— Я поняла вас, госпожа. Однако… ваши глаза разъело, словно кислота или яд попали в них. Позвольте поинтересоваться, как так произошло?
Буквально пару секунд она раздумывала, стоит ли говорить о том, что произошло, или нет, после чего решила, что ничего страшного, если она расскажет, не произойдёт.
— Я была в деревне соми, когда на неё опустилось жёлтое ядовитое облако. Я пробыла в нём едва ли больше минуты, но… мне казалось, что всё внутри меня разъедает. Малум, что остался за дверью, спас меня, вытащив оттуда.
— Малум спас демона? — изогнула бровь Жарки. — Мир не перестаёт нас удивлять, госпожа. Видимо, вы хранимы самими титанами, и их могучая рука вела вас и оберегала от невзгод. Но прошу простить мою дерзость и любознательность, что не доводит до добра, но малум стал вашим слугой?
— Да, — беззастенчиво соврала Миланье. Более того, она сказала это с таким уверенным видом, словно подобное само собой разумеется, что даже Жарки, будучи уже взрослым демоном, не чувствовала лжи в её словах, пусть и не до конца поверила ей.
— Мир удивителен. Однако он отличается от того, что я слышала о малумах. Более спокойный и менее агрессивный, — покосилась Жарки на дверь, за которой стоял малум.
— Вы не боитесь его, как я вижу, — Миланье не спрашивала, она утверждала. Может она и не видела её, но чувствовала это по голосу. Жарки не боялась, она скорее интересовалась им.
— Вы правы, госпожа. Я демон любопытный и нахожу малума интересным. Он так отличается от нас, но при этом имеет очень много общего по внешности с некоторыми высшими демонами, да не оскорбят мои слова вас, ибо не в обиду сказаны они.
— Ничего-ничего, — махнула она рукой. — Всё в порядке. Но он действительно отличается от других.
— Мир удивителен, жаль лишь то, что его собратья не столь добры. А теперь одно мгновение, госпожа, сейчас я коснусь ваших глаз пальцами. Будет неприятно и может немного больно, но вы не должны дёргаться или пытаться убрать мои руки.
— Да, конечно, — кивнула Миланье спокойно. И её спокойствие никак не соответствовало тому, что она чувствовала внутри. Страх, испуг, боязнь боли. Подобно ребёнку, попавшему к стоматологу в первый раз, который говорит: «будет совсем не больно», доставая огромную дрель. — Я не боюсь боли.
И это ложь. Она очень боялась боли. Больше боли она боялась только потерять честь, пусть и не знала, как это делается, и мать, которая грозится её выпороть.
Однако, вопреки её опасениям, всё оказалось куда более безопасно и безболезненно, пусть и очень неприятным.
Стоило Жарки коснуться пальцами глазных яблок, как Миланье почувствовала жжение. Она рефлекторно начала моргать и даже уже было потянулась к рукам лекаря, однако вспомнила её слова и удержала себя. А жжение очень быстро перешло в щипание. Неприятное, словно кто-то пустил маленьких насекомых на её глаза.
Миланье очень хотелось почесать глаза, и чем больше она терпела, тем сильнее ей хотелось это сделать. Очень скоро она была готова буквально вцепиться когтями в собственные глаза, лишь бы успокоить ужасный зуд, который буквально доставал до затылка. Миланье пришлось приложить все свои усилия и возвать к своей усидчивости, чтоб оставаться невозмутимой. Лекарь даже не понимала, чего той это стоило.
И едва хладнокровие пошло трещинами, чтоб дать волю себе, как неожиданно зуд с глаз спал. Теперь Миланье казалось, что к глазным яблокам приложили кусочки льда. Было очень приятно после чудовищного зуда чувствовать холод, который, казалось, заставлял замерзать глазные яблоки. Больше не было ощущения, что насекомые бегают по глазам, выедая их.
А потом всё и вовсе прекратилось.
Жарки убрала пальцы от её глаз, и на мгновение даже такой тусклый свет, что царил в её доме, ослепил Миланье, от чего она только и могла, что моргать и протирать глаза кулачками. Краски после беспросветной серости, даже тёмный, резанули глаза. Они сплошным потоком закружились перед её глазами, от чего у Миланье даже немного закружилась голова.
— Ну как, госпожа? Вы видите что-нибудь? — она подняла свой когтистый палец перед её глазами и начала водить влево-вправо. Миланье, убрав кулачки от глаз, рефлекторно начала водить глазами следом за ним.
— Палец?
— Верно, — хихикнула Жарки. — Значит, всё было не настолько страшно, как я боялась, госпожа. Мы смогли обойтись просто магией.
— Спасибо, — выдохнула Миланье, разглядывая свои руки.
Она чувствовала огромное облегчение в этот момент, что мир вновь вернул свои краски. Всё-таки ориентироваться на нюх, слух и собственную интуицию не так уж и удобно. От чего сказала это действительно искренне, что не утаилось от демона, которая мягко улыбнулась.
— Я всегда к вашим услугам, госпожа.
Миланье глянула на дверь.
— Тогда я хотели бы отблагодарить вас. Денег у меня нет, но уверена, что найдётся подарок за вашу помощь.
— О, прошу вас, не стоит, — покачала головой демон, не сильно сопротивляясь.
— Я настаиваю, — покачала головой Миланье. — Прошу вас, не обижайте меня.
