Картину «Красный еврей» (и красный цвет, соответственно) толковать несомненно следует, отталкиваясь от той цитаты из Книги Берешит, которую художник написал за его спиной. Это рассказ об Исаве и Иакове.
Шагал пишет два образа в одном: лицо персонажа поделено на две половины – печальную и яростную; руки у человека разные: одна из рук зеленая; дом сзади словно разделен на две половины – красный и розовый. Прозвище Исава, продавшего первородство за чечевичную похлебку; «И сказал Исав Иакову: дай мне поесть красного, красного этого, ибо я устал. От сего дано ему прозвание: Едом». Едом – значит «красный». Исав просит «красное», и сам он красен: согласно Книге Бытия, Исав был волосат и покрыт рыжей шерстью. Грудь персонажа на картине Шагала покрыта красной/рыжей шерстью. Красный цвет Шагал постоянно использует в картинах Исхода. В работе «Продавец газет» (1914) все небо алое, а на газете написано «мамочка» на идиш; в работе «Улица в Витебске» (1914) небо пронзительно красное – это оттого, что началась война, оттого что горит Содом, оттого что мировой пожар; но еще и потому, что красный – это цвет еврея, отказавшегося от первородства. В правой половине лица «Красного еврея» глаз прикрыт, это оттого, что Исав закрыл глаза на первородство, взяв вместо него чечевичную похлебку. В образе «Красного еврея» – двуипостасный лик: лицо Иакова срослось с лицом Исава. Прием этот известен, не Шагалом сочинен; так делал, например, Рогир ван дер Вейден, сочетая лицо живой Марии с мертвым лицом Иисуса, вдавливая два профиля один в другой, чтобы получить образ, состоящий из двух ликов. Написана картина о самосознании еврея, о том, что такое – «быть евреем». В этом состоит смысл библейского эпизода о конфликте братьев Исава и Иакова (ставшего впоследствии Израилем, богоборца). Преследуемый собственным братом, Иаков бежит из Ханаана в Харран, затем дальше, в истории бегства и преследования братья на время теряют нить, связывающую с отчим домом (спустя много лет помирились). Зеленый цвет руки – отсылка к колену Леви, в качестве символического камня имеющему изумруд (каждому из двенадцати колен при переходе Красного моря предложено поднять свой камень). Колено Леви происходит от одного из сыновей Иакова, того, кто спасался бегством, купив первородство; Шагал – это видоизмененное Сегал, то есть сокращение от «сган Леви», «помощник левита». В картине «Скрипач» у персонажа – и зеленая рука, и зеленое лицо, и это далеко не единственный случай. Шагал часто рисует зеленые лица у левитов – и зеленая правая рука встречается в его картинах постоянно. В иврите слово «цева» (цвет) однокоренное со словом «эцба» (указывать), и цветовую символику (распределенную между коленами Израиля весьма определенно) приходится учитывать. Художник интерпретирует символику так, как это сообразуется с его опытом – но символика существует; как христианский художник не может не знать, что Иисус одет в синее и красное, а Иоанн Богослов – в красное и зеленое, так и иудейский художник не может не знать значение цветов; это попросту невозможно. В системе цветов, принятых Шагалом для собственной, ему лишь присущей иконографии, красный цвет – есть цвет греха, цвет опасности и боли. В сущности, это корреспондирует с текстом Библии: «Если будут грехи ваши как багряное, – как снег убелю», – говорит Исайя (Ис.1:18). И напротив, черный цвет для Шагала вовсе не символизирует зло, это скорее грозное присутствие Бога; что опять-таки не расходится с текстами Библии. Бога окружает мрак, откуда он пускает свои стрелы (Пс. 17:10,12). В Каббале встречается толкование «зеленого» как «золотого»; этот один из возможных истоков шагаловской символики.
