Но тут взгляд Аки случайно падает на Дэнни. Циркач замирает – на долю мгновения, однако этого достаточно, чтобы сбиться с темпа: и когда он летит вниз, паря в свете прожекторов, пальцы его лишь краешком задевают руку Бьорна, и Аки, кувыркаясь, уносится вниз, приземляясь беспорядочной грудой, точно тряпичная кукла, на сетку безопасности. Музыку прорезает крик боли.
Что это было? Та самая реакция, которой я ждал? Сердце у Дэнни бьется с не-истовой силой. Да, пустяк – но все же клоун сбился с темпа. Мальчик во все глаза смотрит на барахтающегося в сетке Аки.
Роза качает головой. Билли с Марией выдают череду разрозненных аккордов, а Мария саркастически смеется в микрофон – так они на арене всегда прикрывают чью-нибудь оплошность. Дарко морщится и засовывает телефон в карман.
– Аки еще не в форме, Роза. – Он косится в сторону Дэнни. – Что бы сказал твой старенький папочка, Дэнни? «Болваны! Я окружен сплошными болванами!»
Голос воспроизвести ему удается – рокочущий бас с вполне различимым валлийским акцентом. Но вот с выражением лица и мимикой – провал.
– Ради бога, Дарко, – протестует Замора.
– Если ему хватило храбрости вернуться сюда, то и с этим он справится, – возражает Дарко и крепко хлопает Дэнни по плечу. – Верно?
Но Дэнни так сосредоточенно выискивает взглядом клоунов, что фраза проносится у него над головой не задев. Джои стоит левой ногой на бруске для отталкивания и смотрит вниз, чуть подавшись вперед и держась только одной рукой. Он ухмыляется упавшему товарищу. Потом переводит взгляд на Дэнни.
Только не отворачивайся, велит себе Дэнни. Не показывай испуга.
– Ты его сбил с толку, Дэниел! – кричит француз и смеется из-под маски. – Впрочем, на этой неделе его все с толку сби-вает.
– Перерыв! – объявляет Роза. – Пять минут. Мария, займись, пожалуйста, ногой Дэнни, пока он кровью весь пол в соборе не залил!
Джои ухмыляется, балансируя на приступке – и падает на натянутую внизу сеть.
Мария выкатывает аптечку – маленький серебряный контейнер, на котором изображен большой красный крест и видна надпись «Больница “Мистериума”». Присев на корточки рядом с мальчиком, гимнастка закатывает его штанину и морщится. Из ранки все еще сочится кровь.
– Бог ты мой, Дэнни, как тебя угораздило? Да тут зашивать придется.
– Ну ладно, – соглашается он, но при виде сочащейся из пореза темно-красной крови на него внезапно наваливается усталость. Тело тяжелеет. Мария выпрямляется и смотрит ему прямо в глаза.
– Наверное, это все немножечко чересчур… Ну то есть вернуться сюда, а семьи твоей больше нет… – голос ее стихает от неуверенности. Но вскоре лицо светлеет: – Эй, а показать мою новую татушку?
Она задирает жилетку и поворачивается спиной. В самом-самом низу, под поясницей свернулась восьмеркой, образуя символ бесконечности, змея, кусающая собственный хвост.
– Это называется «уроборос»[55]. Клево, да? Это про то, что жизнь – она продолжается и продолжается… что бы ни случи-лось.
– Папа всегда оставлял такой знак для мамы, когда они только начали встречаться. Мастерил из веточек или рисовал на инее, – откликается Дэнни, признательный за возможность воскресить радующие воспоминания: как мама всегда говорила, до чего же приятно было видеть символ их любви, размещенный у всех на виду – например, на запотевшем окошке кафе – и все же непонятный непосвященным.
– Нам всем их очень не хватает, Дэнни, – говорит Мария. И снова замолкает, боясь, не сказала ли лишнего.
Дэнни опускает взгляд на окровавленную ногу и старается выдавить из себя улыбку. Может, Мария сумеет добавить в головоломку недостающий кусочек. Надо расспрашивать всех и каждого.
– Мария, а ты помнишь последний день? День пожара?
Мария вздыхает:
– Такой ужас творился, Дэнни. Не знаю…
Она явно обходит какую-то тему стороной. Умалчивает. Отводит глаза. Но при этом хочет и чем-то поделиться.
– Ну расскажи, пожалуйста, – начинает Дэнни, легонько касаясь ее руки, чуть постукивая – по той точке на предплечье, которая, по папиным словам, помогает разговориться… Похоже, он все делает верно – Мария вздыхает:
– Господи, помилуй! Да ведь в тот самый день я сказала твоему папе: мол, пусть пойдет и повесится. Даже не так выразилась, а еще хуже, гораздо хуже. Да пропади ты пропадом – сказала, и еще кой-чего прибавила. Знаешь, он ведь иногда таким был паршивцем. А получилось – это было последнее, что я ему сказала. Боже, мне та-а-а-а-ак из-за этого плохо!
В глазах ее стоят слезы. Слушать, как о папе опять отзываются не слишком лестно – ужасно больно. Дэнни отводит взгляд, но думает про себя – тут дело только в этом, никаких иных мрачных тайн.
– Ох ты господи, надо ведь тебя подлатать, – Мария берет себя в руки. – Сделаем пару стежков, а?
