— Когда как.
— А мама говорит, что красивый. Что я очень красиво пою. Хочешь послушать?
— Ага, в лесу, где бродят зомби, водятся хищники и могут находиться враги. Да, давай, мне кажется, что это очень хорошая идея.
— Правда? — обрадовалась Миланье.
— Нет! — рявкнул тот в ответ. — Ты чо, дура?!
— Не дура я! Сам-то неправильно говоришь «что». Оно произносится как «што».
— Ты что, самая умная?! Тебе-то вообще откуда знать, как правильно на человеческом языке произносить это?
— Потому что я понимаю тебя! И слышу, как ты неправильно говоришь, необразованный малум! — возмущению Миланье не было предела. Её называет дурой, но сам даже на собственном языке говорить не может нормально.
— Ты чо…
— Что!
— …прикопалась?! Я тебя и так несу на себе, так что уткнись в тряпочку там.
— У меня нет тряпочки!
— Как же ты достала… — выдохнул Кент. — Ей богу, не заткнёшься, я тебя рогами к ближайшему дереву прибью, ты поняла? Будешь висеть здесь, пока не сдохнешь от голода.
Ответом было возмущённое молчание и пыхтение. Только скрежет её коготков был слышен по его шлему. Хорошо, что хоть не по голове, а то вообще на ремни бы ему там всё порезала.
Лес однородным пейзажем сменялся перед ними. И пусть Миланье этого не видела, она всё же наслаждалась поездкой. Её, конечно, не в первый раз возили на себе — например, Роро так делал. Однако теперь у неё был собственный ездовой малум! Ну… не совсем собственный, но приучить бы его немножко к уважению, да сделать слугой… В любом случае, она победила, он везёт её на себе, её взяла!
Хотя какой ценой…
Сразу вспомнилась деревня, а вслед за ней та девочка, лежащая в пыли с дырочкой в голове. Вся в крови, с грустным жалобным лицом.
Вот она какая, война… — мелькнула невесёлая мысль у неё в голове. И чтоб избавиться от подступающих слёз, Миланье быстро тряхнула головой, отгоняя неприятные воспоминания. Вряд ли они уйдут насовсем, теперь война будет приобретать определённые ассоциации у неё, и каждый раз в голове будет мелькать картинка этой убитой девочки. Миланье в будущем может даже и забыть про этот случай, но картинка, словно фотография в альбоме, всегда будет появляться у неё в голове.
— Ты чего там дёргаешься? — пробасил Кент. Сейчас по голосу Миланье могла сказать, что он успокоился. Сколько они уже идут? Десять минут? Двадцать?
— Да в глаз что-то попало, — ответила она тихо.
— У тебя нет глаз.
— Дурак! — пискнула Миланье. — Есть у меня глаза, просто я ничего не вижу! Не говори таких глупостей!
— Остынь, мелкая.
— Не мелкая я!
— А какая? Огромная? — поинтересовался Кент.
— Нет!
— Ну тогда мелкая, — пришёл он к окончательному решению.
— Никакого уважения, — буркнула Миланье, скрестив руки на груди. — Знал бы, с кем разговариваешь, по-другому бы себя вёл.
— И с кем же я разговариваю? — спросил Кент.
— С Миланье Пеймон, — с жаром сказала она. — Ты просто малум и не понимаешь этого, но будь демоном, сразу бы оценил честь, которой тебя удостоили! Многие были бы готовы отдать свою свободу за такое.
— Ну и дебилы, — подвёл итог Кент, чем вызвал скрежет зубами у Миланье. — Но раз ты с такой гордостью говоришь о том, кто ты, тогда кто твои родители? Какие-то великие люди?
— Мои родители? О-о-о, очень великие! Вот, например, моя мама, она лучшая! — казалось, Миланье только обрадовалась похвастаться тем, кто её мать. — Она наисильнейшая из всех! Она очень-очень-очень уважаемая женщина! Она очень мудрая, красивая и влиятельная! Она… — но тут Миланье неожиданно замолкла, внимательно, немного прищурившись, посмотрев на Кента, пусть и не могла его видеть, а он её. — А зачем ты интересуешься?
— Да просто, — пожал он плечами. — Интересно, кто твои родители, вот и всё. Ты слишком часто упоминаешь, что очень важная шишка.
Она внимательно смотрела на него, после чего продолжила.
— Моя мама наискучнейший, ничем не выдающийся, самый-самый непримечательный обычный демон. А я обычная девочка, которая не умеет ничего, — отчеканила Миланье.
— А вот мне так не показалось, — усмехнулся он. — Гонору, что дерьма в канализации. И постоянно болтаешь: я такая, я сякая. Обычные люди себя так не ведут.
— А я и не человек, — ответила Миланье, словно это было оправданием её поведению. — И чтоб ты знал…
Неожиданно Миланье замолкла. Даже не спрашивая, Кент знал — сейчас она принюхивается к чему-то. Он слышал по её шмыганью носом, быстрому-быстрому, словно у собаки. И мог предположить, что она унюхала — трупы или средство передвижения той группы.
— Кент, пахнет горелым.
Значит, средство передвижения.
— Сможешь сказать, как далеко?
— Я не знаю. Пахнет противно, очень противно, мерзко.
— Как пахнет горелое мясо? — нахмурился он, но, к его облегчению, Миланье быстро замотала головой.
