Не обращая внимания на доносящиеся из черного провала подвывания, Жрица с ножом в руке склонилась над телом Зиолы. То, что она собиралась сделать, не предназначалось для посторонних глаз.
Так истово Ассан не молился еще никогда в жизни. Он с такой силой сжимал кулаки, что ногти врезались в ладони. Слезы катились по его вискам и затекали в уши. Он понимал, что наломал дров, но ведь не злой умысел был тому причиной. Ассан молил и просил прощения, каялся и снова умолял о пощаде. Его отчаяние колотилось в тесных рамках скудного словарного запаса, не находя возможности высказать все, что он хотел.
Ответом ему было лишь размеренное жужжание ночных сверчков.
Через некоторое время Ассан начал подозревать, что Жрица о нем позабыла, и вообще, давно уже ушла, но тут на краю начинающего светлеть прямоугольника предрассветного неба показалось темное пятно.
— Почему ты перестал молиться?
— Я… а… э…
— Ну почему вы вспоминаете о боге, только если вас как следует прижать?! — вздохнула Жрица. — Но даже тогда, стоит лишь ненадолго отвернуться, как все снова возвращается на круги своя. Почему ваша Вера так слаба?!
— Вы просили молиться молча, Госпожа, — еле слышно прошептал Ассан.
— Молитва — это не то, что исходит из твоих уст, а то, что идет от твоего сердца. Я услышала, как оно вдруг умолкло, и подумала, что ты уже умер.
— Еще нет, Госпожа.
— Вижу. Тогда вылезай, — велела Жрица, — похоже, что твои мольбы услышаны.
С третьей попытки Ассан, наконец, смог выкарабкаться из ямы. Его всего трясло не то от пережитого страха, не то от холода. Он поспешно ухватился за свою лопату, чтобы не упасть.
— Твое исчезновение может вызвать совершенно ненужные кривотолки и подозрения, так что иди-ка лучше домой, — сказала Жрица, вытирая перепачканные в крови руки куском простыни, — и хорошенько запомни сегодняшний урок.
— Я буду помнить его до самого последнего вздоха! — заверил ее сторож. Он хотел посмотреть, что стало с телом Зиолы, но его собеседница стояла таким образом, что все загораживала.
— Лопату оставь, я здесь сама приберу. Ступай.
Шмыгая носом и беспрестанно кланяясь, Ассан торопливо попятился по тропинке и скрылся за кустами. Сегодня он и вправду лицом к лицу познакомился с настоящим страхом.
Когда его шаркающие шаги стихли вдалеке, Жрица запустила руку в карман и извлекла из него свой трофей. Она подняла ладонь к глазам, рассматривая находку в бледном свете зачинающегося утра.
— Что ж, вот он каков, ваш Гром Небесный! — хмыкнула она, и на ее тонких губах заиграла улыбка, не предвещающая ничего хорошего.
Глава 10
Пошарив по шкафам в своей комнате и трапезной, Шимаэл раздобыл себе аутентичный гардероб из потрепанной куртки и сапог, которые оказались немного велики, но эту проблему удалось решить при помощи двойного комплекта портянок. Переодевшись, он присел перед потухшей печью и зачерпнул горсть золы. Он тщательно измазал ей руки, а потом ополоснул их водой из кувшина. После этого он направился в кабинет, по дороге вытираясь прямо об куртку.
— Я что, должен всю ночь за тебя дежурить? — недовольно проворчал ожидавший его Чак и недоуменно нахмурился. — Ну ты и вырядился! И ито с твоим лицом? Куда очки подевались?
— Клисситы не сильны в оптике, так что я убрал их в рюкзак.
— Ах, да… — техник раздосадовано хлопнул себя по лбу. — А ты без них видишь хоть что-нибудь?
— Есть такая штука, «Корректол» называется, — Шимаэл поморгал глазами, — закапываешь в глаза — и на несколько часов забываешь о своих проблемах.
— Почему же ты раньше им не пользовался?
— Побочек много — сухость, резь и все такое. Хотя иногда приходится. Очки, знаешь ли, плохо сочетаются с работой в скафандре. Попробуй — поймешь.
— Ясно, — взгляд Чака, наконец, оторвался от ставшего вдруг незнакомым лица пилота и переместился на его руки. — Где ты так измазался?
— В печке, — Шимаэл осмотрел полученный результат, проверяя, на месте ли чернота под ногтями.
— Что ты в ней искал?
— Грязь, разумеется! — пилот обреченно вздохнул, встретив непонимающий взгляд Чака. — Как, по-твоему, должны выглядеть мои руки после двух проведенных в дороге дней? С ночевками под открытым небом? Чистыми, ухоженным и наманикюренными?
— Но не до такой же степени!
— Ошибаешься! — Шимаэл укоризненно покачал головой. — На таких вот мелочах и горят дилетанты вроде тебя. Ради любопытства, обрати при случае внимание на руки Сейры, да и на весь ее внешний вид, когда она работает «в поле». Никакого маникюра, никакой косметики или парфюмерии, волосы сальные, украшений по минимуму, да и те простенькие. Если ты внедряешься к аборигенам, ничто не должно отличать тебя от них. Когда мы гостили у дикарей, она даже со своими зубами что-то делала, чтобы они выглядели как гнилые. Было бы неплохо еще эдак с месяц не мыться. Запах — это тоже важно.
— Вот почему Найда так их ненавидит! — неожиданно осенило Чака.
— И поэтому тоже, — согласился Шимаэл. — Вот по этой самой причине на вылазку пойду я, а не ты. Приготовил свои игрушки?