«Зеленая рука» столь часто присутствует в композициях Шагала, что нужно дать объяснение настойчиво повторяемой детали. Вероятно, Шагал в данном случае следует одному из агадических мидрашей, усвоенных им в школе, в хедере. Знание того, что христиане называют «Моисеевым Пятикнижием» – и знание устной и письменной Торы существенно различаются, различны попросту информативно. Мишна и Талмуд как практические расшифровки законов письменной Торы делают для иудея чтение «Пятикнижия Моисеева» (канонического для христиан) бессмысленным. Сюжеты, которые имеет в виду Шагал, затруднительно вычитать в Книге Бытия, но в более объемной информации Торы и мидрашей – эти сюжеты присутствуют. Точно так же, как невозможно понять художника христианского кватроченто без знания Евангелия, а зачастую к этому знанию надо присовокупить знание житий апостолов и сочинения схоластов, так невозможно (и не нужно) трактовать сюжет иудейского художника исходя из христианского канона «Пятикнижия Моисеева». В случае с «зеленой рукой» у «Красного еврея» речь идет о перчатке, сделанной из кожи Змея (того самого Змея, искусившего Адама и Еву), перчатке, полученной Исавом от Нимрода. Трактовка природы самого Змея – в Каббале варьируется драматически. Гершом Шолем, например, вполне определенно считает Змея отнюдь не дьяволом, но воплощением «гнева Бога». В так называемом Таргуме Йонатана (то есть в переводе Книг Пророков на арамейский, выполненном Йонатаном бен Уизелем в VII в. н. э.) упоминается о том, что Змей был умерщвлен Богом – или из кожи Змея сделаны одежды первых людей; от Адама одежда эта попала к Нимроду, легендарному царю Вавилона. Борьба Авраама с Нимродом (согласно Библии, их разделяет семь поколений, тем не менее спор Авраама с идолопоклонником и бегство от него – один из основополагающих) – получает завершение в судьбе Исава, объединившего обе линии. Сюжет с Исавом развивается так: когда скончался Авраам, его сын Исаак стал готовить чечевичную похлебку (традиционное поминальное блюдо), при этом его собственные дети, Иаков и Исав, – по-разному реагировали на смерть деда Авраама. Иаков оплакивал Авраама вместе с Исааком, а рыжий Исав ушел охотиться; вернувшись с охоты, Исав за чечевичную похлебку («дай мне этого красного») уступит первородство. Однако на охоте произошел существенный эпизод, давший Исаву возможность не держаться за первородство: Исав убил Нимрода и забрал его волшебную одежду (то есть ту Адамову одежду, сделанную из кожи Змея). Одежда эта обладает качествами, для Исава означающими, возможно, более, нежели первородство. Данный эпизод стал поводом многочисленных толкований – и в мидрашах, и в Торе; Исав, забрав волшебную одежду, вобрал в себя эгоизм Адама и Нимрода – он становится горд, он (как ему кажется) в какой-то степени выше рода, от первородства в котором отказывается. Обладание одеждой из кожи Змея для Исава есть способ приобщиться к могуществу, к своего рода изначальной природе Зла, которое искушает, поскольку предстает как «мудрость» и «сила». Для Шагала, повествующего об искушении Злом-могуществом, Злом-сверхзнанием, Злом – отвергающим первородство, кожа Змея может означать и войну, и революцию.
Книга Зоар (II, 98) описывает Зло как «горькую ветвь космического дерева» – как имманентную сущность Бытия, не привнесенную, но изначально присущую; для семантики творчества Шагала – это «зло», содержащееся даже и в «добре», – весьма существенно. Шагал даже в самых светлых, умиротворенных и благостных композициях всегда оставляет как бы «ворота» для возможного проявления злого. Одним из таких знаков является зеленая перчатка (или, если угодно, зеленая рука). Стоит заметить, что представление о Зле как о компоненте бытия содержится в учении христианского теософа XVI–XVII вв. Якоба Беме, который заимствовал это представление из Каббалы; Беме определяет зло как «принцип гнева» в Боге; это толкование во многом являлось революционным в христианской мысли, хотя присуще мысли иудаистической. Книга Зоар считает, что Бог предопределил существование зла, дабы сделать человека в полной мере свободным, оставив ему моральный выбор (Зоар II, 63а; также см. Гершом Шолем, с. 299). Для семантики Шагала обозначение двуприродности человека – есть самое недвусмысленное указание на присутствие искушения, гордыни, эгоизма в самом нравственном существе.
Очевидно, что зеленый цвет означает для Шагала не только кожу Змея, но и цвет колена левитов и, скорее всего, связан с его личной цветовой символикой – сколь бы изощренной ни была культурная семантика, она всегда претерпевает изменения в персональной семантике художника.
То, что символика цвета формируется в художнике весьма рано, очевидно: это, собственно, его словарь, его алфавит. Полагаю, цветовая символика человека определена уже к десяти годам. Шагал не владел ни одним из языков в совершенстве: по-русски он писал с ошибками и говорил с местечковым акцентом; то же самое касается французского; но идиш он знал в совершенстве, практически все его статьи написаны на идиш – и с Беллой они говорили на идиш. Главным языком Шагала – был язык цветов.
«Красный еврей» и «Зеленый еврей» – очевидный контраст; не требуется отсылок к священным книгам, чтобы согласиться с очевидностью. Но никакой цветовой контраст художником никогда не используется случайно – если в «Красном еврее» изображен «Едом» Исав, принявший в себя и образ брата Иакова, то в «Зеленом еврее» изображен Иаков, от кого и пошли левиты, принявший в себя образ Исава (на этой картине у персонажа закрыт левый глаз). Братья в старости воссоединились – хотя всю жизнь прожили в разлуке. В картинах «Красный еврей» и «Зеленый еврей» Шагал рисует распадающуюся сущность, людей, теряющих идентичность, не знающих, куда сейчас бежать. Символика лишь кажется сложной; для человека, знакомого с Заветом (Шагал знает Тору и Талмуд, в хедере учил мидраши, знаком с Каббалой, а если бы и забыл, то ему напомнила бы Белла – как и муж, она из хасидской семьи) – нарисованное не ребус, но описание смятения и разброда. У картин, описывающих растерянность, бегство и выселение (депортацию) – есть конкретный повод: холсты написаны во время «Великого отступления» российских войск, когда еврейское население как потенциальных шпионов изгнали с территорий, прилегающих к немецкому фронту. Картинами «Красный еврей» и «Зеленый еврей» – намечено то самое бегство, которое переживут и Исав, и Иаков, которое станет прообразом всей иудейской истории.