— Откуда ты узнал? — вновь встревожился волшебник.
— Оттуда, что прошлой ночью я видел все снова, яснее и дольше. Я, раненый, умирающий король, был перенесен на берег озера. Одному из оставшихся приближенных я повелел бросить мой меч — вот этот самый — в озеро. По его словам, из воды поднялась рука и поймала меч. Потом появилась лодка, куда меня внесли, и где была моя сестра, а я сказал ей, что наш сын — наш сын? — убил меня.
Волшебник в смятении глядел на него.
— Даже помня жизнь Артура, ты пока едва ли способен узреть ее конец. Где был ты, когда увидел это, и кто был с тобой?
Даффи не хотелось сознаваться в краже кружки черного, поэтому он пожал плечами и сказал:
— Я был один. В трапезной, когда все отправились спать.
Аврелиан рухнул на единственный не заваленный вещами стул.
— Ужасно, — пробормотал он. — Нечто стремительно приближается, и в твоем разуме оно связано с памятью об озере в лунном свете. Ведь в последний раз все случилось именно так. — Он поднял глаза. — Иными словами, в скором времени дух Артура вернется в Авалон — загробный мир.
Даффи приподнял брови.
— А что ожидает меня?
— Проклятие, я не знаю! Вернее всего, смерть, ибо тогда дух Артура будет вынужден отойти.
— Великолепно. А не готов Артур отойти так, чтобы оставить меня в живых?
— Ты подразумеваешь, готов ли он избрать уход без извлечения из твоего тела посредством твоей смерти? Это возможно. Только и в этом случае ты, скорее всего, умрешь от психического потрясения.
Полагая, что вчерашнее ночное видение вызвано в большей степени кружкой черного, чем близостью неминуемой смерти Артура ли, его собственной или их обоих, ирландец был не столь уж напуган, однако новости все равно не слишком обнадеживали.
— Какого дьявола тебе не узнать бы точно? — гневно потребовал он. — Ты ведь волшебник, чародей, колдун, гадатель на куриных потрохах? Так давай! Достань хрустальный шар и посмотри! Узнай, переживу ли я все это.
— Когда б ты знал, как мне этого хочется, — спокойно, в противовес воплям Даффи, ответил Аврелиан. — Беда в том, что все гадания и знамения бесполезны для теперешней ситуации и предстоящей битвы. Мне это совсем не нравится — мысль, что Заполи мог находиться рядом и быть в курсе всего, что происходит, а я оставался в неведении, приводит меня в трепет, а еще больше то, что как раз сейчас он может оказаться где угодно и, возможно, с вооруженными приспешниками. Видишь теперь, отчего короля нужно немедля доставить в безопасное место?
Волшебник покачал головой, разглядывая старый меч.
— За минувшие полторы тысячи лет дар предвидения постепенно теряет ясность, точно зрение с наступлением сумерек. Заметь, начало его восходит к древним халдейским принципам астрологии, полагавшимся на предсказуемый ход вещей, предопределенную мировую историю. Тысячи лет все так и шло. Но за последние пятнадцать веков согласованность судеб все более искажается стихией… хаоса или того, что представляется мне хаосом… — Голос его становился все тише. Глаза по-прежнему смотрели на меч, но взор был обращен внутрь.
Поразмыслив, ирландец пожал плечами:
— Боюсь, я на стороне хаоса. Для меня понятие предопределенности, лишение свободы воли само по себе омерзительно. Равно и астрология всегда была мне противна. Вдобавок пример твой не совсем удачен — не то чтобы зрение человека теряет остроту с наступлением ночи, скорее, сова хуже видит, когда встает солнце.
По морщинистому лицу Аврелиана промелькнула кривая ухмылка.
— Боюсь, твоя аналогия лучше, — признал он. — Ибрагим и я, равно как и Бахус, и твои альпийские проводники, и крылатые ночные противники — все суть создания долгой и жестокой ночи мироздания. Ты и Король-Рыбак — создания наступающего дня, и пока предрассветные сумерки тебе не вполне по нутру. Впрочем, возвращаясь к моей мысли, и при нынешнем упадке дара предвидения за ним еще добрых одно-два столетия. Я вместе со многими другими привык полагаться на него, как ты на свои глаза и уши. Но в этом деле, где замешаны и Вена, и пиво, и Артур с Сулейманом, любой дар предвидения слеп.
Даффи поднял брови.
— Что за чудесное сияние способно ослепить всех ваших подвальных жителей?
Аврелиан начал терять терпение.
— Не гони лошадей, — огрызнулся он. — Все оттого, что происходящее завязано или скоро станет завязано на тебя. Твой феномен идет вразрез с законами природы, так что ты сам и деяния твои — непостижимая тайна для древней природной магии.
При последних словах Даффи просветлел.
— Да ну? Стало быть, ты не знаешь о моих планах на будущее?
— Догадки есть, — признался Аврелиан. — Но не больше. По сути, нет, я не вижу ни твоей судьбы, ни ее влияния на ход вещей.
Даффи потянулся через стол и двумя пальцами зацепил откупоренную перед тем бутыль. Вволю глотнув из горлышка, он поставил бутыль назад.
— Ну и ладно. Когда соберешься, я буду внизу.
Он вновь миновал лабиринт диковинных препятствий и вышел из комнаты.
Глава 14
— Ипифания! — завопил он, оказавшись в трапезной. — Черт возьми, Ипифания!
