Айлин добрела до стула и устало опустилась. Мысли, привыкшие к размеренной деревенской жизни, не поспевали за событиями последних дней. А от ее решений сейчас зависели собственная жизнь, судьба Мэри и сира Румпеля. Мысли о последнем болезненно отозвались в каждом нерве. Нет, о нем она будет думать позже. И так уже таких дел наделала, что у бессмертных прях кубло вместо челнока.
– Ты в своем уме, Мэри? – спросила она у служанки. – Да тебя королева в муку перемелет, из той муки лепешку сжарит и съест!
– Подавится, – хмыкнула служанка, и Айлин наконец увидела ту девицу, что сидела у нее в спальне и вышивала кошель. Прямую и надменную, с колючим холодным взглядом человека, прогрызшего себе путь из хлева на самый верх. Эта метаморфоза окончательно успокоила Айлин, принесла ясность в поведение собственной служанки. Девочка, вырвавшая себя из голода и нищеты, просто не знала слова «невозможно», она была гибка и шипаста, как стебель марены. Цеплялась, приспосабливалась и играла по тем правилам, что давали другие. Играла и выигрывала.
«Жаль, мало времени прошло. Хотела бы я рассмотреть тебя настоящую, Кенна». – Пряха поднялась, взяла из умывальни таз, наполнила его водой и вернулась к столу.
– Ты понимаешь, что, получая мой облик, ты добровольно берешь все мои проблемы, но не дар. Сейдконой ты не станешь.
– Зато я буду королевой, женой короля и матерью короля. На весах очень тяжелые гири.
– Но и противовес нелегок. Гинерва будет гнуть и пытаться сломать, двор будет презирать, а король… не думаю, что Гарольд испытывает ко мне хоть какие-то чувства. Скорее всего, тут желание добавить в королевский род сидской крови и сделать наперекор матери. Поэтому верности от него не жди.
– С повадками старой змеи Гинервы и ее змеенышей я знакома. На своей шкуре испытала, тут меня не удивишь. Его величество, главное, пусть выполнит свой долг перед страной и сделает наследника, а дальше количество его фавориток меня не волнует, главное, чтобы менялись почаще! – твердо ответила Мэри, а про себя добавила:
«Я и сама планирую поймать одного каштаногривого за хвост да проверить сладость его губ».
– Последний раз прошу тебя подумать, Мэри, ведь личину придется носить, не снимая день и ночь. Спать в ней, есть, мыться. Даже родные не узнают тебя.
– Знаю и согласна. Трижды ты спросила меня, сейдкона, и трижды я сказала тебе «да». Теперь поговорим о плате. Что ты хочешь за свой сейд?
Айлин отпрянула и облизнула пересохшие губы. Поднят вопрос цены. С этого и начинается сейд. Если сейчас она ошибется и неправильно заявит плату, ничего не выйдет, магия не получится. Сейдконы умеют слушать мир и знают, что взять и когда. Но как быть, если сейд не для себя Айлин творит впервые? Как не ошибиться и почувствовать, что хочет мир? Пряха закрыла глаза, пытаясь уловить колебания.
«С одной стороны сейд мне выгоден, а с другой желанен Мэри. Но непонятно, к чему это нас в итоге приведет. Слишком все зыбко и во многом зависит от личных поступков. А значит, ничего материального брать нельзя. Вещи отпадают. Хм, плохо. Нужен равноценный дар. Дар, имеющий смысл в будущем. А вот он! Нашла! Ой, как все обтекаемо. Трактуй, как хочешь».
– Оплатой будет обещание, Мэри. Ты принимаешь чужой облик и входишь в семью под моей личиной. Дай мне слово, что однажды ты примешь в свою семью того, кто будет носить чужое лицо.
– Обещаю, – прошептала Мэри. Слово упало, зазвенело булавкой для волос. Айлин дрожащими руками подняла ее, проколола свой палец. Несколько алых капель упало в воду. Потом то же самое проделала с рукой Мэри. Опустила булавку на дно таза.
– Ты все еще можешь отказаться, – Айлин заметила, как спала с лица служанка. – Точнее, не отказаться. Договор ты уже заключила, но использовать булавку необязательно.
– Нет уж. Горшок следует не только слепить, но и обжечь в печи. Я не брошу начатое. Спасибо тебе, сейдкона Айлин, – и Мэри заколола булавку на нижней рубахе. Воздух пошел рябью, и простенькое пышнощекое личико стало меняться. Заострились скулы, выровнялся нос, глаза приобрели ярко-бирюзовый цвет, а ресницы вытянулись до самых бровей. Пепельная коса отяжелила голову.
– Ох, да только ради того, чтоб так выглядеть, можно отдать все, что есть.
– Все, что есть, не надо, – Айлин горько усмехнулась. – Не разбрасывайся такими словами, тем более в присутствии сидов и других волшебных народцев. А внешность всего лишь оболочка. Самые близкие смотрят сердцем и видят его же. Скидывай свое платье, нам следует обменяться одеждой. И еще: тебе необязательно носить булавку на камизе. Можно вколоть в волосы или взять в рот. Главное, не потеряй.
Только девушки успели поменяться платьями да обняться на прощание, как в дверь постучали. Айлин отстранилась от своего двойника, подхватила вещи, накинула на голову клетчатый плед и исчезла, а Мэри легким движением расправила плечи и повернулась к своим будущим родственникам.
