Итак, имеются сразу два автопортрета, но, помимо того, и в чертах мальчика также можно рассмотреть фамильное сходство. Для чего бы ребенку давать в руки табличку с монограммой? Если есть потребность обозначить кого-то в данной сцене, как Бальдунга Грина, то неужели нет иного способа, как дать табличку с монограммой постороннему ребенку? Можно поставить монограмму на одежду, можно написать имя на древке алебарды, изощренная фантазия Бальдунга способна изобрести разные композиции – скажем, в рисунке с тремя ведьмами «Новогоднее поздравление» он располагает монограмму на первом плане, но сознательно поворачивает ее набок, так, чтобы зритель, читая, также склонил голову набок и заглянул в промежность ведьмы, специально для того распахнутую. И если в данном случае решено дать табличку с монограммой ребенку, то в этом должен быть особый смысл. Зачем в композиции дополнительная фигура, к тому же фигура мальчика? Для чего ребенка привлекать в зрители, в участники сцены казни: ни по евангельскому сюжету, ни по обычным человеческим представлениям ребенку там не место. Соображение, будто художник изобразил своего сына подле себя, неубедительно: по одним источникам, у Бальдунга была дочь, а согласно большинству источников, у художника детей вообще не было. Суммируя вышесказанное, остается прийти к выводу, что ребенок, держащий табличку с монограммой, – и есть сам Ганс Бальдунг, и, таким образом, перед нами три автопортрета художника: Бальдунг изобразил себя в трех возрастах: мальчиком, юношей и мужчиной. Это прием, чрезвычайно распространенный среди современников мастера; и сам Бальдунг рисовал женщин в динамике возраста – от младенца до дряхлой старухи.
Сочетание трех автопортретов рассказывает о трех ступенях веры. От детской веры в чудо – к юношеской вере в справедливость, от иллюзий юности – к мужской вере в то, что кроме тебя никто ничего не сделает. Лонгин, изображенный на картине, знает себе цену. Дело не в легенде, описывающей доблесть уверовавшего солдата. (Центурион Лонгин не стал прятаться от расправы, сам вышел к пришедшим умертвить его солдатам Тиберия и сказал: я тот Лонгин, которого вы ищете.) Образ солдата с Фрайбургского алтаря, изображенного в тот момент, когда он еще не нанес удар, но несомненно нанесет, – это образ своей собственной веры, на особый лад. Возможно, то, что я делаю, будет расценено как грех. Я верю по-своему, но не менее сильно, чем вы.
В ливерпульской картине «Семейная пара» изображен старик с молодой женщиной, перебирающей четки; впрочем, четки ли это, не сразу понятно – может быть, монеты? Именно так изображают в то время скупых ростовщиков, пересчитывающих барыши; теме этой Бальдунг посвятил несколько картин. И в этой вещи также – маленькие предметы, расположенные в том порядке, в каком нанизаны четки, но плоские; скорее всего, это талеры – и перед нами очередная насмешка над скрягами. Но женщина держит и перебирает монеты именно тем движением, каким набожные богомолки перебирают четки. Это насмешка над мужчиной, купившим у юницы любовь за деньги? Или изображена набожная матрона и ее пожилой супруг? Глаз зрителя, привыкший узнавать евангельскую притчу в светском сюжете, немедленно увидит Иосифа и Марию. И это, несомненно, возможное толкование, хотя и балансирует на грани богохульства. Тот, кто изучал картины Бальдунга Грина, увидит автопортрет: рядом с молодой и влекущей женщиной Бальдунг изобразил самого себя – стариком. Старик ревниво скосил глаза на свою молодую спутницу – Иосиф ревнует жену к ее судьбе; значит ли это, что художник Бальдунг Грин недоверчиво относится к христианской вере? И, лишь суммируя эти толкования, можно прийти к заключению, что художник изобразил продажную церковь. Эта набожная блудница продает себя богатому старику и перебирает деньги, как четки, – сравните это с картиной «Потоп», и все станет на места.
Сюжет продажной любви, весьма популярный в то время сюжет, Бальдунг написал не один раз. Вариант из собрания Карлсруэ куда более традиционный.
Но данная картина из Ливерпульского музея имеет двоякое прочтение.
Картина из Ливерпуля 1527 г. будто бы соответствует принятому канону: старый купец и циничная развратница, однако это не символическая – как было принято – пара циников; напротив! Своими чертами эта пара схожа как две капли воды с любовниками, изображенными Бальдунгом на рисунке того же самого 1527 г. (Государственная галерея, Штутгарт). Те мужчина и женщина – «Отдыхающие нагие любовники» – отнюдь не сатирический, не гротескный, не карикатурный рисунок; напротив, это рисунок интимный, искренний. Это, вне сомнений, автопортрет. Изображен тот же самый человек с висячими усами, что нарисован в толпе близ распятия в алтаре Фрайбургского собора. И это он же, тот же самый человек, изображен в сцене продажной любви. Скорее всего, в обеих вещах человек с висячими усами нарисован подле своей подруги – ведь и подруга узнаваема. Каким интимным, оберегающим движением придерживает муж свою жену – к телу куртизанки так не прикасаются. И, разумеется, пластик масштаба Бальдунга такие движения различает.
