Черта горизонта — страница 37 из 37

Коснулась ты с благоговейным испугом

Души ее, словно письмен старины.

И ты увидала, как в глуби колодца,

Бездонное горе — наш давний удел,

И то, как, поднявшись из праха Звартноца,

Орел на колонны из туфа взлетел.

Как я, ты гордишься красой наших песен,

Без скидки осудишь любой наш порок,

И не покровителем — другом без спеси

Ты переступила наш новый порог.

Сестрой ты бываешь мне в грусти и горе,

Защитником-братом в опасности час,

Когда ошибаюсь, взволнованно споря,

Меня исправляешь, любя, горячась.

Когда обижаюсь на мир, на тебя я,

Прощаешь ты мне охлажденье мое,

Смеешься, когда, чувство меры теряя,

Без удержу славлю я только свое…

И пусть друг от друга живем далеко мы, —

Я знаю, что в снежной Москве для меня

Открыты всегда двери доброго дома,

Что есть у тревожного сердца родня.

Мне кажется: предки в тоске о свободе

Искали такого тепла и добра,

Когда говорили о русском народе —

Они о тебе говорили, сестра!..

(Перевод Веры Звягинцевой)

Отрывок из интервью «Литературной газете»
(7 ноября 1981 г.)

Мария Петровых и Вера Звягинцева, приехавшие в конце войны в Армению, изменили течение всей моей жизни. С ними пришло чувство общности, которое соединяет меня с широким миром. Наша дружба с Марией Петровых длилась тридцать лет.

В хрупкой внешне, удивительно скромной этой женщине была скрыта огромная сила, металл в характере. Для меня она была как внутренняя совесть, всегда в дни сомнений я обращалась к ней — она одобряла или осуждала, и я знала: она права. Ей первой всегда читала новые стихи. Когда беседовала с ней, то забывала, по-русски я говорю или по-армянски. Это был особый язык — язык души.

Ныне, после долгого-долгого перерыва, заполненного работой над прозаическими книгами, вновь родились стихотворные строки. (Правда, я говорила уже, что и прозу свою считаю частью работы поэта. Просто то, о чем хотела сказать, не ложилось в рифму, требовало большего полотна. Да и что такое художественная публицистика, если не родная сестра поэзии? Ведь и то и другое требует обнажения души.)

Но тут, случайно или нет, между пушкинским праздником в Михайловском и Всесоюзным писательским съездом, две недели в Малеевке подарили мне новые стихи. Они совсем иные, чем прежде. Пятнадцать четверостиший-раздумий. Годы, опыт, видимо, диктуют и форму и содержание. Впервые есть стихи и… нет Марии. Вот подстрочный перевод четверостишия, посвященного ей:

Сердце мое переполнено, кто в его дверь постучится?

Со своими новыми песнями к кому мне теперь постучаться?

Ах, ты одна умела лить слезы по-армянски,

Чтоб перевели мои слезы, к кому мне теперь постучаться?

Маро Маркарян. «Отзовись из безвестности…»

Все было свято для нее — перо, бумага, слово, все, что было в природе, в окружающем мире, на все и на всех смотрела она с неуступчивой, незамутненной честностью, с бесконечной добротой и непременным чувством — сделать добро, все, что другим в помощь.

Она ни на гран не облегчала себе жизнь. Писала прекрасные стихи, но не публиковала их. Большую часть своих сил она отдавала переводческой работе, в которую вкладывала столько жизни, столько сердца и души. Она переводила блестяще, но медленно, ища совершенное и находя его.

Я не знаю никого другого из встречавшихся мне людей, к кому бы все без исключения относились с таким почтительным восхищением, с таким чувством высокого уважения и признания. Такой была только наша любимая Мариша — тончайшая среди утонченных, честнейшая среди честных, человек глубоких чувств и несокрушимо стойкого сердца. Вспоминая ее, я думаю о поэтической неповторимости ее души.

Не напрасно ли прожито

Столько лет в этой местности?

Кто же все-таки, кто же ты?

Отзовись из безвестности!..

Как и у многих поэтов, стихи Марии Петровых — биография ее. И в них всегда есть особый оттенок, присущий натурам глубоким и гордым. Она хорошо знала цену всему — людям и событиям, ложной славе и бескорыстному служению:

Нам даже разговор о славе

Казался жалок и смешон.

Не верится, что в Москве на Хорошевском шоссе уже не придется стучаться в дверь маленького гостеприимного дома. И она, просто и скромно одетая, не встанет в проеме открывающейся двери как богоматерь.

И кажется, еще работает, еще трудится она неустанно, бесшумно. Погруженная в работу целиком. Строгая и сердечная.

Не в пример многим, она бралась переводить, только когда вещь действительно нравилась ей, и не отдавала в печать, пока сама не была удовлетворена сделанным, пока не находила последнее верное слово и нужную строку. Для нее свята была каждая строка истинной поэзии. И она имела дело только с истинной поэзией.

Велики заслуги ее в национальной поэзии: сколько книг перевела она из сокровищницы разных народов! И сыграла благородную, честную роль в духовном сближении, породнении народов, даруя им прекрасное, величественное, возвышенное — Поэзию.

Впервые Мария приехала в Армению в 1944 году, еще молодая, в самую прекрасную, цветущую свою пору. Приехала и с присущей ей глубиной и проникновенностью полюбила Армению и армянскую литературу на всю жизнь. Наш большой мастер Мартирос Сарьян написал тогда прекрасный ее портрет. И с тех самых воистину счастливых дней наша любимая Мария посвятила себя переводу армянской поэзии и была верна ей до последних дней своей красивой и неповторимой жизни.

Мы все любили Марию достойной ее чистой и глубокой любовью. Она сама как бы диктовала уровень этой возвышенной любви.

Я словно вижу ее в маленькой комнатке, на уютной тахте, с пледом на ногах, оперевшуюся на подушку, с листами в руках — перед настольной лампой. Вижу любимые благородные черты ее одухотворенного лица.

Она жила очень скромно, но никогда не заботилась, никогда не говорила о деньгах, о гонорарах. Все это, она считала, не имело ничего общего с поэзией. Вся ее жизнь была поэзией. И годы тягот ни в малейшей мере не преуменьшили романтики ее жизни.

Есть неповторимые дорогие спутники в нашей жизни, бесценные друзья, утрата каждого из них словно уносит, отрывает часть твоей собственной жизни.

Мы потеряли многих близких, десятки лет дымятся наши сердца, тоскуя по ним, но только в этот раз я особенно горько почувствовала, что значит потерять родную душу, незаменимого друга твоего духовного дела, твоих дум и чувств.

Марии Петровых
1

В дни тяжкой ее болезни.

Если в мире существует святость,

Это ты, Мария, это ты,

Если в нем присутствует крылатость

Песен, что коснулись высоты,

Что парят, летят,

Но на страницы

Строками пока что не легли…

Трепетные — с ними что сравнится? —

Набегают волнами любви…

И взываю я

К Природе ныне,

Чтоб твои она продлила дни…

Припаду с мольбой

К ее святыням —

Если вправду в мире есть они…

2

Хрупка ты и робка, но тайной властью

Наделена — и потому смела:

Каким же чудом бурю и ненастье

Ты, трепетная, выдержать смогла!..

Вот нежностью твоею изначальной

Осенены —

Скользят из дальних лет

К нам образы, прекрасны и печальны,

Из давних бед —

И им разгадки нет…

Ты в наших песнях и сердцах осталась,

Ты в нашей яви, в наших снах осталась,

Ушла от нас, но твой остался свет.

(Перевод Елены Николаевской)