Миланье приподняла голову, глядя в небо. Её уши забавно дёргались, она даже забыла про хвост, потому что было что-то в этом звуке… нехорошее. То, от чего пробегает мороз по коже и хвост встаёт дыбом.
Заметил её реакцию и Кент. Как показала практика, она улавливает присутствие других куда лучше, чем человек. Словно охотничья собака, по которой можно ориентироваться. И любая подобная такая реакция демонессы теперь вызывала у него подсознательно ожидание приближающихся событий — хороших или плохих, покажет лишь время.
— Миланье? — его голос сразу стал вкрадчивым, низким, деловым. — Миланье, ты что-то услышала?
Он стянул автомат с плеча, который до сих пор был в пыли.
— Я… слышу жужжание… — пробормотала она, глядя в небо. — Оно идёт оттуда, — пальцем она указала в сторону, откуда в прошлом слышалась канонада. — Жуки… кажется, жуки так жужжат.
Жуки жужжат? Что за ещё одна хрень к нам движется?
Кент внимательно вглядывался в ту сторону и вслушивался, сняв с плеча автомат, однако ничего не слышал. Совсем ничего. Да и кроны деревьев, высокие и густые, мешали обзору, если уж на то пошло. И ветер дул в ту сторону, куда показывала Миланье, что совсем не способствовало обнаружению угрозы.
Ничего. Тихо.
— Они всё ближе! — Миланье воскликнула это уже испуганно.
— Нам надо уйти из деревни. Сейчас же! — Кента наконец осенило, что это могло быть. Но едва сказал это, как рокот услышал уже и он сам. Оглушительный и неумолимый, но приближался, с каждой секундой становясь всё громче и громче.
Кранты. Нам кранты…
Обнадёживающая мысль скользнула в его сознании слишком спокойно, отстранённо и холодно, словно не возымела нужного действия. Вместо того, чтоб бежать, понимая, что они уже не успеют, Кент бросился к Миланье, подхватил её и одним прыжком оказался внутри одного из домиков. Благо тот находился на самой окраине и, быть может…
Смиловистится бог, и мы будем жить, — промелькнула в его голове несвойственная ему мысль. Кент никогда не был верующим, однако, как он узнал на собственном опыте, на войне атеисты — это лишь исключения из общего правила.
Кент тут же повалился на землю, придавив собой пискнувшую Миланье. Такая маленькая и хрупкая, она брыкалась под ним, пищала, пыталась выбраться, но едва ли создавала неудобства. Была скорее похожа на котёнка в крепких объятиях.
— Девочка! Там осталась девочка! — кричала она, но Кент и не думал её отпускать. Кто не успел, тот не успел.
А через мгновения грохот сотряс стены домика. Кошмар, который разразится через несколько секунд, начал свой поход по этому месту.
Глава 10
Рокот пролетевших над головой истребителей заставил прижаться Миланье поплотнее к Кенту. Она уже не думала о том, что надо спасти девочку. Не думала о том, что надо бежать или искать укрытие получше. На мгновение все мысли покинули её хитрую голову. Пальцы лихорадочно сжались на малуме, вогнув в него когти и заставив зашипеть, однако она даже не обратила на это внимания. Все её мышцы словно налились сталью, больше не способные разгибаться или вообще как-либо двигаться.
Теперь она могла только прижиматься к нему, большому и тёплому, надеясь, что всё это закончится как можно быстрее. Она не боялась сейчас умереть, не боялась боли или страшных существ. Нет — Миланье хотела, чтоб грохот стих. Он почему-то ассоциировался у неё со смертью, пусть и был схож с рёвом Роро.
Но это не касалось Кента.
Для него подобное не было чем-то новым. При нём истребители и штурмовики не раз заходили на цель. Этот звук значил, что очень скоро бой закончится, что вот они сбросят бомбы или же обстреляют ракетами, после чего победа будет за ними. Этот рёв, этот грохот, они были по родному знакомы, словно напоминая, что человечество ещё живо и борется с демонической угрозой.
Однако теперь Кент находился по другую сторону фронта, и бомбили они не врагов, а его самого.
Симфония налёта проиграла всего-то секунд десять, когда, видимо, штурмовики заходили на цель отбомбиться, после чего их рокот пошёл на убыль. Вопреки ожиданиям не было никакого оглушительного грохота, словно мир начинает рушиться, земля не спешила вздыматься под ними или дрожать, а ударная волна сносить дом. Их жизнь не оборвалась под рокот штурмовиков.
Но то, что не значило одно, значило совершенно другое.
Вместо взрыва послышались приглушённые хлопки, словно что-то лопалось. Слишком слабые для обыкновенного взрыва, но при этом не менее смертоносные. И едва Кент его услышал, как тут же поднялся. Он узнал этот звук. Тот факт, что их не порвало в клочья взрывами, отнюдь не значил, что они в безопасности, но теперь у них была пара минут и возможность выжить, если всё пройдёт гладко. Он не боялся и не думал «а что, если» — Кент просто действовал с присущей ему холодностью и отстранённостью в такие минуты.
