Распахнутые двери выпустили демона на свободу. Отдавшись порывам ветра, он купался в лучах заходящего Гелиона. Крылатая тень накрыла сарай. Демон поднимался все выше. Испуганная небесная твердь как выкуп поспешно бросила к ногам парящего демона и хутор, окруженный частоколом, и поля, внимающие ветру, и блестящую речную гладь, чистым лезвием вспоровшую пространство между двумя холмами.
На разбойничьем хуторе установилась тишина, изредка нарушаемая тревожным ржанием коней и пронзительным лаем собак. В тех звуках, что принесла с собой ночь, не было ничего из того, что указывало бы на присутствие людей.
9
Роксана ошибалась, полагая, что сможет передохнуть, как только выйдет из комнаты. В сенях ее встретило то же кровавое месиво. Она стрелой вылетела из дома, с грохотом закрыв за собой дверь. Некоторое время стояла, вдыхая полной грудью свежий воздух.
Было темно. На небе зажигались первые звезды. Никакая сила не заставила бы девушку вернуться в этот дом за огнем. На фоне звездного неба угадывалась темнота соседнего сруба. С трудом Роксана отыскала дорогу — так и шла, выставив перед собой руки, пока не уперлась в стену.
Девушка ожидала чего угодно, но в соседнем доме ее встретила тишина. В открытой печи еще тлели угли. На подоконнике — долго искать не пришлось — обнаружился ночной фонарь. Ничего не стоило выудить свечу из-под стеклянного колпака и запалить от углей.
Их было двое. Огромный человек лежал на спине, задрав к потолку черную бороду. И парень, так и не сумевший подняться с лавки в углу, стеклянно таращился на свет свечи.
Роксана замерла, вытянув руку с фонарем. Ей показалось, что мертвецы выжидали, заманивая ее вглубь комнаты, чтобы тотчас наброситься, разрывая на куски. Время шло, но в ночную тишину врывался лишь далекий лай собак. Тогда осторожно, боясь потревожить покойников, девушка вышла из дома.
Горящий фонарь давал мало света. В скудном освещении заметна была каменистая дорога, залитая черной кровью, оружие, отброшенное в сторону. И трупы, трупы. По памяти отыскивая дорогу на площадь, Роксана рассудила, что Леон нуждается в ее помощи больше нежели кочевник. Если довелось ему выжить.
Ветер раскачивал тело Леона. Заунывный скрип, нескончаемо долгий, тревожил душу. Черное, опухшее лицо напугало Роксану. С болью в сердце она решила, что ему понадобится ее помощь, но в другом качестве — в качестве могильщика. Перевернутая лавка нашлась неподалеку — без особых усилий девушка подтянула ее к перекладине. За ножом также дело не стало: у стены, безучастно наблюдая за происходящим, лежал человек. Его рука, еще хранящая тепло тела, сжимала нож.
Перерезая пропитанную влагой веревку, Роксана готовилась к тому, что будет нелегко. Но когда тяжесть освобожденного тела потащила ее на землю, кружок света от фонаря завертелся перед глазами. Только слабый стон Леона придал девушке сил. Сжав до боли зубы, она положила парня на землю. Тут трясущиеся ноги подкосились и Роксана села на лавку, мысленно благодаря ее за то, что не подвела. Кто знает, суждено ли было подняться после такого падения?
На площадь выходили двери нескольких домов. На счастье Роксаны первый же осмотренный дом избавил ее от необходимости лицезреть следы кровавого побоища. Пусть сруб был маленьким, зато имелись две комнаты с лавками, да большая печь, с заготовленными дровами.
Было далеко за полночь, когда Роксана перетащила туда неподвижное тело Леона. Омыла водой раны и ожоги на ногах. После перевязала пущенной на полосы небеленой рубахой, которую обнаружила в полупустом сундуке. Там же нашла для себя и мужские штаны — бесконечно далекие от тех кожаных, однако по праву заслужившие возглас радости, больше напоминающий шипение змеи, которой наступили на хвост. Кроме того, на дне лежало войлочное одеяло — судя по всему отслужившее свой век еще в предвоенное время. Заставив Леона проглотить полчашки воды, девушка успокоилась — он пил, а значит оставалась надежда на то, что здоровое тело справится с болячками.
Леон тихо стонал, когда Роксана оставила его. Сжимая в руке фонарь, она поплелась к кочевнику. Жалобно ржали оставленные без присмотра лошади, далеко разносился лай собак — и ни стона, ни крика, ни вздоха.
Девушка шла, от усталости еле переставляя ноги. Перед глазами дрожал круг света, а тупая боль, засевшая в голове, смыкала тяжелые веки.
Она нашла кочевника там же, где оставила — на ворохе соломы. Ей показалось, что за все время он ни разу не повернулся.
Ханаан-дэй тихо дышал. Девушка долго сидела перед ним на коленях, пытаясь представить себе, как она будет его отсюда вытаскивать. Однако самым худшим выходом, ей виделась возможность оставить его здесь, в сыром подвале, до утра. Как назло, все мысли вертелись вокруг одной — всепоглощающего желания спать. Наверное, в конце концов она так бы и сделала, но кочевник сам помог ей. Будто почуяв ее состояние, он вдруг открыл глаза. Мутный, ничего не выражающий взгляд блуждал по стенам.
