Оксана бережно сложила газету и допила холодный кофе. Неудовлетворенная этими скудными сведениями, она посмотрела на часы и включила телевизор, в надежде узнать что-либо из криминальных новостей.
Но и двухминутный телевизионный репортаж не сообщил ей ничего нового. Камера показала спины спасателей, затем «лексус», поднятый с помощью канатов. Картинка сопровождалась скупым комментарием — бизнесмен Рябинкин был слишком мелкой сошкой, чтобы посвящать ему много времени. На всякий случай Оксана дождалась следующего репортажа, после чего выключила телевизор, подумав с досадой, что теперь машину придется продавать намного дешевле, чем она могла бы стоить. Автомобили-утопленники не пользуются большим спросом, потому что вода очень плохо действует на внутренние детали. Железки от воды портятся. Где-то она об этом слышала.
И зачем ему понадобилось топить «лексус»? Мог бы покончить с собой и без него. Гораздо порядочнее по отношению к жене было бы привязать камень на шею и прыгнуть с обрыва, а не портить дорогой автомобиль.
И все-таки было бы очень хорошо, если бы тело поскорее нашли. Отсутствие трупа сильно напрягает, без него признавать мужа умершим придется через суд. Но думается, с этим больших проблем не возникнет: если человек пропал при обстоятельствах, угрожающих его жизни, судьи обычно не чинят препятствий родственникам.
Оксана обвела глазами комнату и снова улыбнулась. Все теперь принадлежит ей, и только ей одной. Как это замечательно! Теперь она богата и может делать все, что ей вздумается. Может, не таясь, встречаться с Олегом, может даже выйти за него замуж. Но сначала она вступит в наследство.
Ей вспомнилось, как несколько дней назад, ужиная в ресторане, они обсуждали план по устранению Кирилла. Однако пачкать рук не пришлось, Кирилл Васильевич убрался сам, избавил их от хлопот. Но почему он это сделал? Не для того же, чтобы доставить им обоим удовольствие!
Этот вопрос задавал ей и следователь, деликатный, но настойчивый молодой человек по фамилии Кротов.
— Вы не знаете, Оксана Владимировна, что-нибудь вашего мужа беспокоило в последнее время? Может, какие-то проблемы с бизнесом? Или что-то со здоровьем?
Угадал следователь! Со здоровьем у Кирилла и впрямь было неладно.
— Насчет бизнеса не знаю, он никогда не посвящал меня в свои дела, — промолвила Оксана с тихой грустью. — А вот насчет здоровья… Мне кажется, у моего мужа было какое-то душевное заболевание. Это у Рябинкиных наследственное. Хотя к врачу он не обращался, так что точно сказать вряд ли кто-то сможет.
Прадед ее мужа, Прохор Рябинкин, попал в психбольницу, а потом и вовсе повесился на собственных кальсонах, после того как большевики отняли у него лавочку, в которой продавались то ли сладости, то ли наряды для богатых дам. Подробностями Оксана не интересовалась, на предков супруга ей было глубоко плевать, впрочем, как и на него самого. Да и историю о Прохоре и его лавчонке она услышала от Олега Рассказова. Кирилл фамильную трагедию от жены, понятное дело, утаил. Это великими предками люди хвастаются, но кто же станет похваляться сумасшедшим прадедушкой, окончившим свои дни таким недостойным способом?
Предпринимательская жилка у ее покойного мужа была, видимо, от этого самого Прохора. И болезнь, к несчастью, тоже передалась от него же. Все это Оксана и выложила, роняя слезы, следователю.
К ее огорчению, история о безумном прадеде-лавочнике у Кротова большого интереса не вызвала, и он снова стал допытываться о проблемах, которые так потрясли душу ее супруга, что он решился на крайний шаг. Вдова нервно повторила, что о его делах в бизнесе она ничего не знает, ему лучше поехать на фирму и поговорить с подчиненными. А в семье у них всегда царило полное взаимопонимание, и если он считает, что это она виновата…
— Что вы, что вы, Оксана Владимировна! — испугался следователь. — Я ничего такого и не предполагаю!
