— Это не грабеж, а раздел шкуры неубитого медведя, — положив руку Чаку на плечо, Шимаэл мягко усадил того обратно. — У нас с тобой пока еще ничего нет, а половина от ничего — это не так уж и много.
— Да, но…
— А если дело вдруг выгорит, то полученных денег тебе на сто старостей хватит! Не жадничай.
— Допустим, — согласился Чак, недовольно сопя, — и что ты предлагаешь?
— Я сам пойду в кузницу и все там разведаю.
— Но ты же… — техник снова вскочил на ноги. Идея оказалась настолько неожиданной, что застряла у Чака в голове как непрожеванный кусок в горле. Он так опешил, что никак не мог охватить ее целиком. — Да ну, чушь полная!
— Что именно тебя смущает? По-моему, так мы решим кучу проблем одним махом, — Шимаэл начал загибать пальцы. — Риккардо меня хватится лишь перед отлетом, либо когда я не явлюсь на дежурство. Я могу уйти утром, а вернуться только вечером, в твою смену. Мне не придется ломиться в кузницу ночью, я смогу спокойно расспросить людей, когда они выйдут на работу. У меня вообще будет больше времени, чтобы разузнать все, что только можно. Раньше я неоднократно совершал одиночные вылазки и знаю что к чему. Если хочешь, могу даже раздобыть тебе пресловутого местного пива. Нефильтрованного.
Когда Шимаэл начинал приводить аргументы, то возразить ему что-либо оказывалось практически невозможно. Он никогда не вступал в спор, если не был абсолютно уверен в победе, и всегда бил наверняка. В итоге Чак чувствовал себя обманутым и чуть ли не ограбленным. Словно он сам дал старшим мальчишкам свою любимую игрушку, а теперь с тоской наблюдал, как перспективы ее возврата становятся все более туманными.
По большому счету, Чак понимал, что Шимаэл был прав, он вполне мог провернуть это дело в одиночку. Жизнь в партизанском отряде поневоле заставляет человека осваивать весьма разносторонние навыки. Да и на заре кларкерства, когда Шимаэл начал работать пилотом по найму, отряды подбирались небольшие, по два-три человека, где каждый был обязан уметь все, от и до. Впрочем, Шимаэл предпочитал помалкивать о своих талантах, целиком и полностью посвятив себя единственному любимому делу — полетам меж звезд.
Чак же обожал ковыряться в машинах и механизмах, и трудно было отыскать кого-либо, кто мог бы с ним в этом деле сравниться. Беда заключалась в том, что кроме этого он ничего другого делать толком не умел. Так что эту партию он проиграл вчистую.
Ассан, хранитель храмового кладбища, проснулся оттого что кто-то негромко, но настойчиво стучал в окно. Он не испугался, поскольку твердо знал, что мертвецы праведных живых не беспокоят, но озадачился, кому могли понадобиться его услуги посреди темной ночи. Странное время для похорон или посещения чьей-то могилы.
Он прижался носом к окну, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.
— Кто здесь? — окликнул он.
Вместо ответа с той стороны на стекло легла худая бледная кисть, точно упавший с неба кусочек луны. А украшающие ее завитки черного узора казались безднами ущелий. Универсальный ключ, открывающий двери любого дома.
Ассан торопливо зажег лампу и выглянул на крыльцо.
— Госпожа? — он поднял светильник над головой, осматривая пустынный двор. — Госпожа?
Резкий рывок выдернул лампу у него из руки, и звон разбитого стекла ознаменовал ее кончину. Холодная ладонь зажала Ассану рот и оттащила в сторону.
— Замолчи! — прошептал женский голос у него над ухом. — Меня здесь нет, так что не привлекай внимания понапрасну.
Поскольку его рот был зажат, то Ассан смог только потрясти головой в знак согласия.
— Два дня назад Дролли Зиола, Мать этого Храма, была убита. Погребальная плита девственно чиста. Где ее тело? — удерживавшая его рука соскользнула вниз, давая возможность ответить.
— Мы ее… мы… — обычно спокойный и невозмутимый Ассан вдруг начал заикаться. Тот факт, что Жрица его даже не поприветствовала, являлся крайне дурным предзнаменованием, — мы ее похоронили.
— Похоронили?! — тонкие пальцы легли на его шею, как ножницы садовника ложатся на зеленый побег, который собираются срезать. — Закон предписывает предать тело почившего Служителя очищающему огню. Как вы посмели ослушаться?!
— Я… мы… мы были так напуганы!
— Настолько, что даже позабыли все обряды, наставления и правила?
— Мы не могли… нам было страшно, а потом… Сиарна… — Ассан поперхнулся, когда рука Жрицы резко его встряхнула.
— Чуть позже я познакомлю тебя с настоящим страхом! — процедила она. — Неужели в этом городе не осталось ни одного истинного праведника?! Мне что, всем и каждому необходимо разъяснять, что явившаяся к вам самозванка — не Сиарна!
— Но она…
— Не смей мне перечить! Я знаю, что говорю, — хватка снова ослабла. — Итак, она убила Зиолу. Что произошло потом?
— Ее слуги выбросили Матушку Зиолу на боковое крыльцо и сказали, чтобы мы скормили ее бродячим собакам… агрх!
Ассана отбросило назад, и он ударился головой об стену дома. Пальцы Жрицы больно стиснули его шею.
— Прежде чем убить тебя, — было даже удивительно, как столько ярости может умещаться в еле слышном шепоте, — я вырежу твой поганый язык и заставлю тебя его сожрать!