Бальдунг работал в мастерской Дюрера четыре года (Дюрер его выделял среди прочих учеников), юноша многому научился, но не подлежит сомнению (в этом нет ничего удивительного), что Бальдунг образованием превосходил учителя. Дюрер сообщает, что Бальдунг угадывает замыслы с первого мгновения; то, чего Дюрер не сообщает, но что легко вообразить, это то, что Бальдунг подсказывает сопоставления смыслов. Дюрер – теоретик и мудрец, но Бальдунг обладает врожденной способностью сплетать смыслы, которую такой гений, как Дюрер, мог перенять у ученика.
Гравюра «Меланхолия» (1514), одна из самых известных у нюрнбергского мастера, характерный пример того, как прямолинейная сила Дюрера вооружилась мастерством сложных построений Бальдунга.
Эта загадочная (на самом деле прозрачная) гравюра Дюрера никогда не удостоилась простого вопроса: что происходит на этой гравюре и почему ангел опечален. Предложены разные толкования интерьера, начиная от оккультных (ссылки на Агриппу Неттесгеймского) и заканчивая сугубо бытовыми: художник, мол, изобразил атрибуты своего мастерства – циркуль и кой-какие инструменты; почему художник не поместил кисти и краски, непонятно. Меланхолия есть один из четырех известных темпераментов, и, как полагает большинство исследователей, именно этот темперамент как раз изучает художник Дюрер. Именно поэтому на свитке, который показывает летучая мышь, рядом со словом «Меланхолия» стоит цифра 1. Это обозначение, как считается, первого из известных темпераментов.
Экфрасис гравюры таков:
На первом плане изображен сидящий ангел. У ног ангела предметы: пила, рубанок, гвозди, у пояса – ключи, между инструментами лежит кошель с деньгами. На стене той комнаты, в которой находится ангел, висят весы, песочные часы, магический квадрат с числами.
В помещении находится также Амур (Эрот), сидящий на жернове. Рядом с ангелом и Амуром – шар (сфера) и собака, охраняющая шар. Также нарисованы лестница и додекаэдр. Сзади – радуга и рассыпающая ослепительные лучи комета, а на фоне радуги и кометы – летучая мышь; мышь держит пергамент с надписью «Меланхолия».
Символический уровень:
Изображен архангел Михаил. У его ног плотницкие инструменты Иосифа, кошель Иуды и ключи от Рая. Церковь доминиканцев олицетворяет собака, стерегущая сферу Земли: так инквизиторы охраняют паству от ереси. Весы – это атрибут Страшного суда, используемый архангелом Михаилом. Песочные часы отмеряют время до Страшного суда, и, наконец, магический квадрат ставит происходящее в зависимость от астрологических исчислений. Комета и радуга – небесные знамения, непреложно сопутствующие Страшному суду. Додекаэдр считался пифагорейцами священной фигурой, олицетворявшей Вселенную или эфир (пятый элемент мироздания, помимо традиционных огня, воздуха, воды и земли). Лестница в небо – классическое указание на Иисуса.
Дидактический смысл:
Очевидно, что Апокалипсис наступает, но при этом Спасителя нет. Печаль архангела вызвана именно отсутствием Сына Божьего. Человечеству придется встретить Суд в отсутствие Иисуса. Эта пустота и есть причина печали. Если и существует моральной урок в такой ситуации, то преподать его будет некому.
Метафизический, анагогический смысл гравюры «Меланхолия» в том, что суд не может состояться в отсутствие критериев суда и в отсутствие самого судьи. Измерительные приборы – циркуль, магические исчисления, весы, часы и т. п. – не работают, а почему они не работают, зритель может угадывать. Беда на пороге, Гог и Магог непременно явятся, вот и летучая мышь (стандартное изображение дьявола) уже прилетела, но ответить на столь явный вызов адских сил – нечем. Архангел Михаил подпер голову рукой в тяжелом раздумье – и что ему делать, неизвестно. Для Дюрера это необычно язвительный сюжет; для Бальдунга – характерная насмешка.
Мало того что Бальдунг так пишет Фрайбургский алтарь, что, разбирая его иконографию, поневоле усомнишься в церковных авторитетах; но одновременно с Фрайбургским алтарем, в эти же самые годы, посвященные работе со святыми символами, художник создает картины и рисунки с ведьмами и лесными шабашами нечистой силы, что, в известном смысле, ставит под вопрос искренность его служения христианской вере. Помимо Гойи, рисовавшего «Капричос» одновременно с королевскими портретами, таких контрастов в истории искусств не существует. Но у Гойи одно органично переходило в другое, Габсбурги – персонажи «Капричос» в той же степени, в какой ведьмы Гойи – участники сцен с махами и кабальеро. Остается предположить, что и для Бальдунга сцены леса и сцены храма не так удалены друг от друга; и если его ехидная улыбка передалась Дюреру, то это только естественно.
Бальдунг и Дюрер сохранили на всю жизнь дружеские отношения; какова была иерархия в их отношениях и была ли она в зрелые годы вообще, неизвестно. Дюрер старше тринадцатью годами, и четыре года Бальдунг у него учился. Впрочем, из этих четырех лет два года Бальдунг руководил мастерской Альбрехта Дюрера, пока Дюрер путешествовал по Италии. Судить об иерархии германских мастеров первой четверти XVI в. легко: в 1515 г. император Максимилиан выделил из всех художников своей империи семерых мастеров, дав каждому под оформление определенную часть своего молитвенника и тем самым уравняв семерых в значении. Дюрер, Кранах, Альтдорфер, Бальдунг, Бургкмайер, Йорг Брей (седьмой неизвестен). Существует, разумеется, внутренний цеховой счет, по которому живописцы измеряют таланты друг