— Да. Вот, смотри, — Чак протянул ему на ладони блестящую пуговицу и бесформенный розовый комочек. — Пуговица — это «база» с телекамерой, а комочек — гарнитура. Прилепим его тебе за ухо, будет выглядеть как родинка.
— Ладно, а с пуговицей как поступим?
— Пришьем куда-нибудь, — Чак попытался приложить кругляш к потрепанной куртке Шимаэла, которую тот позаимствовал в раздевалке за алтарем.
— Я т-те дам «пришьем»! — пилот отобрал у него пуговицу. — Ты видишь на мне хоть что-то на нее похожее? Куда ты ее пришивать собрался? На лоб?
— Чем она тебе не угодила-то?
— Слишком аккуратная, слишком новая, явно не с этой куртки. Будет в глаза бросаться.
— Какой же ты параноик! — Чак закатил глаза. — И что ты предлагаешь?
— Не хмурься так, ранние морщины появятся, — Шимаэл покрутил пуговицу в руках. — Можно ее в карман положить, а перед ней дырочку проковырять. Ха, да тут, пожалуй, даже и ковырять ничего не надо, — он просунул палец сквозь дырку в истертом нагрудном кармане. — Давай сюда липкую ленту, приклеим нашу пуговку изнутри, и все будет отлично!
Через несколько минут экипировка Шимаэла была завершена, и Чак приступил к проверке связи, вполголоса бормоча свое неизменное: «Раз, раз, раз, проверка, проверка…».
— Какая дальность связи у этой штуки? — поинтересовался пилот, прилаживая на спину рюкзак.
— Трудно сказать, все зависит от конкретных условий. Здесь важнее мощность и чувствительность моей аппаратуры, а ее у нас с запасом. Будем надеяться, что километров на десять-пятнадцать хватит. Тем более что никакие посторонние радиопомехи нам не грозят — эфир девственно чист.
— Понятно. Но если связь прервется, не начинай паниковать сразу, всякое могло случиться. Подожди хотя бы секунд десять.
— Кончай паясничать! — скривился Чак. — Нож не забыл?
— Какой? — Шимаэл оторвался от сундучка с деньгами, из которого выбирал мелкие монеты.
— Ну, тот самый, из кабинета.
— Зачем он мне?
— Покажешь его кузнецу, чтобы он понял, что именно ты от него хочешь.
— Знаешь, Чак, — Шимаэл сокрушенно покачал головой, — я все время теряюсь: ты и в самом деле такой болван или умело прикидываешься?
— У тебя получается, что я говорю исключительно глупости! То не так, это не эдак… В чем здесь-то проблема?
— Тебе напомнить, как мы обошлись с его владелицей? — Шимаэл кивнул головой в сторону коридора. — Кузнец может прекрасно помнить, когда и для кого он его выковал, а тут явлюсь я и начну совать ему этот нож под нос! Как он на меня посмотрит?
— Ладно, уговорил, — Чак виновато поскреб лысину, — но как ты тогда объяснишь ему, что к чему?
— Буду импровизировать. А если у тебя будут возникать дельные идеи или вопросы по технологии, то ты их высказывай, а я их по возможности озвучу.
— Помню-помню.
— Тогда я выдвигаюсь, — Шимаэл ссыпал собранную мелочь в карман и напоследок еще раз взъерошил волосы. — Запись выключил?
— Да, — Чак поставил на паузу трансляцию с камер наблюдения.
— И не забудь запереть за мной дверь.
Шимаэл нырнул в густой утренний туман, мгновенно проглотивший и его самого и звук его шагов. Он в мельчайших подробностях хранил в голове карту Келчега, а потому ориентировался больше по памяти, и почти отсутствующая видимость не представляла серьезной помехи. Зато такие условия позволяли улизнуть из Храма незамеченным.
Пройдя вдоль невысокого забора прилегающего кладбища, Шимаэл повернул налево и вскоре оказался на центральной площади. Неподалеку размытым пятном темнела громада челнока, в тумане казавшаяся гораздо крупнее, чем на самом деле. Чак не зря извел на него столько черной краски — машина и впрямь смотрелась внушительно и грозно. Где-то далеко вверху виднелся шпиль Храма, словно маяк, высящийся над клубящимися белыми волнами.
Чтобы попасть на дорогу, ведущую на север, к кузнице, требовалось пересечь площадь по диагонали, и Шимаэл зашагал по брусчатке, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам. Ему совсем не хотелось угодить под копыта лошади или под колеса телеги, что в таком густом как молоко тумане представлялось делом нехитрым.
Но вместо этого он чуть было не споткнулся о коленопреклоненную фигуру, сгорбившуюся прямо посреди площади. От неожиданности у Шимаэла даже екнуло сердце. Он уже начал предполагать самые худшие варианты, но тут заметил чуть поодаль еще одну распластавшуюся на камнях фигуру. Подойдя ближе, он различил еле слышное бормотание.
— Что это с ними? — прошептал в ухо озадаченный Чак.
— Они молятся, — отозвался Шимаэл, убедившись, что поблизости никого нет, и его никто не слышит.
— Прямо здесь, на камнях?
— Думаю, они поклоняются нашему челноку. Для них он, наверное, Небесная Ладья их богини или что-нибудь в этом роде.
— Здорово мы их…
— Найда умеет быть убедительной, — Шимаэл умолк, поскольку из тумана уже проступило крыльцо таверны, располагавшейся в дальнем углу площади.