Заслонявшее звезды темное пятно всколыхнулось, и Ассан почувствовал, как между его зубов вклинилось холодное стальное лезвие, разжимая его стиснутые челюсти.
— М-м-м-м!!! — завыл сторож, беспомощно дрыгая ногами в воздухе.
— Заткнись сейчас же! — зашипела Жрица. Лезвие скользнуло в сторону, и язык Ассана явственно ощутил вкус крови, — умей умереть достойно!
— Сжальтесь, Госпожа! Я всего лишь повторяю то, что нам сказали!
— Ладно, — блеснув в звездном свете, нож скрылся под черным плащом, — можешь проглотить свой язык не разжевывая.
— Помилуйте! — сторож осел на землю.
— Я велела тебе проглотить язык! — женщина схватила Ассана за воротник и снова поставила на ноги, — умолкни! Бери лопату и покажи мне могилу Сестры.
Сторож знал кладбище как свои пять пальцев, а потому даже в кромешной темноте безошибочно вышел прямо к свежему холмику, сиротливо приютившемуся возле самой ограды. На нем не было ни таблички с именем усопшей, ни цветов, ничего.
— Вот, — Ассан остановился и оперся на лопату. Его коленки так тряслись, что он боялся упасть, — здесь мы похоронили Матушку Зиолу.
Жрица присела перед холмиком на корточки и провела над ним ладонью.
— А почему могила такая неглубокая? — спросила вдруг она. — Лопата затупилась?
— Я… мы… очень торопились.
— Жалкие, малодушные трусы! — презрительно бросила Жрица, отступив в сторону. — Откапывай.
Ассан не посмел ничего возразить и, поплевав на ладони, взялся за лопату. Копать на ощупь, конечно, непросто, но сторож хорошо знал свое дело. Гораздо трудней оказалось не думать о молчаливой фигуре, столбом еще более густой тьмы высившейся за его спиной.
— Готово, Госпожа, — он руками стряхнул последние горсти земли с завернутого в саван тела и выбрался наверх.
Жрица наклонилась над черным зевом разрытой могилы.
— Вы даже не потрудились положить ее в гроб! — Ассан скорее почувствовал, нежели увидел, как капюшон повернулся к нему. — Сестра Зиола отдала вашему городу и вам, его жителям, всю свою жизнь, и вот так вы ее отблагодарили?!
Душу сторожа захлестнул жгучий стыд. Они поначалу вообще хотели закопать Матушку просто так, столь силен был испытанный ими ужас. Но в последний момент Ассан принес из дома собственную простыню и завернул в нее тело покойной Жрицы. Они хоронили ее молча и как-то суетливо, словно совершали некое постыдное преступление и хотели остаться незамеченными. А весь Келчег старательно делал вид, что и вправду ничего не заметил, словно ничего и не произошло вовсе. Все мучительно пытались забыть о Зиоле, но Ассан прекрасно знал, что на самом деле это никому так и не удалось.
— Отойди, — Жрица склонилась над могилой и, опустив в нее руки, ухватила завернутое тело и легко, как младенца, подняла его наверх.
Она положила Зиолу на край ямы и вновь извлекла из-под плаща свой нож. Один быстрый взмах — и простыня упала в стороны, открыв бледное и умиротворенное лицо покойной.
— Дролли… — прошептала Жрица, проведя пальцами по ее лбу. Буквально на секунду ее плечи поникли, и Ассан услышал, как прервалось ее дыхание.
Это неожиданное проявление эмоций, однако, длилось лишь мгновение. Взяв себя в руки, Жрица разрезала простыню до конца и принялась тщательно осматривать тело в поисках повреждений. Она приподняла голову Зиолы и ощупала ее затылок, скользнула пальцами по шее, проверяя, цел ли позвоночник, провела по груди… Татуированная кисть замерла, нащупав на плаще маленькую дырочку, края которой покрывала корка запекшейся крови.
— Ее тело должно быть предано огню, — неспешно заговорила Жрица, — однако, если мы просто засыплем пустую яму, то отсутствие холмика могут заметить. Это мне совсем ни к чему.
Она выставила руку с ножом в сторону Ассана.
— Подойди сюда, — сторож приблизился, и лезвие, на котором играли отражающиеся звезды, наклонилось, указывая вниз, — ложись в могилу.
— Что… — он так опешил, что разом позабыл все слова.
— Ты меня слышал, — холодно повторила Жрица, — спускайся и ложись в могилу.
— Госпожа, пощадите! — взмолился Ассан, рухнув на колени, — умоляю!
— Свои мольбы ты обращаешь не по адресу, смертный. Не я подталкивала тебя к твоим проступкам и не мне тебя миловать, — темная фигура поднялась во весь рост, заслонив собой, казалось, все небо, — но от себя скажу: если ты окажешься повиноваться, то я уложу тебя туда сама. Только предварительно перережу тебе сухожилия на руках, чтобы ты не смог выбраться, и на ногах, чтобы не убежал. В любом случае исход один. Решай.
Стеная и всхлипывая, Ассан буквально скатился в пахнущую сыростью яму и растянулся на ее дне. Жрица сапогом сбросила на него пригоршню земли. Холодные комья посыпались на грудь и лицо сторожа.
— Рот закрой, — бросила ему мрачная тень, возвышающаяся на краю могилы. — Молись молча, а то раньше срока земли наешься.