ую печаль, чем мысль о разлуке.
Аннунсиата тоже жалела об отъезде принцессы: живя теперь при дворе, она много времени проводила в обществе Генриетты, и между ними оказалось много общего. Кроме того, это сблизило Аннунсиату с королем, который всячески поощрял их дружбу, и придворные часто видели, как король прогуливался под руку со своими «двумя сестренками», как он называл девушек. Проводив мать и сестру в дорогу, король сказал Аннунсиате достаточно громко, чтобы его смогли услышать все, кто находился поблизости в этот момент:
– Вы должны утешить меня, каждый день напоминая мне Минетту, мисс Морлэнд. Вы должны стать моей Английской Минеттой.
Те, кто недолюбливал Барбару Палмер – а таких людей было великое множество – радостно повторяли эти слова, предсказывая конец правления прежней фаворитки и быстрое продвижение прекрасной йоркширской наследницы. Слухи доходили и до Аннунсиаты, и она наслаждалась ими, несмотря на всю их двусмысленность. Досужие языки перемывали сплетни о незаконном рождении Аннунсиаты и гадали, кто был ее отцом; немало споров шло о привязанности к ней короля и сходстве с принцессой Минеттой, подмеченном многими людьми. За несколько недель эти слухи порождали все более и более чудовищные догадки, венцом которых явилось предположение, что Аннунсиата – дочь короля-мученика; при этом забывался даже тот факт, что король покинул Йорк за три года до рождения Аннунсиаты.
Аннунсиата радовалась всем этим сплетням и ничего не предпринимала, чтобы прекратить их. Берч ворчала на нее и жаловалась горничной Люси; сама Люси осторожно пыталась образумить девушку, но та только смеялась в ответ.
– Разве я могу что-нибудь сделать? Как заставить всех перестать говорить обо мне? Кроме того, как только пройдет новый слух, все прежние будут забыты – вы же сами говорили мне, что в Уайтхолле сплетни не живут дольше недели.
Казалось, король не обращал внимания на разговоры, хотя, вероятно, ему пришлось ублажать свою любовницу: вскоре Роджеру Палмеру был дарован титул графа Каслмейнского за заслуги его жены, который впоследствии перейдет его детям. Как раз в это время Аннунсиата не часто показывалась при дворе, ибо Анна Гайд только что родила герцогу Йоркскому сына и еще не вставала с постели. Его окрестили Эдуардом, и, до женитьбы короля, он должен был считаться наследником престола. Вернувшись в общество из апартаментов своей хозяйки, Аннунсиата обнаружила, что ее отсутствие положило конец всем слухам и что ее место вновь заняла леди Каслмейн.
– Кажется, король в состоянии вернуть владения в Ирландии, – пожаловался Хьюго, когда однажды на маленькой интимной вечеринке у короля они играли в кости. – Если он смог отдать Роджеру Палмеру такой большой кусок, почему бы ему не вернуть мое маленькое поместье?
– Вы просите об этом недостаточно часто и настойчиво, – объяснила Аннунсиата. – Кроме того, вы ведь не хотите на самом деле получить свои земли. Что вы стали бы делать в Ирландии? Вы бы сразу зачахли там.
– Верно, – согласился Хьюго. – Однако иметь доходы довольно приятно – тогда моя жизнь перестала бы зависеть от игры в карты и кости.
– Вы хотите сказать – от мошенничества в игре, – уточнила Аннунсиата, опрокидывая чашу с костями и вновь выигрывая.
– Интересно, кто смошенничал на этот раз? – спросил Хьюго. В этот момент позади его кресла остановился король, и Хьюго обратился к нему: – Ваше Величество, не могли бы вы рассудить нас? Вы когда-нибудь видели, чтобы женщина выигрывала в кости так же часто, как мисс Морлэнд?
– Нет, если только она играет без посторонней помощи, – улыбнулся король. – Однако я твердо уверен, что мисс Морлэнд – сущий ангел. Какая еще помощь может ей понадобиться?
– Если она будет выигрывать так часто, опять пойдут слухи, – проворчал Хьюго.
Король легко опустил руки на плечи Аннунсиаты.
– Слухи о мисс Морлэнд? Это совершенно недопустимо, – он приблизил губы к ее уху и продолжал: – На самом деле самые шумные слухи могут возникнуть от того, что такая красавица до сих пор незамужем. Давно пора найти вам достойного супруга.
Его теплое дыхание на мгновение коснулось уха Аннунсиаты, а потом король выпрямился и отошел. Аннунсиата приняла все за удачную шутку и была удивлена, заметив, что лицо Хьюго потемнело от гнева. Поняв, что девушка смотрит на него, Хьюго поспешил улыбнуться, и она забыла об этом маленьком инциденте, радуясь игре, ужину и танцам. Однако когда Джейн Берч явилась, чтобы проводить Аннунсиату в ее комнату, Хьюго вышел вслед за ней к пустынной лестнице.
– Мне надо поговорить с вами, – произнес он, бросая косой взгляд в сторону Берч.
Джейн Берч продолжала стоять рядом, неодобрительно глядя на свою хозяйку, и Аннунсиате пришлось приказать:
– Отойди подальше и подожди меня. Горничная неохотно отступила на пару ярдов, а Аннунсиата повернулась к Хьюго и вполголоса спросила:
– О чем же вы хотите поговорить и почему вы не подождали до утра? Если мы станем разговаривать здесь наедине, пойдут очередные слухи.
