Шло время, и в день, когда черноволосому наследнику трона исполнилось семь, в дверь замка постучалась нескладная, состоящая из сплошных костей и острых углов девчушка.
– Я от спаконы Тэрлег, король обещал мне работу! – прокричала она на весь двор. И Николас понял: пришел час принимать решение. Он хотел прогнать гостью прочь, но увидел ее пепельную косу до пят и не посмел.
– Как тебя зовут, дитя, и отчего ты решила, что можешь быть учителем для моего сына?
– Делать мне нечего, как всякому встречному-поперечному свое истинное имя называть. Вот отгадаешь загадку – скажу!
Лязгнул о каменную стену доспех – это один из молодых гвардейцев, пораженный дерзкими речами гостьи, непроизвольно попятился назад. Николас мысленно пообещал запомнить юнца и отправить его на конюшню.
– Ну что ж, давай свою загадку, – хмыкнул король.
– Пожалуйста. У крестьянина была кобыла, конь да телега. И вот однажды крестьянин под телегой нашел жеребенка и растрезвонил всем, что его телега жеребенку мать. Соседи смеялись над ним, потешались, а он знай одно твердит. Телега – мать, а кобыла с конем ни при чем. Ну что, прав крестьянин?
Король хмыкнул. Угловатая девчушка его веселила.
– Ответ очевиден: телега не может родить ребенка.
Гостья заулыбалась во весь рот, и улыбка эта впервые за долгие годы отозвалась теплом в сердце короля.
– Не слушал ты меня, повелитель Альбы. От этого и беды твои. Не спрашивала я, кто родил жеребенка, а спрашивала, кто мать его.
– Разве это не одно и то же? – Николас понял, на чем его поймала девчушка, но отступать не хотел. Разговор его забавлял.
– Конечно, нет! Если кобыла унеслась в поле, а телега закрыла от палящего солнца, опрокинула крынку с молоком, дабы накормить жеребенка, застопорила колеса, пока крестьянин не нашел малыша, не она ли мать? А, ваша милость?
– Ладно, твоя взяла. Если ты в сейде так же искусна, как в разговорах, то цены тебе не будет, но как мне называть тебя?
– А как вы назвали своего сына? – не унималась гостья. Кто-то из стражников с грохотом уронил копье.
«Совсем распоясались, – покачал головой король. – Нужно срочно отправить всех в поход. Лэрд острова Мэн второй раз подряд “забыл” мне ежегодную дань выслать».
– Я называю его Румпельштицхен, что дословно означает «хромец со смятой кожей».
Девчушка скривила свой острый носик.
– О, сколько отцовской любви заключено в этом слове! Неужто вы не знаете, какая сила кроется в именах, даже не в истинных? Ладно, дело ваше, но я буду звать его Румпель – это такой рычаг, определяющий ход лодки. Думаю, будущему правителю такое имя подойдет больше. Меня же, ваша милость, можете называть Силис.
Король даже привстал со своего места.
– Силис? Что значит «слепая»? Почему ты так назвала себя?
– Потому что взгляд на принца не причинит мне вреда. Здорово я с именем придумала, верно?
– Что ж, если ты погибнешь, плакать по тебе не стану, болтливая сейдкона.
– А вы и так по мне ни слезинки не проронили, сир, – хохотнула девчушка, а потом добавила: – Ну, ведите меня знакомиться с вашим сыном. Сил нет, как любопытно!
Первая реакция принца на Силис оказалась совершенно неожиданной – он закрыл лицо руками и закричал:
– Уходи!!!
Учителя вбили ему простую мысль: показываться на глаза женщинам нельзя.
Король опешил, а юная сейдкона только фыркнула:
– И не подумаю. Я ведь только пришла. А у тебя комната больше, чем мой дом от флигеля до заднего двора, и игрушек вон сколько. Ты один с ними, что ли, забавляешься?
Принц раздвинул пальцы. Пурпурный глаз осмотрел наглячку с ног до головы, но стоило ей повернуться, как он тут же зажмурился.
– О! Мы с тобой в прятки играем?! Тогда не подглядывай.
Силис сорвалась с места и, роняя на ходу деревянных лошадей, ринулась под стол.
Учитель древнего права недовольно кашлянул. Николас почесал бороду. То, что творила сейдкона, не укладывалось ни в какие рамки этикета, но на другой чаше весов лежал взгляд сына, полный восторга.
«Раз ему хорошо, то пусть остается. Девочка старше, умнее и, если не мать, так сестру заменить сможет. А дальше видно будет. Девицы – существа влюбчивые, вдруг и освободит сына от проклятья».
– С этого дня вы и другие учителя обучаете леди Силис наравне с моим сыном, – обратился Николас к раскрывшему рот преподавателю древнего права. – Ты же, всеискусная, не забывай об обещании, что дала мне спакона Тэрлег.
– Идет! – ответила Силис и взвизгнула, когда принц схватил ее за подол платья. – Теперь я вожу!
– Ваше высочество, тан Хредель! – чуть не плача, воскликнул учитель. – Прошу вас, сядьте на место.
Принц застыл, не зная, как ему поступить.
– Я выучу эту нудятину быстрее тебя! – сейдкона плюхнулась на скамейку, подперла кулаками щеки и уставилась на преподавателя.
