Гроган исчез, а Мэри обхватила голову руками. Было страшно до цветных пятен перед глазами. Хотелось сказаться больной и остаться в покоях, отгородиться ото всего дубовой дверью и бархатным балдахином. Что ждет ее там? На кого положиться, как выжить в этой борьбе титанов, если ты не обладаешь достаточным умом, хитростью и жестокостью? Ведь теперь она отвечает не только за свою жизнь, но и за маленькую светлую душу, что решила выбрать ее в качестве проводника в этот мир.
«Ладно. Нужно если не быть сильной, то хотя бы казаться ею. Можно сделать вид, что Айлин моя сестра, если она подыграет, конечно. Заодно и узнаю, ждать ли беды с той стороны». С этими мыслями Мэри вышла из покоев и проследовала в большой зал. Проследовала на свое место и села подле Гарольда. Молодой король тут же отвернулся, не желая смотреть на свою супругу. Гинерва сделала знак рукой, и посольство сидов пригласили в зал.
Во все глаза рассматривала Мэри вошедших сидов. Красивые, гибкие, стройные, с узкими лицами, миндалевидными глазами, тонкой, почти прозрачной кожей. Только сейчас молодая королева поняла, насколько ее бывшая хозяйка походила на них и отличалась от людей. Айлин стояла тут же, по левую сторону от высокого статного мужа с острым, как клюв ворона, носом, черными глазами и черными волосами. Мэри непроизвольно содрогнулась, сообразив, что это и есть Темный лэрд – старший сын Николаса.
«Матушка родная! Жуткий-то какой! И это его мне сватал гроган! Полцарства за пригоршню соли и железный нож!» Погруженная в свои мысли, Мэри не заметила, как в тронном зале сделалось тихо-тихо. Даже церемониймейстер замолчал на полуслове. Гости и придворные изумленно переводили взгляд с одной молодой королевы на другую.
– Сестра! – игнорируя строгий порядок церемонии, воскликнула Айлин, и Мэри тут же подскочила, кинулась в объятия, радуясь про себя, что эта мысль пришла им обоим.
– Айлин Аргатлам, королева туатов темной стороны луны, внучка Хозяина Холмов и моя супруга, – представил Румпель Айлин.
– Так вот значит, каков оригинал, – Гарольд задумчиво посмотрел на сиду и с горечью отметил, что вновь все самое лучшее досталось брату, а ему лишь жалкая подделка. Олово вместо серебра.
А красная от пережитого потрясения Мэри села обратно в кресло и чуть было вновь не подскочила на месте. Чудом удержалась, впиваясь пальцами в подлокотники. За спиной у мужа Айлин стоял водяной конь в человеческом обличье. В растрепанной шевелюре красовалась желтая кувшинка, а на шее висела золотая цепь с алыми рубинами. Келпи не сводил глаз с Мэри, смотрел хитро, насмешливо, словно знал ее маленький секрет. Молодая королева вдруг почувствовала себя защищенной, словно ее укрыли от невзгод шерстяным пледом.
«Интересная магия, зачем он…» – но додумать мысль не дала Гинерва. Едва с формальностями было покончено, она поднялась со своего места, приложила руки к груди и обратилась к Румпелю так, словно никого иного в зале не было:
– Сын мой! Ты не представляешь, как я счастлива, что проклятье наконец-то спало с тебя, и я могу исполнить завещание твоего отца. Он оставил этот трон и страну тебе. Правь же ими достойно, истинный хозяин земель!
Глава 33. Золотой плащ
Пир шел горой, но за высоким столом царило напряженное молчание. С самого начала переговоры пошли совершенно не туда. Что и говорить, Гинерва могла удивлять. Румпелю пришлось применить все свое красноречие, чтобы отказаться от навязанной короны. Королева словно оглохла. Она не желала слышать отказ и на каждый довод находила свой аргумент. Наконец после долгих споров удалось найти компромисс. «Хорошо, завтра назначена твоя коронация, там и объявишь об отречении, а потом подпишем соглашение об образовании Бернамского Анклава, все равно сиды не дают полноценно пользоваться лесом», – сдалась Гинерва.
Румпель всем своим естеством чувствовал, что королева неспроста затеяла эту коронацию. Понятное дело: обещания свои она выполнять не собирается, а планирует обойти клятву. «Пожалуй, следующей ночью стоит ждать убийц в спальне. Или в церемониальной чаше окажется яд, а не вино, ведь отравить короля гораздо проще, чем посла».
Айлин ловила на себе хмурые взгляды рыжебородого Гарольда и старалась лишний раз не поднимать глаз. Стыд и досада перемешались в ее сердце и горечью наполнили рот. Могла ли она поступить с королем иначе? Честнее? Поверил ли он в сегодняшний обман, и не принесла ли новая ложь беду на своих крыльях? Не стоит ли открыться, и есть ли смысл в словах, когда твой собеседник глух?
Молодой король Гарольд утопал в обидах и вине. Ему казалось, что весь мир отвернулся от него. Айлин обманула, сговорилась с сидой, приняла ее облик и получила коронованный трофей. А как хорошо сыграли, ведьмы! Все, все им поверили, и лишь один он знал, какая женушка на самом деле: пухлолицая, круглобедрая и рябая, словно осенний лес в полдень. Знал и не выдал. «Ничего, ведьма, уедут твои сиды-покровители, я тебя в темнице запру и забуду, где ключ лежит. А матушка тоже хороша, почувствовала силу, с которой ей не совладать, и согнулась, смирилась. Собственными руками корону братцу на голову пялит. Я со дня первой охоты ждал, когда она меня коронует. Но нет, мал, все время мал для нее. Хорошо, хоть двор роптать начал, и она испугалась, а тут, гляди, завещание любимого мужа вспомнила. Вьется вокруг нелюдей, а на меня и не взглянет. Будто и не сын, а так…»
Поток мысленной хулы прервал слуга, подошедший к высокому столу.