Хьюго прищелкнул пальцами.
– Слухи! Какая чепуха! Если они и пойдут, то совсем по другому поводу. Я слышал, что говорил вам сегодня вечером король.
Лицо Аннунсиаты выразило неподдельное изумление.
– Он не сказал мне ничего такого, чего нельзя было бы слышать другим.
– Он заявил, что найдет вам мужа, – напомнил Хьюго.
– И что же в этом плохого? Хьюго возмущенно уставился на нее.
– Разве вы не знаете? Разве вам и в самом деле непонятно? Да, я вижу, что вы ничего не поняли. Король, дорогая моя мисс Морлэнд, получил французское воспитание и приобрел некоторые привычки французских королей, а французские короли никогда не делают своими любовницами незамужних девушек – это недостойно, по их мнению.
Аннунсиата приоткрыла рот, чтобы возразить, и вдруг густо покраснела. Хьюго заметил это даже в полутьме коридора и сказал:
– Наконец-то вы поняли меня. Вся эта невинность – всего лишь поза. Если вы еще не стали его любовницей, он сделает вас ею.
Аннунсиата не понимала, почему Хьюго так зол, и попыталась держаться с ним надменно.
– Король ведет себя по отношению ко мне по-братски, и ничего более, – сухо заметила она. – Но даже если бы я была его возлюбленной – что в этом плохого?
– Да как вы смеете говорить так! – вскричал Хьюго.
Аннунсиата оглянулась на горничную и торопливо перебила его:
– Тише! Она услышит. Хьюго, вы долго жили при дворе, были в других странах. Неужели вас настолько может потрясти мысль о том, что у короля есть возлюбленная?
– Пусть у короля будет хоть тысяча возлюбленных – я только позавидую ему. Но не вы!
– Почему бы и нет? – раздраженно отозвалась Аннунсиата. – Чем я не гожусь?
Хьюго обнажил зубы в полуусмешке.
– Есть две причины, леди, – во-первых, я люблю вас, – Аннунсиата в изумлении не сводила с него глаз – она никак не ожидала таких слов. Хьюго подошел поближе и поднес ее руку к губам. – А во-вторых, вы любите меня.
Аннунсиата попыталась сдержать улыбку.
– И что же вы предлагаете, милорд?
– Ровным счетом ничего. Я только заявляю вам, мадам, что вы должны выйти замуж за меня. Я не могу ждать, пока вы, наконец, поймете собственное сердце.
Она вскинула голову и взглянула на Хьюго из-под ресниц, как королева на простолюдина.
– Сэр, я очень богата, а вы остались без гроша. Разве это хорошая партия?
Хьюго хищно улыбнулся и притянул ее плененную руку к себе.
– Да, леди, – у вас есть деньги, у меня – титул, а это важное достоинство, можете сами спросить у короля.
Несмотря на возмущенный взгляд служанки, Хьюго поцеловал Аннунсиату, и она не стала противиться.
Ральф гонял по кругу Кингкапа, и громадный гнедой жеребец все с большей охотой подчинялся ему. Ральф считал, что даже племенного жеребца надо почаще муштровать, и само укрощение коня доставляло ему удовольствие. Кроме того, у Ральфа при этом появлялась возможность поразмыслить, и теперь он изумлялся своим мыслям все сильнее. Эдуард сидел на копне сена подальше от копыт Кингкапа и наслаждался созерцанием жеребца не менее чем Ральф наслаждался своей работой.
– Если она и в самом деле этого хочет, – заговорил Эдуард, – и ее никто не принуждает...
– Конечно, я и не собирался принуждать ее, – откликнулся Ральф, и ритм его слов был прерывистым, в такт ударам хлыста. – Но я не знаю, стоит ли переубеждать ее, надо ли возмутиться и просто запретить – совершенно не знаю. Что мне делать, Нед?
– Первое, что ты должен сделать, Ральф, – это понять самого себя, – слегка улыбаясь, ответил Эдуард. – Если ты считаешь, что должен вести себя как глава семьи и вмешаться в это дело, тогда тебе незачем спрашивать совета, чтобы поступить так, как ты считаешь нужным.
Ральф молча задумался над этими словами.
– Да, конечно, ты прав. – Он остановил жеребца и положил руку ему на холку, а Кингкап с любопытством оглянулся и прижал уши, не понимая, чем вызвано прекращение упоительной скачки.
– Подумай сам, Ральф, – наконец сказал Эдуард. – Кэти знает, что делает.
– Ты уверен? – спросил Ральф, вновь пуская жеребца по кругу. – Она еще слишком молода.
– Дорогой мой, ей уже семнадцать, она взрослая женщина. Она достаточно долго была твоей домоправительницей, чтобы ты мог понять, что она чрезвычайно практична. Несомненно, любовь и ухаживание для нее менее важны, чем прочное положение в обществе. Она уравновешенна и достаточно умна, чтобы оценить ситуацию и выбрать самый лучший для себя выход.
– Но такой человек... человек, которого она не любит?..
Эдуард пожал плечами.
– Охотно могу поверить, что он относится к ней совсем по-другому, нежели к нам. Ты уверен, что твои колебания не вызваны нежеланием принимать этого человека в семью?
– А, ты об этом, – откликнулся Ральф. – Думаю, он не достигнет своей цели в этой сделке: люди не станут уважать его, даже если он женится на моей сестре.
– Если только твоя сестра не сделает его более респектабельным, – поправил Эдуард.