— Надо выбираться, — тихо сказала она прямо в черную муть.
Сказала просто так, уж конечно не надеясь на ответ. Но он ответил — медленно кивнул головой и приподнялся. Не веря своему счастью, Роксана с готовностью подставила плечо и — о чудо! — кочевник облокотился на него. Всей тяжестью. Она сдавленно охнула. Широко расставив ноги, немного постояла, привыкая к весу его тела. С тоской посмотрела на близкую и такую далекую лестницу, потом сделала первый шаг.
Для нее осталось тайной, как они умудрились выбраться из подвала. Пять раз у нее обрывалось сердце — по числу ступенек — и падение казалось неизбежным и каждый раз кочевник вдруг поднимал голову и делал очередной шаг, прочно утверждаясь на лестнице.
В доме тоже был труп. Он лежал в сенях, у входной двери, в луже застывшей крови. Но даже находись он в комнате, Роксана не стала бы возражать. Стоило враз потерявшему силы кочевнику рухнуть на спальную лавку, накрытую периной, девушка только и успела, что примоститься рядом…
Новый день пытался достучаться до нее воем собак, неумолчным карканьем ворон и тошнотворным запахом крови. Все без толку. Роксана проснулась после полудня. И то лишь потому, что кочевник заворочался, пытаясь устроиться удобнее.
До наступления ночи девушка успела переделать столько дел, что в конце концов потеряла себя. То и дело останавливалась, вспоминая: сделали ли она все из того, что задумала, или что-то еще осталось. Приходилось вспоминать все сначала, но пока доходила до конца, забывала с чего начинала.
А началось все далеко за полдень. Кочевник по-прежнему спал. Сквозь стиснутые зубы Роксане с трудом удалось влить несколько ложек супа, сваренного из остатков птицы, что нашлась в подполе. Запасов было много. Однако больше съестных припасов ее обрадовали травы, оставшиеся от прежних хозяев — к коим вряд ли можно было отнести разбойников. Кроме Сон-травы, обнаружился корень Кукольника — единственная надежда на то, что вытянет заразу из воспаленных ран.
Когда Роксана вышла во двор, высокое белое небо скрыло Гелион за облаками. Настало время навестить Леона. Она честно пошла к нему, но не дошла. И не мертвецы были тому причиной, хотя при свете дня мертвые глаза, следившие за каждым ее шагом, пугали до холодного пота. Была еще одна причина.
Лошади, оставленные без присмотра, ржали так, что девушка не выдержала. Вместо того, чтобы пойти к Леону, пошла к конюшне, открыла ворота и выпустила их на свободу. Так они и бродили теперь меж домов, обрывая все, до чего могли дотянуться. Лишь один конь так и остался в стойле. Чистокровный степной жеребец напугал Роксану, едва она приблизилась к нему. Встал на дыбы, коротко взбрыкнув передними копытами. У ног его лежала копна свежескошенной травы — как гимн неудавшейся попытке разбойников приручить гордое животное.
Теперь всюду, куда бы девушка ни шла, за ней как привязанная следовала каурая лошадка. Та самая, которая на многострадальном переходе благоволила к кочевнику. Роксана не стала ее прогонять. Наоборот, с такой "подружкой" не так страшно было ходить мимо покойников.
Леон бился в горячечном бреду — пришлось давать ему Сон-травы, чтобы снять жар.
Роксана отлично помнила ту простую мысль, что выгнала ее из дома и буквально заставила совершить те деяния, о которых без душевной дрожи она вспоминать не могла. А мысль была простой: она решила накормить Леона тем супом, что сварила и оставила в доме, где лежал кочевник. Стоило представить себе узкую улочку, на которой лицом друг к другу лежали сразу двое мертвецов, так, что приходилось через них переступать, как ноги сами понесли ее кружным путем. Подумать о том, что новый путь готовит и новых покойников — храбрости не хватило.
Длинный бревенчатый сарай не понравился девушке сразу. У входа, пронзенный стрелой лежал мертвец. Рыжие кудри горели как осенние листья в лучах Гелиона. И надо же было такому случиться, что проходя мимо окон сарая, Роксана додумалась заглянуть туда, в туманную, забрызганную кровью муть.
Очнулась девушка через некоторое время, сидя на коленях, в пыли. Острые камни причиняли нестерпимую боль, но вернули к жизни не они. Рядом шумно вздохнула лошадка, увязавшаяся за ней. Девушка подняла голову и заглянула в лиловые влажные глаза.
— Видишь, что тут делается… Ларетта, — так и назвала лошадку по имени той женщины, с которой некогда сдружилась. — Что делать-то будем… Вину искупать… А то будем с тобой как граф этот… Душегуб Дартский.
Ларетта кивнула головой. И тут случилось невероятное: ее передние ноги подогнулись и она, неловко заваливаясь на бок, вдруг опустилась рядом с Роксаной.
Девушка долго смотрела на лошадку. Ни разу в жизни ей не доводилось видеть, чтобы лошади так себя вели. Сама того не ведая, Ларетта подсказала ей, как искупить вину, которая, невзирая на мыслимые и немыслимые доводы продолжала мучить. Однако купившись на подсказку, Роксана успела заранее смириться с неудачей. Необходимо было еще одно условие: кроме необычной способности, от Ларетты требовалось проявить несвойственную лошадям терпимость к