Румпель коротко кивнул и, не произнеся больше ни слова, отправился домой. В Бренмаре ему больше нечего было делать.
«Нужно найти способ поговорить с Айлин. Я хочу знать, по своей воле она за Гарольда вышла или нет. Пусть скажет мне в глаза, как можно ночью клясться огнем, а утром – нарушить данное слово. И если мне для этого разговора придется взять замок штурмом, так тому и быть».
Мэри с удовольствием наблюдала, как разгорается огонь в камине. Пламя и хлеб приняли ее клятвы, сделав женой короля Гарольда, а та гора золота, что напряла Айлин, закрыла рот всем недовольным. Служанка, ох нет, уже королева Альбы, подняла взгляд-молнию, осмотрев всех присутствующих. Вельможи застыли с причудливыми гримасами на породистых лицах, отчего Мэри казалось, словно она не на королевской свадьбе находится, а посреди театрального представления.
«Все равно, лицедеи, моя маска лучше. Вот только ее надо поскорее научиться носить, чтоб прилипла, как вторая кожа, и не смела спадать».
– О чем, дама грез моих, задумалась?
Мэри внимательно посмотрела на Гарольда. Красив, как и положено королю. Молод, огромен, рыжебород и крепок. Задержалась на темно-янтарных глазах, пытаясь найти в них отражение сказанного. Но прямой, твердый взгляд ничего не выражал.
«Вот чему воспротивилась леди Айлин. Не пожелала брака без любви. Но я не столь щепетильна, мне вполне хватит статуса и полного стола. А любовь… пф, тоже мне центр человеческого мироздания! От отсутствия оной еще никто не умирал, а вот от голода пухнут, да. И от сырости в каменных домах кашляют кровью. Как по мне, главное, чтоб Гарольд был в состоянии сегодня любить меня, а остальное приложится».
– Жду не дождусь, мой король, когда все эти льстецы, окружающие вас, разойдутся наконец пить то дорогое ромейское вино, что стоит на столах, а вы, словно дракон из сказки, похитите меня и закроете в собственных покоях.
– Одну? – Гарольд довольно щурился. Он привык получать желаемое, но строптивая пряха походила на книгу, написанную восточной вязью. Вроде бы держишь в руках фолиант и миниатюрами красочными любуешься, а прочесть не можешь. Теперь же вязь начала приобретать знакомые и понятные очертания.
– Я надеюсь, вы не будете столь жестоки и смилостивитесь над вашей супругой? – Мэри кокетливо улыбнулась.
– Вы достаточно восстановились для этого? – Король вспомнил комнату, запорошенную пеплом, и бледную невесту, которая едва стояла на ногах.
«Я отдала свою силу, чтоб выполнить ваше указание, сир», – прошептала она, теряя сознание. В то мгновение он понял, что собственная алчность сыграла с ним злую шутку. Ему в руки попала настоящая сейдкона, а он так бездарно растратил ее силу. «Ну ничего, кровь детей богини Дану не вода. Такая супруга все равно усилит славный род Хредель. Я желаю много детей. Крепких и здоровых. А если в них еще и магия проснется, так можно будет прибрать земли соседей к своим рукам. Все равно они не следят за ними толком».
– Ваша огненная кровь, сир, творит чудеса. Мне стоит коснуться вас, и все внутри горит. Не могу дождаться того момента, когда вы достанете свой меч из ножен. – Мэри знала, что говорить мужчинам, как на них смотреть, чтобы удержать и распалить их интерес. Просты, как счет до десяти. К худу или к добру, но король оказался из той же плоти и крови, что и любой муж. Вот и сейчас он расплылся в довольной улыбке.
Мэри, не поднимая ресниц, взглянула на королеву-мать, ежеминутно ожидая какой-нибудь каверзы, но ее величество Гинерва находилась в благодушном настроении. Королева искренне полагала, что ее маневр удался, и нити от всеискусной целиком в ее руках. Осталось их наладить, и кукла сыграет нужную роль. Даже смутное чувство тревоги Гинерва списала на зуд предвкушения.
Наконец, когда пир достиг наивысшей точки веселья, а от танцев подпрыгивали на столе тяжелые серебряные блюда, Гарольд утянул молодую супругу в свои покои.
– Мой конь изнывает от жажды. Он погибнет, если ты не напоишь его водой. Я запру дверь, ты только не бойся. Просто я не хочу, чтоб в нашей опочивальне толклась толпа вельмож. Утром – пожалуйста, а пока пусть лучше пьют, чем стоят тут и раздают советы.
Мэри напряглась. Посторонние в спальне во время соития – это точно лишнее. Она, конечно, еще утром поставила себе пиявок, а пару часов назад убрала их, так что кровь в нужный момент польется, и не какая-нибудь овечья из губки, как это делают городские дурехи, а ее собственная. И будет что подтвердить наиболее ревностным блюстителям семейных заветов славнейшей из богинь. Но все равно хотелось разделить эту ночь на двоих. Запомнить ее, как пик собственной жизни, когда держишь в руках тело самого короля. А на мысли она и не претендовала.
Гарольд лязгнул щеколдой, Мэри вздрогнула. Ее резко возникшую скованность и страх король воспринял по-своему и проявил несвойственную его натуре нежность. Но молодая жена плавилась под его руками, словно мягкий воск, и он лепил из нее одну за другой фигуры, ощущая себя наисчастливейшим из скульпторов.