– Я выдержу.
– Пощиплет немножко.
Мария промывает царапину антисептическими салфетками, Дэнни невольно морщится. Но к тому времени, как она достает из упаковки стерильную иголку, тщательно выбирает нитку и, чуть высунув от сосредоточенности язык, нагибается над ногой мальчика, голова у него уже так занята другими мыслями, что он почти не чувствует боли.
Дэнни снова обшаривает глазами арену, проверяя, кто чем сейчас занят.
Дарко кидает ножи в деревянную мишень. Они прорезают яркими вспышками полумрак и с глухим стуком вонзаются в доски – не дальше ширины пальца от обрисованной мелом человеческой фигуры. Роза с девочками просматривают порядок номеров, лица их сосредоточенны и серьезны.
Джои и Аки чуть позади них стоят почти вплотную друг к другу и разговаривают. Вот они дружно косятся в его сторону – и так же дружно отворачиваются.
Я все выдумываю, спрашивает себя Дэнни, или во взглядах и выражении лиц клоунов читается вина? Из-за того, что я поранился?
4. Почему счастье – это теплый ствол
Примерно в полумиле оттуда, затерянная в лабиринте переулков квартала Раваль, Ла Лока склоняется над ярко освещенным верстаком.
На заднем плане тихо играет музыка – бойкая мелодия. Ла Лока невольно притоптывает правой ногой в такт и подпевает себе под нос, склоняясь над работой.
К мобильнику убитого надо прикрепить маленький таймер, который можно будет активировать дистанционно. Рядом на верстаке лежит пластиковая взрывчатка – белый целлофановый сверточек. Более чем достаточно для задачи – но почему бы не устроить все позрелищней, расходы-то ей так и так оплатят. Когда все закончено, остается лишь прикрепить бомбу сильным магнитом к лямкам наплечной сумки. А потом – бабах!
Рядом лежит мобильник мальчишки: она поменяет там сим-карту и снова подсунет ему!
У Ла Локи ловкие, умелые пальцы. Работая, она насвистывает себе под нос в такт играющей на заднем плане песне: «Счастье – это теплый ствол. Счастье…»[56]
В глубине комнаты, вне круга света настольной лампы, темнеет секретер для хранения документов. А в нем – методично описанные, заархивированные и размещенные в хронологическом порядке на вечный покой ее жертвы. Отдельная папка для каждого, кого она стерла из книги жизни за много лет. Никому еще не удавалось заглянуть в эти папки – и остаться в живых. Никому и не удастся.
Ей самой непонятно, отчего за ней закрепилось имя «Ла Лока» – Безумная. Ведь в ней нет ни капли безумия. Она расчетлива, аккуратна, рациональна. Она оказывает определенные услуги за строго определенную плату. И не оставляет никаких мелочей на волю судьбы. Она не знает, что такое неудача. Если хотите, чтобы что-то было выполнено точно и в срок – и у вас есть деньги! – обращайтесь к Ла Локе.
Металл плавится, шипит и капает на два проводка, которые надо соединить. Ла Лока вдыхает едкие пары и на миг задерживает в легких.
На столе рядом лежит распечатка имейла от клиента.
Жизненно важно воспользоваться этой возможностью. Противники предупреждены. Протечка ликвидирована, но ущерб уже нанесен. Местный босс 38 и оперативники в курсе и приостановят активность, пока вы не завершите начатое.
Вместо подписи – аккуратная сеточка из сорока девяти точек. А в самой середине центральная точка обведена жирным красным кругом. Яблочко на мишени.
Центр.
5. Почему похлебка не пошла впрок
День на исходе. Клоуны и Летучие Акробатки собирают вещи после своей части репетиции, дружески похлопывают друг друга по спине. С лиц ушло напряжение. Атмосфера почти как в старые добрые времена. Но Дэнни все еще напряжен, все еще начеку.
Он всю репетицию высматривал что-либо подозрительное в реакции или передвижениях участников труппы – но больше ничего достойного внимания не заметил.
В горле у него все еще стоит сырой тяжелый комок эмоций. Таинственная фотография Хавьера расшевелила бурю чувств – и они так и просятся наружу. Он сглатывает, силясь загнать их обратно.
С наступлением темноты преображение арены «Мистериума» завершилось – словно бы над ней вознесся огромный купол и все они снова очутились под его полусферой. Вокруг видны лишь знакомые предметы реквизита, опоры, канаты, трапеции и качели, звездный задник с пляшущими на нем огоньками, вспыхивающими и гаснущими созвездиями и галактиками. Вон высоко над головой снова зажигается Орион. Неужели всего лишь вчера Дэнни смотрел, как звездный охотник шагает над парижским кладбищем? Неужели и вправду еще не прошло двух лет с тех пор, как он последний раз наблюдал, как на этом драматическом фоне выступают мама и папа? Комок в горле сжимается еще плотнее.
Мария, вращаясь, летит по воздуху на летающем шнуре[57]. Яркий луч прожектора выхватывает из тьмы кружение татуировок и прядей волос. На спине вспыхивает золотая петля уробороса. Дэнни замирает на месте. Несмотря на разброд в мыслях, на тревогу, подобное зрелище завораживает, напоминает, как же это здорово – быть живым. Как хорошо, когда твоя работа напоминает об этом и другим людям.