Глава 24. Хижина под Холмом
Как только дверь распахнулась и в комнату просочились королевские особы с малой свитой, Айлин, никем не замеченная, выскользнула наружу. Обернулась, отметив, как кривится ее величество, рассматривая покои, запорошенные пеплом, и невольно хмыкнула:
«Интересно, как Мэри все это объяснит?»
Но ждать развития событий она не стала. Мало ли как через минуту судьба повернется: тень кто приметит или на плед наступит. Так что пока коридорные, вытянув шеи, с любопытством наблюдали за развернувшимся действом, дева поспешила вниз по лестнице.
Во внутреннем дворе замка, несмотря на раннее утро, бурлила жизнь: сновали слуги, шумела скотина. В распахнутые ворота въезжали конники. Судя по знаменам – рыцари с западного форпоста. Король Гарольд, не тратя времени, начал стягивать силы для борьбы с демоном.
«А тан Румпель в одиночку Наклави прогнал…» – мысли о Темном лэрде все еще обдавали внутренности кипятком. Айлин запретила себе думать о нем. А пока нужно выбраться из города и понять, что нужно той женщине, что дала клубок.
Протиснувшись в ворота замка, Айлин зашагала по узкому мосту, ведущему через ров в Бренмар. Город встретил толчеей, какофонией звуков, запахов и красок. Кругом сновали мелкие лоточники, раскрывали ставни небольших магазинов лавочники. Слышались звонкие удары молота о наковальню. Мальчишка мел мощеную улицу. Пожилая женщина тянула на веревке тощего осла. Под ноги Айлин кто-то выплеснул затхлую воду. Пряха едва успела увернуться и тут же юркнула в ближайший закуток сдернуть с себя плед. Быть узнанной она боялась меньше, чем растоптанной. Дальше идти стало проще. Единственным, что ее смущало, было ощущение чужого пристального взгляда.
Айлин, не оборачиваясь, потянулась к поясной сумке. Нащупала несколько мелких монет, связку пуговиц, пару пряслиц и деревянный гребень – вот и все богатство.
«Нет, гребешок для города не годится, да и жалко, собственноручно вырезанный. Его только в крайнем случае бросать. Медяшки тоже не подойдут, в скольких руках побывали. А вот пуговицы мои, личные, бронзовые, со старого платья срезанные. Расточительство, конечно, но друг так смотреть не будет, придется чем-то жертвовать». – Сейдкона разорвала льняную нитку, сжала пуговицы в кулаке, прошептала над ними несколько слов, а потом резво бросила через левое плечо. Пуговицы рассыпались по мостовой, и там, где они со звоном падали, появлялась пепельноволосая девушка в накинутом на плечи клетчатом пледе. Чужой взгляд заметался, спутался и, наконец, соскользнул. Айлин нырнула в толпу и не спеша зашагала прочь.
Из города удалось выбраться еще до полудня. Ворота были открыты, стража лениво грелась на солнышке, попивая из общей фляги ледяной[58] сидр. Воины расслабленно проводили одинокую фигурку, спешащую в сторону леса, и только начальник стражи своим цепким взглядом отметил, что девушка слишком хороша для такого простого платья. Отметил и тут же забыл.
Айлин добралась до леса и прислонилась к большой разлапистой ели, выравнивая дыхание. Это села близ родного селения были изучены на многие мили вокруг, а тут чужая земля. Да не простая. Бернамский лес – вотчина сидов.
– Лесной Царь, прости, что без приглашения, – промолвила она, доставая из сумки лепешку и высматривая что-то в опавшей листве. Наконец нашла, вскрикнула радостно и положила угощение под хиленький росток ясеня. – Защити от Королевы сидов, уведи призрачных гончих, отвадь от болот. Без зла в сердце вступаю на твою землю.
Ясень затрепетал голыми веточками, качнулся и снова заснул, а сверху упала веточка рябины.
– Спасибо. – Айлин подняла ее, заткнула за пояс, вынула из сумки клубок и бросила на землю. Тот подпрыгнул и покатился, разматываясь. Первый шаг дался с трудом, словно сквозь толстую воздушную стену пришлось пройти. Дальше стало легче. Лес зашелестел, заскрипел, раздвигая кусты, и ровная тропинка, устланная мягким мхом, легла под ноги. Много часов шла пряха, глядя лишь на алую нить пути. Но чем дальше она уходила от города, тем тревожней становились мысли. Отчего она не вернулась к отцу, а пошла неведомо куда? Доверилась служанке, которую знает меньше седмицы. Зачем взяла сидский клубок? Ведь каждый знает: им лишь бы заманить человека в чащу, а дальше заморочат или едой накормят, от которой собственное имя забудешь, или в танец утянут, и будешь плясать, пока замертво не упадешь. На что она повелась? На обещание встречи с матерью? А нужна ли той дочь после стольких лет молчания? Айлин почувствовала, как к горлу подбирается горечь.
«Проще было бы и дальше чтить ее как мертвую, чем смириться с мыслью о том, что она предпочла Холмы собственной дочери. А, быть может, у нее там вечно молодой и прекрасный сид есть? Правильно, к чему ей, бессмертной, стареющий мельник и дитя-обуза? Но зачем тогда клубок дала?»
И чем мрачнее были мысли Айлин, тем сильнее смыкались лесные тени, тем путаней становилась дорога.