– Ну, вот опять, – сквозь слезы произнесла сида. – Я ее стираю, стираю, а кровь все не уходит.
– Чья это рубаха, госпожа? – Румпель присел на корточки рядом с женщиной.
– Скоро увидишь, скоро сам все увидишь, принц без имени, – Бенни откинула от лица седые волосы и посмотрела на мага. – Хочешь, я постираю твою рубашку?
Румпель удивленно поднял брови и мысленно порадовался, что так и не снял капюшон. Калдер издал непонятный булькающий звук и попытался отползти подальше от жуткой сиды. Но та не обращала никакого внимания на келпи. Буравила заплаканными глазами черный провал лица напротив. Маг криво улыбнулся и рассудил, что от подобных предложений не отказываются.
– Почту за честь.
Он привычным движением начертил на лице нужные руны, а когда почувствовал, как тьма прильнула к коже, снял плащ, отколол фибулу, подарок Айлин, и положил ее в сумку. Расстегнул и сбросил с себя дублет, потянулся к завязкам камизы, стянул ее через голову и передал прачке.
– Хорошая у тебя застежка. Крепкая у нее воля и тебя оберегает по чести. Защитит даже от сильной магии. Носи ее, не снимай, глядишь, и дело добром кончится, – сказала она и замолкла, глядя, как по вороту рубахи растекается кровавое пятно.
– Да что ж это такое?! – взвыла Бенни и принялась со всей силы бить вальком по ткани, тереть ее и вновь полоскать. Румпель сглотнул и тихо произнес:
– Не утруждайте себя, госпожа. Чему суждено случиться, того не миновать.
– Э, нет. Тут запачкано совсем немного. И не будь я Бенни-прачкой, если не смогу отстирать хотя бы эту рубаху!
Румпель, не чувствуя холода, сидел на берегу лесного ручья и смотрел, как сида разбивает собственные пальцы в кровь, пытаясь вывести алое пятно у самого ворота его камизы. Женщина цедила сквозь зубы ругательства, дула на мешавшую прядь волос и терла, терла, терла. Наконец она опустила несчастную рубаху в воду и довольно улыбнулась, выуживая сияющую лунной белизной ткань.
– Да! – вскрикнула она так, что заиндевевшая трава прижалась к земле. Встряхнула, раскидывая по округе сотни ледяных брызг. – Надевай!
И маг полез в мигом ставшую колом рубаху, путаясь в мокрых рукавах и озябшими пальцами пытаясь стянуть шнурок на треклятом вороте. Мелкая противная дрожь разбегалась по телу, и Румпель молился всем богам, чтобы сида приняла ее за следствие холода, а не страха. Ведь одно дело – встать с Волчьей сестрой лицом к лицу, заглянуть ей в глаза и с надменной улыбкой принять ее дары. А другое – вот так сидеть и безучастно наблюдать, как вершится твоя судьба. Маг застегнул фибулой дуплет и поднялся.
– Спасибо тебе, госпожа. – Румпель взглянул на ободранные в кровь руки сиды, нахмурился и попросил:
– Позволь? – Он аккуратно взял женские ладони, сложил их лодочкой и начертил на них бесконечную руну дагаз. Раны на глазах начали затягиваться. Щеки женщины порозовели, и она отвела взгляд.
– Благодарю и буду надеяться, что моя помощь была не зря. Позволь, принц без имени, дать тебе один совет: порой выбор быть твердым и несгибаемым не самый верный. Представь, что каждый удар судьбы будет откалывать от тебя кусок. Взглянешь на себя через годы, и ты уже не скала, а галька под чужими ногами. Пойдем, я открою вам проход в Холмы.
Женщина из сидов подхватила корзинку со стираными вещами и, не оборачиваясь, пошла вдоль ручья. Румпель с келпи последовали вслед на ней. Разговаривать больше никого не тянуло. Маг обдумывал слова, произнесенные сидой, и не мог оторвать взгляда от окровавленной рубахи, лежавшей поверх другой одежды. Ему все казалось, что он где-то видел этот узор вышивки. Бенни подошла к небольшому пологому холму, украшенному мерцающими во тьме грибами, и потянула за ручку неведомо откуда взявшиеся двери. Та бесшумно отворилась, впуская в свое нутро.
– Вам во-он по тому светлому коридору, прям до главных чертогов Лесного Царя. И передайте ему… а, впрочем, не надо, он все и так лучше меня знает, – женщина гулко хлопнула дверью и, понурив голову, скрылась в противоположном темном туннеле.
Подземный путь вышел на удивление длинным. В какой-то момент Румпель усомнился, не сыграла ли с ним банши злую шутку, вынуждая ходить кругами. Но вот эхо стало доносить разрозненные крики, и вскоре перед путниками возник огромный, освещенный сотней факелов зал. Огонь лизал стены подземного дворца, выглаживал их своим янтарным блеском. Ароматы мяса, ягод и трав опьяняли. Столы ломились от яств, а золотистый эль лился ручьем. В глубине зала горел очаг, над которым паром исходил громадный котел. В самом центре на высоком троне сидел Хозяин Холмов и внимал стоявшей напротив Кайлех. Румпель спешно утянул келпи в темную часть зала.
– О, Лесной Царь! Позволь мне и достойнейшим из моих туатов присоединиться к тебе в праздновании темной стороны года, когда холмы наполняются музыкой и весельем. Я пришла не с пустыми руками. Взгляни, я принесла кабана, что семь лет кормился одним лишь молоком и не касался копытами земли. Пусть каждый из подданных твоих получит долю по своим подвигам и победам.
