Чертоги памяти — страница 11 из 37

Дэнни плещет в лицо холодной водой – снова и снова, – споласкивает рот, а потом обеими руками хватается за край раковины и смотрит в глаза своему отражению. Один глаз зеленый, второй карий, и оба горят решимостью – два неугасимых огня.

Он заставляет себя улыбнуться, старается согнать с лица страх и тревогу. Какой бы древней и запутанной ни была эта история, я непременно выясню, что случилось. Выясню, кто из «Мистериума» или его ближайшего окружения предатель.

И, может, мне еще выпадет шанс врезать льву по носу!

10. Почему нельзя полагаться на дилетантов

Неподалеку оттуда по одному из самых темных переулков шагает Ла Лока. Сняв светло-зеленый плащ, она выворачивает его наизнанку и накидывает на плечи черной стороной вверх: прием для быстрой смены облика. Задумчиво проводит рукой по коротко стриженным волосам.

Две минуты назад она мимолетом видела – высоко над головой – темную фигурку Дэнни, перепрыгивающего проем, выбросившего вперед руки и ноги перед приземлением на очередную крышу. Мелькнул – и исчез.

Неплохо, думает она. Неплохо. Мальчишка удрал от этих олухов, когда уже казалось, что они загнали его в угол. Изобретательно. И отважно. Пожалуй, теперь она наконец понимает, зачем «Сорок девять» вызвали для этого задания именно ее. Честно говоря, приходится признать: иной раз, когда успеешь проникнуться к жертве уважением, труднее нанести удар. Но зато и целеустремленности у тебя прибавляется – к тому же она нечасто уважает тех, кого ей доводится убивать.

Она вытаскивает из кармана телефон, выбирает в контактах номер, нажимает и ждет. Отвечают по-испански: неразборчиво и слегка нерешительно.

– Ваши парни облажались, – сообщает она по-английски.

– Что?

– Дилетанты. Теперь этим займусь я. Отзовите всех остальных. Не хочу, чтобы кто-нибудь болтался у меня под ногами, пока я сама не позову. Ясно?

– Ясно.

– Я дергаю ниточки. Я стою у руля.

Она дает отбой и быстрым шагом направляется прочь, мимо очереди, выстроившейся в переулке рядом с музеем Пикассо[44].

В голове уже складывается план. Скорее даже игра. Сделаем вызов достойным, дадим юноше, с чем побороться. В конце игры, конечно, она оборвет его жизнь – но можно же сперва приятно провести несколько деньков, а не сразу гнать бычка на бойню. Рядом с ее телефоном в кармане лежит и тот, что она утащила у мальчишки на многолюдной Рамбле. Удачно вышло – вот так вот на них наткнуться.

Ей вспоминается черная кошка, которую она видела в детстве. Каким злобным огнем иногда загорались ее медные тусклые глаза! Каким неожиданным коварством вспыхивали! Как-то раз эта кошка притащила на кухню еще живую мышь, судорожно дергающуюся в ее когтях, а потом больше часа играла с ней: то отпускала, то преграждала ей, уже почуявшей свободу, путь хвостом, то давала немного отбежать, а потом настигала одним прыжком. Под конец, устав от забавы, кошка одним ударом лапы убила несчастного грызуна – только кровь брызнула по белым плиткам.

Ужасно – но и притягательно.

Акт второй

Вспоминать прошлое – совсем не то же самое, что вспоминать то, что было на самом деле.

Пруст[45]

1. Почему папа уткнулся в книгу

Проходит час.

Прячась в тени деревьев маленького парка рядом с Саградой, Дэнни осторожно обозревает окрестности.

Он вернулся, стараясь идти той же дорогой, что уходил, – через площадь, где возносилась к небесам живая пирамида, потом по Рамбле, мимо неутомимых фонтанов площади Каталонии, надеясь по пути разыскать Замору, весь обратившись в зрение и слух, опасаясь нового столкновения с черными шлемами. Но не видел ни карлика, ни потерянного телефона, ни полиции.

Не увижу Замору еще пять минут, думает Дэнни, добегу до черного входа и найду Розу.

На ноге запеклась кровь, лодыжка пульсирует болью. Над головой с пронзительными воплями носятся зеленые попугаи. Очередь в собор становится все длиннее и длиннее, туристические автобусы дымят выхлопными газами, моторы перегреваются на холостом ходу. В поле зрения ни одного полицейского – и уж конечно никого, кто смахивал бы на члена международной преступной группировки. Но на них ведь и не написано, что они преступники, так что как знать…

В спину врезается жесткая сосновая кора. Надо бы, думает Дэнни, разработать план, а не плыть по воле течения, как сейчас. Так разбей же происходящее – примени папин «атомный метод» и раздели целое на частицы, а тогда уж работай с ними по очереди, по одной. Главный вопрос слишком расплывчат, слишком неясен: что происходит в Барселоне? Надо разбить его на составляющие. Почему за мной охотится полиция? Кому в труппе можно до-верять?