«У меня нет причин подчиняться старой обезьяне, — подумал он. — С чего бы? Мои интересы он никогда не принимал близко к сердцу, используя меня как пешку в своих колдовских играх. Доверять Мерлину — все равно что пригреть за пазухой осеннего скорпиона».
Встревоженная Ипифания появилась в дверном проеме кухни, вытирая руки полотенцем.
— Брайан, что случилось? — спросила она.
— Собери одежду в дорогу и все наличные деньги — мы сию минуту уезжаем. Я иду седлать лошадей.
Проблеск надежды вернул ее улыбке молодость.
— Ты серьезно? Да?
— Вполне. Торопись, маленький колдун может попытаться нам помешать.
Он сдернул с крюка плащ и поспешил из кухни во двор.
— Шраб! — выкрикнул он, прищурившись от дневного света. — Оседлай моего коня и лошадь для Ипифании. Мы едем на прогулку.
Он шагнул к конюшне, споткнулся об обуглившуюся доску, с проклятием выбросил вперед руки, чтобы предупредить падение. Руками и разламывающейся от боли головой он погрузился в черную ледяную воду, но мгновением позже чьи-то мягкие руки осторожно втянули его через борт и уложили на сиденье, а лодка вскоре перестала раскачиваться. Совершенно обессиленный, он откинулся на какую-то подушку и лежал, тяжело дыша, уставившись на луну и звезды в черной глубине неба.
— Мастер Даффи, вы в порядке? — донесся испуганный голос Шраба.
Ирландец развернулся спиной к нагретой солнцем мостовой и стряхнул пепел с лица и волос.
— А? Да, Шраб, все нормально.
Переведя взгляд, он заметил нескольких викингов, что, уставившись на него, скалились во весь рот. Он поднялся на ноги и двумя хлопками счистил с содранных ладоней налипший песок.
— Так я пошел седлать коней, — произнес мальчик.
— Э, нет… спасибо, Шраб, я… передумал.
Навалившееся отчаяние вытеснило из его сердца все остальные чувства — воодушевление, надежду и даже страх.
«Я вновь вернулся на озеро, — думал он, — на сей раз не подхлестнув себя и глотком черного. Проклятие, я не могу бежать с… как ее бишь?.. только чтобы сдохнуть через месяц-другой, а перед тем еще и спятить. В придачу я не могу противиться Мерлину, моему старому наставнику. Его я знаю неизмеримо дольше, чем эту женщину. Женщины, как ни крути, недостойны доверия — разве Гиневра не сбежала с моим лучшим другом? То есть Ипифания… а, и та и другая».
Голос Ипифании прервал его размышления:
— Брайан, я уже готова! Не заставила тебя ждать, скажи?
Не без усилия он обернулся и взглянул на седую женщину в дверях черного хода.
— Что?
— Мы можем ехать. Лошади оседланы?
— Нет. Прости, Пиф, похоже, мне… нам не суждено. Я не могу уехать. Объяснять бесполезно.
Собранный узелок выскользнул из ее рук, звякнуло разбившееся стекло.
— Выходит, мы не едем?
— Да. Именно так и выходит. — Он с трудом заставлял себя выговаривать слова. — Прости, — умудрился добавить он.
Лицо ее точно сковало морозом.
— Но если так, то когда? Ты сказал, несколько недель… — На ее щеках под лучами утреннего солнца заблестели слезы.
— Я не смогу уехать. Мне суждено умереть в Вене. Пиф, пойми, от моего желания тут мало что зависит — это как пытаться выплыть из водоворота.
Он не договорил — отвернувшись от него, она медленно, тяжело ступая, скрылась в сумраке кухни.
Несколько минут спустя Аврелиан, облаченный против обыкновения в длинную шерстяную тунику, черные рейтузы и высокую конусообразную шляпу, нашел Даффи сидящим у кухонной стены с лицом, спрятанным в ладони. Волшебник поморщился, затем качнул, пробуя на вес, с полдюжины бренчащих мечей, которые неловко сжимал под мышкой.
— Что это, дружище? — пожурил он. — Тоскуешь тут ясным утром, когда у нас дел невпроворот? Вставай! Меланхолии место ночью, за бутылкой вина.
Даффи резко выдохнул, с удивлением поняв, что долгое время забывал перевести дыхание. Плавно, без помощи рук, поднялся.
— Ночи выдаются мало подходящие, — криво усмехнулся он. — Ужасу, тревоге, ярости места в них хоть отбавляй — меланхолия же требует более спокойного окружения. — Он оглядел старика. — К чему столько мечей? Уж не намерен ли ты призвать в подмогу осьминога?
— Думаю, не худо бы призвать с собой твоих скандинавов, — пояснил Аврелиан. Он пересек двор и с грохотом швырнул мечи на дно большой повозки. — У скольких есть собственное оружие?
— Не знаю. У большинства.
— Этого хватит, чтобы наверняка вооружить каждого. Тебе же я принес Калад Болг.
— Спасибо, в случае чего предпочту простую рапиру, — сказал Даффи. — Ружей не берем?
— Боюсь, им не место, когда дело касается короля.
— Ему они не по нраву?
— Да.
— Хм-м… — Даффи, сам не слишком одобрявший огнестрельные новшества, все же покачал головой. — Тогда, надеюсь, мы не нарвемся на тех, кому они по нраву.
— Проверь-ка, удастся ли загрузить этих налакавшихся пива северных богов в повозку, а я тем временем велю запрячь пару лошадей, — ответил волшебник.