Ноденс побыл фигурой в партии короля Николаса и, хоть остался раздосадованным той ролью, что ему была отведена, не мог не признать красоту задумки. Правда, встряхнуть свое замшелое болото Хозяин Холмов собирался без вмешательства людских богов. Сиды сами себе боги… и демоны.
– Думаю, мне понятны твои мотивы, отец. Пусть Дочь Грианана радуется победе, пусть строит планы, пусть приводит их в жизнь. Сидам нужен понятный враг и равное противостояние, а не навеянная чужой волей война и забытье внутри Холмов.
– Еще нужна жертва и объединяющее знамя, – Ноденс накрыл своей рукой ладонь дочери.
– Тебе не страшно? – Эйнслин в одночасье поняла, что задумал Хозяин Холмов. Дрожь рассыпалась по телу ледяным песком.
– Нет. Я смогу сохранить свою память при перерождении. Так уже было.
– Нуад?
Легкая улыбка коснулась губ Хозяина Холмов. «Спасибо тебе, Николас, ты сделал мне воистину бесценный дар. И, несмотря ни на что, я помню это».
Интерлюдия 6
Из шелкового кошелька на стол высыпались почерневшее кольцо и фибула. Две женщины, молодая и старая, склонились над ними. Обе смотрели хмуро, не торопясь дотрагиваться до украшений руками.
– Что стряслось? – Молодая взяла с полки спицу и поддела кольцо. – Золото не темнеет, не портится и легко удерживает магию. Ты уверена, что они настоящие?
– Уверена, – хитро прищурилась старая. – Только вот не знаю, какими свойствами будут обладать после очищения. Твоему дальнему предку, Ойсину Кумалу, они достались от одной влюбчивой сиды в качестве дара внимания. Скальд был хорош собой, а от его песен хотелось смеяться и плакать. Много дев желало лечь с ним, но он смотрел лишь на дочь Лесного Царя. И она бежала с ним, отреклась от Холмов, отца, бессмертия. Вот как сладки были его песни. Но мужская любовь что снег на южном склоне. Растаяла, утекла журчащим ручьем, и вот уже скальд показывает дому и очагу иную невесту. Дочь Лесного Царя даже в ярости своей не пожелала серьезно навредить любимому. Прокляла его род лишь рождением девочек до той поры, пока одна из них не возьмет в мужья сида. Так или иначе, дары ее остались в роду любвеобильного скальда. Их берегли и передавали от матери к дочери. Вещицы не обладали сильной магией. Брошь защищала от морока, а кольцо… Кольцо делало прекрасней ту, которая его надевала.
– И эти вещи отдала моя мать тем женщинам? За детей? И они согласились?
– Трижды да. Только вот счастья безделушки им не принесли. Видишь ли, любые магические вещи, даже самые слабые, обладают собственным… не разумом, нет, скорее толком. Они верны законным хозяевам и несут беду любому, кто завладел ими недобросовестно. – Старая горбатая женщина аккуратно подхватила украшения все той же спицей и кинула их в горящий камин.
– Но мать же по своей воле отдала вещи.
– Верно, но они все равно принесли беду. Вспомни историю Пчелиного Волка, он тоже клад добыл честно. Убил великанов, спас множество людей. Но золото не признало его. Так и здесь. Не повезло обеим. Кухарку застежка чуть с ума не свела. Стоило девке обмен совершить, как ей всюду детский плач мерещиться стал. Она ж от своего сосунка избавилась оттого, что тот орал громко. С тех пор у других тишина, а у нее в ушах дитя орет с утра до ночи. Смекнула, что дело в застежке, да разве от нее избавишься? Уж чего только девка с проклятой фибулой не делала! И дарила, и продавала, и в реке топила, а наутро та вновь на одежде, и все муки по кругу. Так бы и лишилась ума, да, видимо, хранитель рода помог. А может, сама по себе справилась. Кто знает. Только вот однажды в закатном часу, возвращаясь из леса, услыхала она плач детский. Решила поначалу, что это вновь голос лишь у нее в голове. Потом засомневалась. С закатом же стихать все должно. Пошла на звук, а там – девчушка, к дереву привязанная, хнычет едва слышно. Война тогда шла, голод всюду, вот и свели родители лишний рот в лес. Кухарка малую к себе забрала и со следующего дня плач слышать перестала, а вскоре и застежка почернела да спала, как окалина с железа. А как спала, так и у меня оказалась.
– А кольцо? Кольцо тоже спало?
– Нет, с кольцом совсем иная история вышла. На кольцо птичница своего одиннадцатого ребенка поменяла. Все страшилась не прокормить рты голодные. Но стоило дар на палец надеть, как тяжелеть перестала. Обрадовалась, даже не смутило ее, что золотой ободок не снять более. Невелика расплата. А тут война с сидами пришла. Старших тут же рекрутеры забрали. И не видел их никто боле, а младшие начали один за другим умирать. Парни, девки, все без разбору. Кто от голоду, кто от болезней. За десять лет опустел дом, обветшал. Только один мальчишка, младшенький, хромоногий, остался, и тот чах, словно цветок сорванный. Давно еще смекнула птичница, от чего ее горести, да все не знала, как подступиться, где решение найти. А тут, как малец в горячке свалился, взяла топор и рубанула палец, на котором кольцо было.
– И как, поправился мальчик?
– Поправился, еще и один старший с войны вернулся целехонький. А колечко ко мне прикатилось.
– А почему?