Это была часть этикета — один отказывается, другой настаивает. Обеим было известно, что одна в любом случае подарит, а другая в любом случае примет. Не проведи они эту мини-церемонию, то одна бы показала неуважение к высшему демону, а другая к труду и помощи ничем не обязанного ей лекаря.
— Я очень благодарна вам, госпожа Миланье.
— Я вам тоже. Моя мать, высший демон Лерайе Пеймон, будет благодарна вам. Уверена, что, когда я вернусь в своё поместье, а она всё узнает, отблагодарит вас куда лучше, чем мы сейчас. И мы… эм… Жарки, что-то случилось?
Миланье забеспокоилась. Очень сильно забеспокоилась, увидев реакцию Жарки на её слова. Слегка распахнутые от удивления глаза, смотрящие прямо на Миланье. А потом в сторону, словно стараясь избежать зрительного контакта. Казалось, Жарки стала немного меньше, чем была, словно сжавшись от одного упоминания её матери. Её удивление, а после и грусть с желанием скрыть правду были слишком хорошо видны на лице.
Холодный, пробирающий насквозь страх мгновенно пронизал тельце Миланье, заставив покрыться мурашками. Он буквально пронизал всё внутри её груди, заставив сердце трепетаться.
Она была ребёнком, временами глупым.
Но она не была дурой.
И Миланье не хотела верить. Ведь…
Если не сказала, значит, неточно! Да и с чего я взяла это?! Почему такая глупая мысль лезет ко мне в голову?! Это…
Невозможно?
Секунды тишины обрушились неимоверной тяжестью на её плечи, и ей требовалась вся сила воли и духа, чтоб задать вопрос, на который она не хотела слышать ответ. Или хотела, но лишь отрицательный.
— Жарки? — неуверенно, слегка дрожащим голосом позвала она её. — Ты хочешь что-то мне сказать о моей матери, не так ли?
Та как-то неуверенно приподняла голову, взглянув на Миланье, после чего вновь опустила его. И так несколько раз, явно не радостная тому, что такая честь досталась именно ей. Сжала губы, приоткрыла, собираясь что-то сказать, после чего вновь сжала. Вздохнула и уже более твёрдо посмотрела на Миланье, явно набравшись твёрдости сообщить новость.
— Госпожа Миланье. Недавно до нас дошли недобрые вести, что к городу Ремадье Столаса подбираются малумы. Его армия уже выдвинулась навстречу врагу. Однако беженцы, что шли оттуда, включая отступающих солдат других армий, несли недобрые вести…
— Ближе к теме, — дрожащим голосом поторопила Миланье, не желая слушать долгое предисловие.
— Нам принесли злую весть, что великие демоны пали вместе со своими армиями при защите замка Господина Асмодея несколько дней назад. Среди них были великие демоны господин Граус Асмодей и господин Корион Гаап. И… ваша мать, великий демон госпожа Лерайе Пеймон.
Пустота. Просто ни единой мысли. Это обрушилось на неё, словно снег на голову. Казалось, что больше ни одной мысли не появится в её голове. Казалось, что пустота, которая внутри неё образовалась, больше никогда не заполнится. Чувство нереальности стало куда сильнее, выталкивая из неё всю рассудительность и возможность здраво мыслить.
Асмодей… Граус Асмодей… он… он… у него в городе мои сёстры гостили… Я… помню… Но там же должно было быть… безопасно?
— Но к-к-как… — пробормотала Миланье, чувствуя, как силы вместе с ощущением реальности покидают её. Это напоминало страшный сон, который неожиданно обвалился на её голову. — Он же непобедимым считается… И замок далеко…
Ей с трудом удавалось формулировать свои мысли. Язык совершенно не слушался. Во рту стало сухо.
— Госпожа, я не знаю подробностей. Мне лишь известно, что город вместе с замком пал. Того города нет, и… никто не вышел из окружения. Я сочувствую вашему… горю… — пробормотала она в конце.
Обе замолчали. Эта гнетущая тишина была наполнена чем-то безумным.
— Это… это невозможно… Это невозможно, верно? — неожиданно рассмеялась истерически Миланье. — Это ложь. Моя мать не могла погибнуть!
Но Жарки смотрела на неё с сочувствием, не отвечая. В её глазах была грусть с печалью, которую было не скрыть. Истерический смех Миланье медленно сошёл на нет, перейдя в плачь. Демон мягко опустила её голову на плечи, желая обнять шокированную новостью о полной потере семьи девочку, когда её рыдания перешли в…
Миланье задрала голову к потолку и что было сил закричала.
Её крик, впитавший в себя всю боль, разрушил всё атмосферу внутри дома. Она больше не могла держать всё это в себе и дала эмоциям выход через собственный голос, разрывая свои голосовые связки. И не только крику она дала выход — посуда, до этого мирно покоящаяся на полках и в шкафу, задребезжала. Заскрипела мебель. Весь дом завибрировал от неожиданно возникшей силы, немного потрескивая и шурша осыпающимся с потолка песком. Тот, не успевая осесть, развеивался в воздухе.
А буквально через мгновение весь мир вокруг Миланье ещё раз бесповоротно изменился.
Дверь, прочно сидящая на петлях, внезапно влетела в комнату, вырвав их из стены с корнем. Едва Жарки успела приподняться и повернуться лицом к проёму, как крик Миланье перебил грохот. Треск очереди.