевник.
Лес словно дождался, когда у тройки появится опытный проводник и расстарался, показывая все, что хранил про запас. Редкое корневище не сжималось, почуяв добычу. Тогда распрямившиеся в мощном броске узловатые корни взлетали и закручивались петлей аркана. То и дело приходилось обходить кругами шевелящиеся в злобном сплетении корни. А если нельзя было обойти — острый меч кочевника рубил зловредное дерево. Обычно нескольких точных ударов хватало, чтобы весь узел сплетенных змей убрался под землю.
Несколько раз дорогу переходили духи деревьев. И ведь выгадывали моменты, когда Роксана едва успевала остановиться. Покуда она, затаив дыхание, пережидала, пока сотканный из клубов тумана дух перейдет тропу, сзади сдавленно охал Леон. Кочевник не подавал признаков жизни. Роксана лишний раз старалась не оглядываться. И так ясно, что ее там ждет: взгляд, полный показного равнодушия.
Лесная кошка, долгое время преследовавшая путников, за неимением пары так и не рискнула начать охоту. А вот двух шакалов, трусивших за ними попятам, Роксана запретила кочевнику убивать. Подошла к нему, как только заметила вскинутый в решительном порыве лук.
— Не убивай, — не глядя ему в глаза, тихо сказала она. — Это не волки степные. Два шакала не нападут. Пусть себе тявкают. А вот убьешь их — запах крови соберет стаю.
Кочевник послушно опустил лук, не сказав ни слова. Роксана, продолжая путь, еще долго улыбалась про себя: покорность Ханаан-дэя действовала на нее как бальзам на открытую рану.
На счастье Роксаны, Орхидных деревьев, равно как и Отвергнутых Жен, на дороге больше не попадалось.
Кочевник, памятуя о недавнем событии, едва не стоившим ему жизни, подозрительно вглядывался в каждое деревце с белым стволом. И девушка отлично его понимала. Она помнила свое первое впечатление от встречи с Отвергнутой Женой.
Ей тогда было лет семь, не больше. Отец повел ее в лес. Был пасмурный, дождливый день. Мелкие капли дождя, срываясь с листьев, заставляли деревья перешептываться в тишине.
Они шли долго. Роксана стала уставать. Быть может, она давно попросилась бы домой, но уж больно интересно отец рассказывал о лесных кошках, которые раньше умели оборачиваться людьми. Так и шла, не отнимая руки. Глаза у отца были добрыми, а волосы — русые, как у нее. Она не заикалась о цели путешествия, ей все равно было, куда идти с отцом.
Отец остановился у двух Орхидных деревьев, усадил Роксану на пенек, покрытый серым мхом. А сам снял с плеча мешок и достал оттуда деревянный короб. Она с удивлением смотрела, как он достал оттуда большую крысу, ту, которую утром отобрал у кошки. Потом он поднял ее за хвост. Крыса вертелась, пытаясь цапнуть его за руку.
— Никогда не ходи между двух Орхидных деревьев, — просто сказал он и швырнул крысу вперед.
На обратной дороге отец продолжал начатый разговор, будто ничего не случилось. А у нее перед глазами мелькал перекрученный серебряными нитями уже бесформенный трупик с шерстью, обагренной кровью. А в ушах звенел пронзительный и жалобный писк. Это все. Потому что как только из густой кроны явила свое уродливое тело Отвергнутая Жена, Роксана закрыла от ужаса глаза и больше ничего не видела.
Много позже она узнала, кем становятся жены, постоянно изменяющие своим мужьям. После смерти они становятся Отвергнутыми Женами, чтобы раз за разом душить добычу в расставленных для вечной охоты сетях.
Роксана отлично понимала, с каким чувством кочевник рассматривает каждое белесое деревце. Как нарочно лес, словно опытный торговец приберегавший ценный товар напоследок, не уставал "радовать" ее. И к вечеру ей, уставшей от всяческих неожиданностей не до чего не было дела. Ошарашенная, не в силах объяснить причину стольких неприятностей, обрушившихся на ее голову, девушка склонялась к мысли, что лес, действительно, благоволил кочевнику. Трижды она собиралась отказаться от роли проводника, которую сама себе и навязала, и трижды передумывала. Конечно, кочевник без слов пойдет первым, но так и будет все время бросать на нее равнодушный взгляд "я тебе должен, бери мою жизнь — не спрашивай".
Нет, в таком случае она потерпит. А ему придется перебиться со своим самопожертвованием.
Думы завели Роксану так далеко, что она едва не проворонила Черную шаль — остролистой травой расстелившуюся по поляне. В последний момент одернула ногу, с трудом устояв на месте. Темно-зеленая, почти черная трава трепетала, чуя близкую добычу — на первый взгляд диковина и только. Но сделай шаг и провалишься в бездонную пропасть, а кругом и зацепиться не за что. Хорошо еще, Леон держался поодаль. Толкни он ее в спину — влетела бы в зыбучую землю по пояс. Если бы спутники пошевелились, безусловно, вытянули бы.
Роксана оглянулась на Леона, беспомощно оглядывающегося по сторонам, не знающего откуда ждать беды. На кочевника, не отрывающего от нее пронзительного взгляда: что, девушка, ты там опять надумала?
Да… А быть может, поторопилась она со своим заявлением. Пока разобрались бы в чем дело, зыбучая земля уже сомкнулась бы над ее головой.
Обессиленная, Роксана рухнула на поляне, выбранной для ночлега. И с мыслью о том, что ей первой караулить, мгновенно уснула.
Когда она открыла глаза, на небе сияла алмазная пыль. Селия еще не явила сонный лик на небосклоне, из чего девушка сделала вывод: она проснулась вовремя. Весело горел огонь, заботливо вылизывая хворост языками пламени. На вертеле жарился кролик. Роксана не сдержалась, глянула на кочевника с благодарностью. Как выяснилось зря — два молчаливых изваяния сидели у костра, как тени из кошмарного сна. Кочевник не гнушался самолично переворачивать вертел. Леон дул губы и пыхтел — оттого, наверное, что его лишили единственного применения его способностей — умения сносно готовить еду.