– Да потому, – хихикнула старуха, но мысль продолжать не стала. Поворошила кочергой раскаленные украшения, подцепила фибулу. – А теперь подставляй руки да решай быстро, что эта вещица делать будет.
Молодая женщина сложила лодочкой ладони и, лишь коснулся раскаленный металл кожи, произнесла:
– Хочу, чтоб застежка защищала от любых темных сил.
Лишь сказала, вмиг остыла фибула, заблестела золотом.
– Хорошо. Теперь кольцо.
Второй раз всегда страшнее, ведь не спрячешься за незнанием.
– Хочу, чтоб кольцо, – женщина запнулась, мысли путались, – горело алым, если хозяин любим.
И вновь, стоило упасть словам, металл остыл, а красный рубин сверкнул в темноте.
– Добро. – Старуха пожевала нижнюю губу и криво улыбнулась. – Достойный дар вышел. А от себя я сделаю так, что, стоит Айлин надеть кольцо и закрепить фибулу, она узнает о свойстве вещей.
Часть 3. Слово той, что знает будущее
Сестры обеспокоены. Красивейшее полотно испорчено. Мне, как младшей, осталось лишь срезать работу со станка, но я брать в руки ножницы не спешила. Вижу, что история не завершена. Плохо допустить ошибку, но еще хуже бросить, не доделав. Так что рано было моей средней сестрице выпускать челнок из рук. У истории есть будущее. Зыбкое, дрожащее, словно вода в нашем ручье. Я убедила их повременить, позволить героям этой сказки самим разобраться со своей судьбой. Боги любят храбрых, хоть и редко поступают честно. Но кажется мне, срежь сейчас полотно, и демона, потерявшего нити основы, не остановят даже боги. Я вижу, как его вирд плотно вплелся в судьбы людей. Вон сидит у колодца маг с материнским проклятьем. Принцесса двух народов плачет, опустив голову на колени. Королева без сердца льет приворотное зелье в кувшин с водой. Король-дракон видит сны о прекрасной сиде. А служанка, по собственной воле вошедшая в канву, спешит в замок. Мой взгляд устремился дальше, а там десятки больших дорог и сотни мелких троп. Даже эта ночь полна вероятностей. Нет, сестры, теперь мы будем только смотреть и превращать увиденное в узор.
Глава 23. Поздний ужин
К середине ночи Мэри наконец вернулась в Бренмар. «Что ж там такое случилось с госпожой, раз она от короля у очага отреклась? Да так громко, аж сиды услыхали, а дочь Лесного Царя сама нас встречать вышла. Хозяйка только за сейд же сесть должна… или не вышло у нее ничего в этот раз? Соломы-то там, наверное, полная комната, никаких сил не хватит. Но от брака с королем отказаться, да еще бежать надумать! Ох, добром все это не кончится… И покои ее наверняка заперты, а у дверей стража стоит. Раньше утра не пустят. Так почему сида торопить стала? И как попасть к госпоже, минуя всех? Это вон келпи может кем угодно обернуться и сидеть в одной мыльне с королем, а мне как? – от мыслей о келпи в душе потеплело. – Надо же, водяной конь, существо, по сути своей, враждебное людям, а такой очаровательный. Да и своего жеребца мне дал. Хотя лошадь, скорее всего, настоящего лесничего. Надеюсь, хоть жив почтенный эрл, а не на дне рыб кормит… Интересно, сведет ли еще судьба меня с этим Калдером? Уж больно хорош, так и чешутся руки в локоны его витые пальцами зарыться».
С такими мыслями Мэри добралась до замковых конюшен, сдала красавца коня мальчишке груму и поспешила к хозяйке.
«Может, удастся уболтать стражу, пропустят. Чай, не чужая».
Но планам Мэри не суждено было сбыться. Вход в башню со стороны конюшен оказался закрыт, пришлось огибать крыло и искать другой. Дворовые часто оставляли лазейки, чтобы наведываться в гости к замковым девицам. Вот и сейчас проход на кухню остался открыт.
Скрипнула дверь, и Мэри оказалась в холодной, сырой, пахнущей щелоком каморке, куда стаскивали посуду для чистки. Протиснулась между здоровенными медными котлами, отдернула занавеску и, наконец, попала в кухню. Внутри было тепло, и ароматы витали такие, что рот мигом наполнился слюной. Мэри оглядела пустое темное помещение. Никого. Слышно было только мерное звяканье металла о камень. Раз, два, три. Тишина. Мэри выдохнула, шагнула к двери и замерла, заметив движение внутри камина. Она медленно повернулась.
– Надо же, как быстро хозяйка нашла еду Кейр Мулаху, не то что в прошлый раз.
Засов на двери со скрежетом закрылся, отрезая путь.
Пожалуй, будь эта встреча сегодня первой, служанка и испугалась бы, а так странное существо в щегольской суконной одежде вполне гармонировало с келпи и пепельноволосой сидой.
– Здравствуйте, а вы кто, брауни? Если вы голодны, то я могу предложить вам лепешку и сыр, а то главный кухарь всю еду на ночь в амбар спрятал, даже блюдца с молоком не оставил.
– Я? – Дух был немного удивлен. – Нет, Кейр Мулах не жалкий брауни. Кейр Мулах – гроган. Мне не нужно молоко. Я выпью, осушу тебя.
Мэри силой воли подавила дрожь и вытерла о юбку вмиг вспотевшие ладони, пряча панику поглубже. Убежать от такого не выйдет, победить – тем более. Значит, остается одно – договориться.