В зал внесли огромную тушу, сочащуюся медовым соком, и водрузили на стол. Сиды дружно ахнули, ибо никто доселе не видел столь большого, тучного и соблазнительного кабана. Все подались вперед, желая отведать угощенье, но вдруг один из туатов, оттолкнув иных, воскликнул:
– Не найдется средь детей богини Дану тот, кто посмеет оспаривать у меня право делить этого кабана!
– А среди воинов темной стороны луны? – насмешливо подняла бровь Кайлех. – Неужто ты думаешь, что нечестивый двор беден на героев?
– Твои сосунки не чета мне! – распалялся сид. – Я воспитал многих из них!
– Да, помню, – встрял в спор новый воин, – как ты привязывал бедняг к лошадиному хвосту. Сядь! Не бывать тому, чтобы Абарта делил кабана раньше меня! Ведь я сражался еще в первой войне туатов и многих последователей Морриган сразил мой меч!
– О, – воскликнул один из тех сидов, что пришли с Кайлех. – А не ты ли позорно бежал с Хессдаллен, оставив там умирать троих сыновей? Э, нет, среди почитателей Дану закончились храбрые воины. Вы даже людей приструнить не смогли, потому уж лучше молчите!
– Конечно, – выплюнул высокий русоволосый сид, – мы и молчали, а вот ты, Дугальд, кричал как белуга, наступив на колючку чертополоха! Ты не воин, а девица!
– Девицы, по-твоему, не воины? – спросила Кайлех, подогревая спор. – Да я любого из вас одолею в поединке.
– Только если этот поединок будет проходить на ложе, – хохотнул в ответ Абарта. – Тебя вон твой младший брат победил одним ударом. Говорят, ты настолько была увлечена человеческим королем, что не услышала его шагов.
– Пусть говорят что угодно. – Кайлех вскинула подбородок, – но про`клятого принца здесь нет!
– Отчего же, Кайлех, ты так уверена? – Румпель вышел из тени и, прихрамывая, подошел к столу, молча достал нож и отрезал от кабана огромный кусок. – Ваши подвиги древней замшелых камней Махри Мур[60]. И похвастаться вы можете разве что хорошей памятью на былое. – Маг развернулся и преподнес мясо Ноденсу.
– Приветствую тебя, Хозяин Холмов, хранитель Бернамского леса, мой бывший и будущий родич.
Ноденс взял подношение, а Румпель замер, разглядывая знакомый узор на рукаве его рубахи.
– По какому праву ты решил делить мясо, про`клятый принц? И почему дважды назвал меня родичем?
– Я просто устал ждать, когда твои туаты сойдутся с подданными синеликой Кайлех. Да и ни один из них не пересилит меня в поединке. А родич ты мне, о не единожды рожденный, в прошлом через предков моих, а в будущем через твоих потомков.
Ноденс удивленно приподнял бровь и хотел что-то сказать, но его перебили.
– Конечно, юнец, похваляться с мечом Нуада на поясе всяк горазд! – громче положенного произнес Абарта.
– Ты можешь вызвать меня на поединок, – в голосе Румпеля зашелестел ветер, – хоть в словесности, хоть в магии, хоть в метании копья. Везде я буду лучше!
– Будь по-твоему, сын человеческого короля! Мы сойдемся с тобой в словах, магии и силе!
Глава 27. Поединок
Румпель с любопытством взглянул на того, кто не побоялся прервать Хозяина Холмов и потребовать поединка с гостем. Высокий, статный сид со старым шрамом, рассекшим тонкий и острый подбородок, стягивал свои медные волосы в хвост. Зал застыл. На хмурые лица гостей густыми мазками легли тени. Многие поняли, что сейчас будет, и лишь единицы осознали, чего им только что удалось избежать. Кровавой распрей чуть не обернулся пир, но пришел чужак и оттянул на себя гнев. Те, кто узрел неисполненный замысел Кайлех, незаметно, но слаженно приблизились к трону. Остальные с предвкушающе горящими глазами смотрели на спорщиков.
– Учитель, ты же знаешь, что наш гость не человек, а потому судить я вас буду как равных? – Ноденс откинулся на высокую спинку трона, хитро сощурив глаза.
– Мне известно, кто почтил Холмы своим присутствием. Я слыхал о его подвигах и знаю, что сказанное им – не пустые речи. Иначе не затребовал бы поединка. Мало чести в победе над смертным хвастуном.
– Будь по-вашему, – кивнул Хозяин Холмов. – Каждый из вас произнес уже много слов, поэтому в стихотворном поединке я желаю краткости. Послушаем, кто сумеет, произнеся лишь полвисы[61], описать свой самый страшный бой.
Абарта изогнул точеные брови. Много веков прошло с тех пор, как ему не было равных в умении складывать слова в строки. Но он не единожды слышал, о чем пели скальды людей, заставляя присутствующих смеяться и плакать.
– У меня есть нужные слова, повелитель. – Сид взял в руки лиру. – Ни дня я не забывал битву при Хессдаллен, расколовшую наше славное племя на два куцых обломка. Вот мои полвисы:
Ясень бури мечей
Трепетал над обрывом,
Гибель рода гигантов
Предвещал его зов.
По залу прошелся гул одобрения. Многие из туатов помнили междоусобицу сидов, но не многие из ныне живущих участвовали в ней.