Мэри разбудило мерное постукивание каминной цепи о стену. Один раз, другой, третий, и тишина. Плотная, осязаемая, тягучая. Мэри аккуратно выскользнула из-под теплого одеяла, накинула тонкую шерстяную камизу, порадовавшись про себя мягкости ткани. Это не те колючие дерюги, что ткут себе крестьяне, и даже не то добротное одеяние, что перепадало от королевы за годы службы. Хорошо говорить о бренности благ, когда их у тебя полная чаша. Хорошо рассуждать о внутренней красоте, если внешне ты красив. Хорошо слыть благородным, имея в своих руках силу и власть. Но лучше всего ощущать то, чего не имел и чего достиг сам. Упорным трудом или волей случая, не важно.
– Кхм…
Мэри обернулась на звук и расплылась в широкой улыбке. В камине, качаясь на цепи, сидел ее новый знакомый – Кейр Мулах, в праздничном кафтане и зеленом колпаке.
– Здравствуй, ты проголодался? – Молодая королева без опаски подошла к грогану.
– Госпожа Мэри повторит свое обещание? – хранитель замка произнес это на одном дыхании и замер с надеждой в глазах.
– О! Ты узнал меня! Конечно, Кейр Мулах, я с удовольствием поделюсь с тобой жизненными силами и эмоциями. К тому же они сегодня прям льются через край.
Тело грогана пошло рябью, с него словно сдули вековую пыль. Одежда, лицо, волосы, даже кисточка хвоста стали опрятнее, чище, свежее. Черные глаза блеснули, а задорная улыбка озарила некогда угрюмое лицо. Хранитель спрыгнул с каминной цепи и ударил ею со всей силы о стену. По замку прошелся гул. Неуловимо светлели каменные стены, становились чище окна, исчезали зазубрины на дверях и полах.
– Он ожил! Замок Бренмар ожил! И признал меня своим хранителем, а вас, госпожа Мэри Хредель, моей хозяйкой!
– Тише, Кейр Мулах, не кричи, – Мэри самой хотелось смеяться и плясать, но она сдержала свой порыв. Просто подошла к духу и взяла его лицо в ладони. – Разбудишь короля.
– Кейр Мулах не разбудит. Все спят глубоким сном. Многие там, где стояли. Кейр Мулах усыпил их, чтобы показать хозяйке замок. Хозяйка ведь желает осмотреть свои владения?
– Желает! – Мэри обняла щуплого духа. – Веди и рассказывай. Как догадался, что это я, почему замок проснулся, почему я твоя хозяйка, а не Гинерва Мэнская?
Замок оказался поистине огромным. От темных подземелий, узких ходов до кладовых и богато обставленных покоев донжона. Величественный, монументальный. На века сотворенный руками человека.
– Долгое время замок спал. Старый хранитель погиб, спасая наследника, а Кейр Мулах к тому моменту уже не имел истинного хозяина, а потому не мог сделаться гроганом Бренмара.
– А как же леди Гинерва, разве она не твоя хозяйка?
Гроган удрученно вздохнул, отчего хвост его и уши безвольно поникли.
– Так и не так. Королева-мать привезла грогана из разрушенного Берфудского замка. Кейр Мулах должен был погибнуть там, но цеплялся за жизнь и был готов быструю смерть заменить на долгую агонию. Долгие годы Кейр Мулаха грела лишь зола от каминов. Зато королева Гинерва щедро кормила своими эмоциями и безропотно делилась жизненными силами. Мало для жизни, но достаточно для существования. Время шло, и в одну темную ночь Кейр Мулах не смог уберечь хозяйку, над ее головой блеснул меч. Но госпожа оказалась истинной дочерью своего отца и отказалась бежать. Вместо этого она заключила договор с Королевой сидов и отдала свое сердце. После чего кормить грогана госпожа уже не могла. Кейр Мулах получал замковых слуг, пил их страх, – Гроган передернул узкими плечами. – Он горек. Хоть и считается, что у чувств нет вкуса, но Кейр Мулах до сих пор ощущает гниль на языке… Ты первая не испугалась и добровольно насытила чудовище. А после сделалась супругой короля Гарольда и хозяйкой замка.
– Под чужой личиной, – хмыкнула Мэри.
– Замку это безразлично, он, как и я, чувствует внутреннюю суть. Лицо ему не важно. Ведь и господин Гарольд, скажем так, не тот, кем его считают.
– Что ты хочешь этим сказать? – Мэри остановилась и посмотрела на грогана.
– Только то, что госпожа Гинерва сначала зачала ребенка в Холмах, а только потом попала на ложе к королю Николасу. И дите, пока росло в утробе, питалось ее сердцем. Король носит имя Хредель, но он не потомок Пчелиного Волка.
– Зачем ты мне говоришь это?! – Мэри в ужасе прикрыла рот руками.
– Нам, гроганам, не знакомы человеческие чувства и терзания. Первый из нас заключил договор с хозяином замка и очагом о защите и помощи. С тех пор мы служим тому, кого принял дом. Ты добровольно согласилась кормить меня, и огонь признал тебя хозяйкой, а потому у Кейр Мулаха нет перед тобой тайн. Гроганы не могут предать.
Мэри хмыкнула: по ее человеческим меркам в данный момент происходило именно предательство. Дух замка без колебаний принял ее, чужачку, отринув ту, которой был верен многие годы и обязан спасением из руин прошлой жизни. И все потому, что она не могла лично выполнять условие договора и не захотела передать эту обязанность сыну. Хозяин замка сам лично кормит духа замка своими силами и эмоциями, а за это получает защитника и осведомителя. М-да, вассальная клятва прямая и лишенная иносказательных толкований. Ты – мне, я – тебе, а огонь нашему договору – свидетель и гарант. Гинерва этого не знала или не придала должного значения?