– Там у ворот замка стоит нищая старуха. Она говорит, что ее пригласил сам сир Гарольд.
Гинерва удивленно выгнула бровь, а рыжебородый король, понятия не имея, кого он и когда успел позвать, вздернул вверх подбородок, посмотрел на мать с вызовом и, довольный произведенным эффектом, прогрохотал:
– Да, пригласил. Я пока здесь король и имею права пускать столько нищенок, сколько пожелаю. Тем более сегодня, ведьмой больше, ведьмой меньше – невелика разница.
Слуга ушел, и через некоторое время вернулся вместе со сморщенной, худой, но достаточно крепкой старухой. В узловатых пальцах она держала большой холщовый узел. Чепец сполз с головы, открыв седые космы. Карга оскалилась, выставляя напоказ ряд острых белых зубов, и полоснула присутствующих ледяным взглядом. Собрала чужие эмоции: страх, недоумение, отвращение. Это хорошо, что ее узнали. Так даже веселей. Вон как побледнела Гинерва, нахмурился братец, а его молодая жена прожигает раскаленным взглядом, да так яро, что кровь кипит.
– Кто ты такая? – бросил король, выпуская на волю дурное настроение.
– Неужто ты не признал меня, любимый? – расхохоталась старуха. – Я сон меча, прощальное пламя, пища ворон. Я жена твоя, Гарольд. Ты вкусил мясо мое, лежа в воде, соединился со мной во сне и трижды поклялся мне в верности. Теперь ты мой на веки вечные!
Липкий пот скатился по спине короля, тело задеревенело, а верхняя губа дернулась.
– Н-н-нет! – Гарольд отпрянул. – Я желал деву с белой, как снег, кожей, с голубыми, как вода, глазами, с алыми, как кровь, губами. Ты не она, ведьма!
– О-о-о! Милый мой король, я могу выглядеть как угодно. – И старушечья кожа сошла с нее, как со змеи сползает шкура в период линьки. Перед опешившим Гарольдом стояла синеглазая дочь Грианана, нагая, как первый снег. Король сглотнул, а Кайлех расхохоталась, раскинула руки и закружилась. – А может, я тебе больше нравлюсь такой? – Она снова преобразилась. По плечам рассыпались пепельные волосы, глаза полыхнули бирюзой, тело стало легким, почти невесомым. – Хотя три внучки Ноденса – это перебор для тебя, ты и с одной-то не справился. А хочешь, поиграем в игру: какая из нас настоящая? Нет? Тогда я поберегу силы, их и так не много досталось от рогатого глупца. – И Кайлех вновь обернулась старухой.
Гарольд и не пытался скрыть отвращения, его передернуло. Озноб пробежал вниз по шее и плечам, вернулся наверх, вздыбив волосы.
– Я забираю все обещания, что давал тебе, ведьма. – Король потянулся к кубку, желая смыть кислый привкус во рту. Сделал глоток и выплюнул содержимое обратно. Вместо вина там плескалась кровь.
Старуха довольно сощурилась.
– А не ты ли говорил, что королевское слово ценно своим исполнением? Ну да ладно, уговаривать не стану, а дар свой отдам твоему брату. Ведь он, в отличие от тебя, истинный король Альбы, правитель людей и туатов. Вот пусть и владеет плащом из шкуры Левиафана.
Кайлех развязала холщовый мешок, и зал затопило сиянием. Невероятной красоты плащ, с дорогими каменьями и золотой вышивкой, переливался в руках сиды. Старуха подошла к Румпелю и протянула ему дар.
– Возьми, храбрейший из храбрых и достойнейший из достойных. Этот плащ показывает истинную сущность людей и вещей, дарует мудрость и бессмертие. Прими его в знак примирения и признания мной твоего старшинства и силы.
Румпель прошелся рукой по правой половине лица и задумчиво потер подбородок. О плаще Левиафана он слышал во время пребывания на Гардарсхольме. Брать такой дар ни в коем случае нельзя, но и отказ вещь не примет. Кайлех ловко кинула сеть – не выпутаешься без потерь. Придется потянуть время, пока в голову не придет дельная мысль. Маг скользнул взглядом по пиршественному столу, взял белую лепешку, разломил ее надвое и протянул сиде.
– Если ты действительно хочешь примириться со мной, сестра, то разделим этот хлеб.
Сида недовольно протянула руку и приняла подношение. Начала жевать, роняя крошки на стол. Зал молчал. Румпель не знал, зачарованы ли люди кругом или просто застыли, пораженные происходящим. Кайлех давилась человеческим хлебом и неотрывно смотрела на мага, спокойно евшего свою половину. Их взгляды схлестнулись. И ведьма увидела в пурпурных глазах мага сочувствие и жалость. Кайлех отпрянула, а Румпель доел свой хлеб и продолжил:
– Ты назвала меня храбрейшим и достойнейшим, но взгляни: я сижу в твоей тени и в тени тех, кто рядом. Мой путь к трону был долог, и вели меня существа храбрее и достойнее. Ты говоришь, что плащ показывает истинную суть вещей. Но разве изменится она от того, будет ли познана мной или нет? Всякий разумный должен, как росток, через тьму стремиться к истине, а полученная без усердия, она губительна. П