— Горелое мясо пахнет приятно. Здесь же пахнет странно. Как… как… — она задрала голову к небу, приложив палец к подбородку, пытаясь подобрать слова. — Как… как те железные сгоревшие колесницы, что мы встретили на дороге! Точно! Как они! Кент, это колесницы?
— Не думаю, если только там впереди не дорога, — покачал он головой. — А теперь для тебя ответственное задание, Миланье.
— Хорошо, я помогу тебе, — гордо и слегка высокомерно ответила Миланье, но Кент не обратил на это внимания. Она ещё ребёнок, да, умный, но ребёнок. Потому глупо обращать на это внимание. Хочет быть полезной? Пусть будет, он не против.
— Отлично. Нюх у тебя как у собаки, потому…
— Ну ты и сравнил! Кент! Это обидно! — со слезами в голосе воскликнула Миланье. — Как ты мог сравнить меня с собакой?!
— Не тебя, а твой нюх, тупка. А теперь задание — сейчас мы будем продвигаться дальше, и если учуешь что-то, помимо гари, или услышишь, скажешь мне. Очень тихо постучишь по шлему, поняла?
— Угу, — слегка обиженно ответила она.
Туман с приходом позднего утра стал постепенно таять, и видимость улучшилась, однако не настолько, чтоб можно было разглядеть округу. Потому им стоило быть вдвойне осторожней.
Пистолет приятной тяжестью лёг в ладонь, и с ним Кент почувствовал себя немного увереннее. Вряд ли дойдёт до стрельбы, но кто знает. Этот мир сам по себе враждебен к человеку. И меньше всего Кенту хотелось сполна прочувствовать эту враждебность на себе. Как показал вчерашний вечер — это может очень плохо и мучительно кончиться, но теперь не только для него.
Глава 12
Он заметил вертолёт ещё до того, как почувствовал запах гари. В этом плане он был Миланье не конкурент — как бы она ни обижалась, но чутьё у неё было словно у зверя, когда сам Кент выглядел слепым котёнком рядом с ней.
К тому моменту, как они наткнулись на вертолёт, туман практически сошёл на нет, застилая собой только дальние уголки леса между стволов деревьев. Солнце с трудом освещало всё, что находилось под кронами. Его лучи пробивались тонкими дорожками то тут, то там, образуя ослепительные островки света.
— Я чувствую его очень отчётливо, этот запах гари. Мы близко?
— Да, я его уже вижу, — кивнул он.
— Где?
— Перед нами. Но вряд ли тебе это поможет, — заметил он. — Ты всё равно ничего не видишь.
— Бу на тебя, — надула Миланье щёки. — Злой ты.
Вертолёт, что лежал среди стволов, пробив дыру в плотном слое крон деревьев, представлял из себя большой длинный двухмоторный транспортник с одним двигателем спереди и одним двигателем сзади. Он был похож на какую-то огромного тушу мифического чудовища, который свалился с неба и лежал в островке солнечного света, словно сам бог решил его осветить. Если он есть в этих местах.
Не узнать его было так же тяжело — этот вертолёт был такой же неотъемлемой частью демократии, как гамбургеры, танки Абрамс и доллар. Если Кенту не изменяла память, то назывался он «Чинук». Он, наверное, столь же сильно ассоциировался с США, как и Ми-24 с СССР. Только вот…
Остался от представителя демократии только остов. Причём даже не дымящийся, следовательно, сгорел он давно. По крайней мере точно не этой ночью. Обломков тоже было мало, если не считать обломанных лопастей, что лежали то тут, то там. Выглядело больше так, словно он просто сверху аккуратно приземлился, попутно переломав лопасти, чем падал чёрт знает откуда. По крайней мере, Кент мог предположить, что он загорелся уже после приземления.
Все стволы вокруг него были чёрным, слегка обугленными, трава чёрным пятном пепла расходилась на несколько метров в стороны. Удивительно, что вместе с ним не сгорела добрая половина леса.
— Так, Миланье, стой на месте и никуда не уходи, ты поняла? — снял он её со своей шеи.
— А ты куда? — жалобно спросила она. — Как же я буду здесь одна?
— Я буду рядом. Просто осмотрю тут кое-что. Ты поняла?
— Да, — вздохнула она так, словно Кент запретил ей гулять с друзьями.
Больше всего Кента интересовало то, что было в грузовом отсеке, если там, конечно, что-то осталось.
Но, как оказалось, грузовой отсек, где, помимо грузов, сидели и пассажиры, был действительно занят. Старый добрый хамви, а вернее, его обугленный остов, похожий на скелет какой-то твари. Были ещё какие-то коробки, судя по всему, с каким-то оборудованием, но определить по ним тип аппаратуры было очень тяжело.
Вопрос века — куда летел гружённый вертолёт с хамви и аппаратурой плюс двадцать бойцов из элиты военных подразделений? Кент не имел на это ответа. В аду ответы вообще были роскошью, и большинство вопросов оставались с ответом: потому что так.
Может что есть в округе?
Но едва Кент начал оглядываться, как раздался громкий:
— АЙ!
Когда Кент оборачивался, в его руках уже был автомат, снятый с предохранителя. Но тревога оказалась ложной. Миланье умудрилась очень тихо, так, что он даже не услышал, приблизиться к вертолёту, идя на ощупь. Как у неё это получилось, ему было неведомо, однако в конце её шестое чувство дало сбой, и она ударилась лбом в ствол дерева.