И о прошлом забывать нельзя. Все взаимосвязано. Наверняка в событиях прошлого кроются ключи к событиям настоящего – и наоборот…

По пути обратно к собору он решил попросить у Лоры копии зашифрованных отрывков из папиной «Книги освобождения». Они точно что-то да значат! Он мысленным взором видит последние несколько страниц. Он так часто рассматривал их долгими унылыми вечерами в «Болстоуне», что помнит, где именно зашифрованные отрывки вкрадывались в череду более рутинных записей и списков намеченных дел. Столбцы чисел, подчеркнутых так страстно, что карандаш местами прорывал бумагу, до и после шифровок – звездочки. Но сам шифр размывается в памяти, просто так его не воспроизведешь. Надо было мне слушать повнимательнее, когда папа распространялся о приемах мнемотехники[46] – о при-емах из тех времен, когда в начале карьеры он работал в кабаре.

Как же папа все это любил! Мнемонические схемы, игры на запоминание, всевозможные кодировки и шифры. Показывал мне основы, вроде «крестиков-ноликов», а потом демонстрировал, как их можно усложнить при помощи кодового слова. Дэнни вспоминает восторг, с которым он, совсем еще маленький, разгадывал послание, оставленное для него в трейлере. И как же досадовал, когда в расшифрованном виде оно гласило всего-навсего: «Твоя миссия, если ты возьмешься за нее, состоит в том, чтобы прибраться на своей половине трейлера!» – а вовсе не какую-нибудь экзотическую подсказку, где спрятан клад. Как он приставал к папе, выклянчивая себе «настоящее приключение» со «всамделишными подсказками». Но отец, устав от возни с цирковой бухгалтерией или особо утомительной репетиции, лишь качал головой и, усаживаясь на диван с прихваченной со стеллажа книгой, обрывал нытье неизменным: «Не сейчас, Дэнни! Ради всего святого! Я совершенно вымотался…» Он скрывался за обложкой толстого тома, а Дэнни только и оставалось, что мечтать о братике, сестренке или хотя бы каком-нибудь приятеле-ровеснике.

Я до сих пор одинок… думает Дэнни сейчас.

Он бросает взгляд на часы. Пять минут почти прошли.

И тут в вихре облегчения видит, как Замора вылезает из такси. Слава богу! Судя по внешнему виду, стычка с полицией не повредила карлику – проворно выскакивая из машины, он, как всегда, буквально брызжет энергией. Однако сейчас над ним высится какой-то незнакомец, рослый и крепко сбитый мужчина. Оба наскоро осматривают улицу вверх и вниз, и Замора вскидывает руки жестом не то разочарования, не то досады. Здоровяк успокаивающе кладет ему руку на плечо. Оба направляются к главному входу в собор. На каждый шаг здоровяка карлику приходится делать два с половиной шага.

Дэнни выскакивает из тени и припускает через дорогу, лавируя между нищими и туристами:

– Майор! Я здесь!

Карлик оборачивается. Морщины на лбу у него разглаживаются:

– Дэнни! Madre de Dios![47] Дурачок, как же я переволновался! С тобой все в порядке?

– Ага.

Дэнни кивает, но взор его уже соскользнул на спутника майора, внимательно прислушивающегося к разговору. Пожалуй, думает мальчик, лучше пока не открывать карты, придержать их при себе.

Сложением незнакомец напоминает медведя. Крепкие руки, широченные плечи. Открытое, широкое лицо, а нос точно у корабля. Одет в наглухо застегнутую дорогую кожаную куртку. Майор замечает колебания Дэнни:

– Ага! Помнишь Хавьера Луиса? Хавьер тут наш импресарио.

– Ты меня не помнишь, – встревает в разговор спутник Заморы. У него сильный испанский акцент. – А вот я тебя еще как! – Он протягивает широкую, точно лопата, ладонь и торжественно пожимает руку Дэнни. – Как ты? Оторвался от ищеек?

– Да. Gracias.

Он смотрит на Хавьера, Хавьер на него. Есть в этом здоровяке нечто успокаивающее, внушающее уверенность. Дэнни чувствует, как сковавшее плечи напряжение чуть ослабляет хватку.

– Не стоит стоять на виду, – говорит Замора, мотнув головой на парк. – Расскажешь мне обо всем, как доберемся до берлоги Хавьера. Это тут рядом, через дорогу. Нам надо кое-что разузнать… а у Хава имеются полезные контакты – еще со старых деньков.

Здоровяк улыбается. Взгляд его скользит в сторону, словно он что-то вспоминает, но видно: воспоминание это не из приятных. Печальное или тяжелое, слегка потускневшее от времени, но все еще оттягивающее книзу уголки губ.

До того тягостное, что даже у Дэнни лицо невольно напрягается и, пока они втроем идут через тенистый сквер, по телу у мальчика пробегает дрожь.

2. Почему племянники опасны для здоровья

Роскошная квартира Хавьера окнами выходит прямо на махину Саграды.

Дэнни, все еще не до конца пришедший в себя после волнений и усталости утренней погони, сидит на подоконнике. Взор его прикован к головокружительно-высоким башням и парящим над ними кранам. Интересно, какая там высота? Вот это был бы номер для канатоходца! Но у него коленки слабеют от одной мысли о прогулке по канату на такой вышине.

Где-то там, наверху, под клубящимися облаками, он различает кабинки крановщиков: далекие поднебесные коробочки с крохотными обитателями. Все равно что астронавты на космической станции – под ногами у них бездна.