– Еще чего! – Принц уселся рядом. Учитель жалобно посмотрел на короля, но наткнулся на твердый взгляд и стушевался, прячась за толстым фолиантом.
– «Сыновьями семейства делает не только природа, но и усыновление. Посредством усыновления не умаляется достоинство усыновляемого, но увеличивается. Поэтому сенатор, если он усыновлен плебеем, остается сенатором, также остается и сын сенатора…[43]», – продолжил чтение учитель. Король довольно кивнул и вышел из покоев сына.
Сейдкона Силис, словно вода, заполнила собой все жизненное пространство принца. Очень быстро наследник принял и имя, данное ей, и манеру поведения. Девушка словно не видела его уродства, не страшилась прикосновений, а главное – смогла стать не только учителем, но и другом. Маленький Румпель настолько привязался к ней, что и не заметил, как отец женился в третий раз. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец, вот и трехгодичное обучение сейду завершилось.
– Я вынуждена оставить тебя, мой принц, – в разгар жаркого лета произнесла Силис. – Моя матушка сговорила меня замуж за мельника, и после этого я уже не смогу смотреть тебе в глаза. Мне безумно жаль, что придется расстаться, но моя бабка говорит, что наши пути еще не раз пересекутся. Я буду ждать этого с нетерпением. Ты научился всему, что было мне доступно, но знаниям нет конца.
Румпель хотел расплакаться, но потом вспомнил, что он принц и наследник целых десяти лет отроду. И не стал. Вместо этого он преклонил колено, взял руку Силис и поцеловал ее.
– Леди, есть ли у вас желание, которое я мог бы исполнить?
Сейдкона задумчиво посмотрела на принца. У нее было желание, которое она могла бы озвучить, но она не знала, имеет ли на это право. Потом дева вспомнила, что любые дар и предложение, если они честно заработаны, принято принимать, и произнесла:
– Есть то, что ты можешь сделать, юный принц. Пообещай, что придешь на помощь к моему чаду в час наибольшей скорби и опасности, поможешь ему в трудную минуту.
Принц поднялся и кивнул.
– Я, тан Хредель, наследник без имени, клянусь, что где бы ни был и что бы ни делал, приду на помощь ребенку сейдконы Си…
– Эйнслин, мое истинное имя – Эйнслин.
– Ребенку сейдконы Эйнслин, – закончил клятву Румпель.
Наставница покинула замок, и Румпель с ужасом начал замечать, что забывает ее. Сначала стерлись из памяти лицо и голос, потом людское и истинное имя, а после и вовсе факт ее существования. Наследник лишь помнил, что был некто, научивший его сейду, но воспоминания о том, кто именно это был, утекали, словно песок.
Глава 17. Страшиться сидов – в лес не ходить
Долго правитель Альбы не хотел признавать очевидное. Румпелю не стать королем. Ни один из колдунов за все это время не сказал больше, чем старая сида. А шарлатанов, обещавших снять проклятье посредством приготовления панацеи[44], Николас вешал вдоль дороги, ведущей в замок. Да так успешно, что иначе как Миля Мудрецов ее никто нынче и не называл. Однако вера в то, что истинное имя ребенка будет произнесено, таяла с каждым днем, а уродство рвало сердце в клочья. Много раз стареющий король представлял, как мог бы выглядеть его сын без проклятья, но мечты эти разбивались о неумолимую реальность. И не спасали положение ни тренировки, ни изнуряющие занятия, коими нагружал Николас своего отпрыска.
– Ваше величество, – сказал в один из ветреных дней лэрд Конна, – так дальше продолжаться не может. Вы не молодеете, а вопрос наследия престола так и не решен. Неужели вы позволите распре разорвать государство на части?
– И как ты себе это представляешь, Льял? – Николас с грохотом опустил кубок на стол. – Неужели тебе не страшно привозить в этот Хегговый замок даму благородных кровей? Или я, по-твоему, похож на чудовище, способное поставить жизнь своей жены под угрозу? Что, если она случайно встретится с Румпелем?
Первый советник сжал кулаки. Перстни на руках зловеще блеснули. Разговор этот поднимался не в первый раз и не приносил никакого результата. Притом лэрд Конна был не единственный, кто желал упрочить свое положение за счет правильного наследника. Предложения найти жену, равно как и отправить про`клятого принца куда подальше на юг, сыпались, словно из Дагдова котла, но вызвали у короля лишь приступы ярости.
– Насколько я знаю, в Восточной башне без вреда для собственного здоровья отирается девчонка. Быть может, и молодую супругу минует несчастье, – аккуратно продолжил лэрд гнуть свою линию.
– Я не намерен рисковать и ждать, когда моя борода из седой станет синей! А сейдкона на то и ведьма, чтоб уметь обходить проклятье. Ты думаешь, я не спрашивал, как она это делает? Но ответ един – безопасность в ее естестве, и точка. Нет ни зелья, ни порошка, ни слова.
– Закрыть бы девку в подземелье и допросить с особой тщательностью. Она явно знает больше, чем говорит.
– Тронешь сейдкону хоть пальцем, – прорычал Николас, – и я тебя на ремни пущу!
Лэрд Конна замолчал, пережидая бурю. Но не отступил.