На пол дома сразу полетела сумка, чтоб было сподручнее в ней рыться. Молния издала жалобный «вз-з-зик!», когда он грубо расстегнул её. В рюкзаке лежало много всякого добра, которое приватизировал у погибших солдат Кент, однако сейчас оно было лишь ненужным грузом, мусором, который отделяет его от спасения. Где-то внутри у него лежали они — их надежда не помереть здесь рядом с демонами на пару. Но по глупости Кент затолкал их, судя по всему, на самое дно. Он быстро рылся, перебирал вещи, выбрасывал их наружу, когда Миланье…
Просто взяла и выскочила на улицу.
— Стой! — крикнул он и попытался схватить её хотя бы за хвост, но не дотянулся буквально на считанные сантиметры. Маленькая идиотка, даже не понимая всей опасности, выскочила на улицу, взмахнув хвостом, и была такова.
Девочка! Она осталась на улице! — вот какие мысли были в её голове, когда она выскочила наружу.
Почему Миланье беспокоилась так о других? Она сама не могла ответить на этот вопрос, однако эгоисткой её точно назвать было нельзя. Возможно, после всего случившегося на неё подействовала именно вырезанная деревня, начиная от детей и заканчивая стариками. А может ответ кроется в тех же чувствах, с которыми люди бросаются спасать неизвестного им человека из огня, из-за чего солдаты выносят на себе детей, которые принадлежат врагу, а простой прохожий, рискуя жизнью, пытаются помочь незнакомцу. Просто потому что не могут пройти мимо и для этого не нужно ни объяснений, ни оправданий.
Но едва она выскочила на улицу, как почувствовала лёгкий аромат фруктов и перца. Едва заметный, но с каждой секундой он становился всё сильнее. А ещё у неё запершило в горле, в носу стало щекотать, а в глаза словно попал дым. Но Миланье не обратила на это никакого внимания.
Она искала девочку. Искала взглядом среди странного желтоватого тумана, который двигался в их сторону, заволакивая собой всё.
— Ты где?! Эй, девочка, ты где!? Кхе-кхе-кхе… — она закашлялась. Что-то теперь ощутимо щипало глаза, а горле было ощущение, словно его обмазали жгучей мазью. — Девочка!
Но едва она собиралась броситься туда, в туман, как крепкая рука схватила её сзади за шею и дёрнула назад.
— Дура обсосанная, ты чо творишь?! — рявкнул приглушённый голос Кента за её спиной.
— Девочка! Де… кхе-кхе-кхе…
Она едва обернулась к нему, как тот сразу прижал к её лицу что-то. Какую-то… ткань… Гладкую, неприятную на ощупь, словно липнущую к коже, при этом плотная на ощупь, напоминающая по своей структуре шкурку.
Миланье не знала, что такое резина.
— Что ты делаешь?! Отпусти меня! — её кулачки забили по руке, которая прижала к лицу противогаз.
— Закрой рот, дура! — рявкнул он ещё громче. — Ты сдохнешь, слышишь?! Если снимешь противогаз, ты сдохнешь нахер!
— Девочка! — она попыталась вырваться из его рук, но Кент держал её крепко.
— Забудь о ней! Держи его и не убирай от лица, как бы тяжело дышать не было и как бы он тебе не мешал, ты поняла?!
— Но…
— Надо уходить, девка покойница, но мы пока ещё нет!
Наконец Миланье смогла разглядеть лицо Кента через маленькие окошечки в этом странном материале, которые ещё и пах очень специфически. На нём была… кожаная маска зеленоватого цвета с какой-то круглой блямбой на щеке. Он смотрел на неё из прорезей, заделанных стеклом.
— Уходим! — он закинул рюкзак на плечи и попытался схватить её.
— Нет! Девочка! Я не уйду без неё!
— Дура! Какая, в жопу, девочка! Забудь о ней! — даже не пытаясь больше её слушать, Кент подхватил Миланье на руки. Времени больше спорить не было. В этот самый момент облако наконец подобралось к ним и быстро накрыло обоих.
Первое впечатление Миланье было таким, словно они оба попали в туман, но не обычный, а жёлтый. Очень густой жёлтый туман, который, к тому же, клубился, словно дым. Или это и был дым? Миланье не знала, однако сквозь слезящиеся глаза она увидела ту самую девочку, которая осталась единственной выжившей в этой деревне.
— Вон! Вон она, Кент! Я её вижу!
Та шла, немного покачиваясь из стороны в сторону медленным шагом, словно на улице стоял погожий денёк, и она прогуливалась по парку. И если денёк действительно был неплохим, то вот прогуливалась она через химическое облако, что не могло не сказаться на ней.
Едва Кент увидел девочку — сразу всё понял. Даже отсюда на фоне белой кожи он отлично видел кровь, которая стекала у неё из рта и носа. Видел, как кровь стекала из её глаз аккуратными дорожками. Постоянно кашляя, девчушку выплёвывало целое облачко кровавой пыли, которая тут же растворялась в жёлтом тумане. Что бы он ни сделал, девочка умрёт, в худшем случае медленно и мучительно, выплёвывая собственные лёгкие в прямом смысле этого слова и испражняясь собственными органами, если это жёлтое дерьмо попало ей в пищевод.
Видела ли она их или шла на крики Миланье? Кент не знал этого. Но зато видел, как она что-то лепетала, двигая губами, всхлипывала и в слепой ещё не умершей вместе с ней надежде тянула к ним свои ручки. Её ноги подкашивались, но какими-то правдами и неправдами она ещё могла идти, приближаясь к ним.