Но она все равно сделала вид, что страшно оскорблена. Настырность Кротова раздражала. И чего он так копается в деле, выеденного яйца не стоящем, пристает к ней, безутешной вдове, когда и так все ясно. Покойник оставил записку. Правда, записка эта была не в лучших традициях жанра: коротенькая и туманная, не объясняющая причин, из-за которых Кирилл вдруг решил расстаться с жизнью. «Прощай, Оксана! — писал Рябинкин с каким-то нелепым, не свойственным ему пафосом. — Моя жизнь не удалась, и потому я ухожу, далеко и навсегда. Не ищи меня. Кирилл».
Вот идиот, даже нормального предсмертного письма написать не мог! — думала Оксана. Было бы гораздо лучше, если бы он нацарапал просто и внятно: «Жизнь — дерьмо, и я решил с ней покончить. В моей смерти прошу никого не винить. Будь счастлива, Ксюша. Твой Кирилл». Наверное, тогда следователь не изводил бы ее вопросами. Разве можно так досаждать женщине, только что потерявшей любимого мужа!
Если бы не записка, Оксана подумала бы, что мужа убил Олег. Решил не втягивать ее в это грязное дело и тихо, без шума, убрал Кирилла самостоятельно. Испортил тормоза или еще что-нибудь интересное в машине сотворил. Чтобы руль заклинило, к примеру. Но раз муженек сам решил свести счеты с жизнью, так это замечательно, это только радует. Ни ей, ни Олегу не пришлось брать грех на душу. Совесть ее чиста, и если Рябинкину вдруг захотелось непременно умереть, то она к такому его желанию не имеет никакого отношения.
Видя, что Кротов ждет от нее хоть каких-то объяснений, Оксана заявила, что в последнее время муж был подавлен, ему казалось, будто за ним кто-то охотится.
— Он вам об этом сам рассказывал? — осведомился Кротов.
— Ну что вы, нет, конечно! — Оксана посмотрела на собеседника взглядом маленькой обиженной девочки. — Он не стал бы меня пугать. Мой муж оберегал меня от всех неприятностей, не хотел расстраивать. Он очень меня любил. Я узнала об этом случайно, услышала его разговор по телефону. Не подумайте, что я подслушивала, просто так вышло. Даже не знаю, с кем он говорил. Наверное, с каким-то приятелем.
— И о чем шла речь?
— Кирилл сказал, что его хотят убить. Кто-то якобы хотел утопить его в море, а потом сбросил на него камень, когда мы были в горах. Мы ведь с ним недавно ездили в Сочи. И знаете, именно после той поездки я и заметила, что он как-то странно себя ведет. Кирилл стал очень нервным, пугливым, вздрагивал от любого шороха. Я никак не могла понять, что с ним. Но потом услышала этот разговор…
— Мания преследования, — пробурчал Кротов и едва заметно усмехнулся.
Оксана усмешку подметила и мысленно себе поаплодировала. Понятно, что любой здравомыслящий человек сочтет подобные россказни вымыслом. Кротов не глуп и понимает: если Рябинкина на самом деле хотели убить, то сделали бы это в Москве. Какой дурак потащится за своей жертвой на Кавказ, чтобы утопить ее в море?! Куда удобнее подкараулить несчастного возле дома и застрелить его. Все нормальные киллеры так и поступают.
— Ну что ж, спасибо за помощь, Оксана Владимировна, — произнес следователь, вставая. — И примите еще раз мои соболезнования. Я понимаю, в такой час вам…
— Мне хотелось бы похоронить мужа, — всхлипнув, перебила она, — чтобы можно было каждый день приходить на его могилу. Знать, что он лежит где-то непогребенный… О-о, об этом даже думать невыносимо!
— Тело ищут, — напомнил следователь, сочувственно поглядывая на вдову. — Вы найдете в себе силы прийти на опознание?
— Да, я постараюсь, — ответила Оксана с трагическим надрывом и подумала: «Скорей бы уж вы его нашли! Только когда он окажется в земле, я буду спокойна».
Наконец сыщик ушел. Закрыв за ним дверь, безутешная вдова скорчила недовольную рожицу, достала из бара початую бутылку коньяка и плеснула немного янтарной жидкости в рюмку. Потом заметила свернутую телеграмму, лежащую за фужерами из богемского стекла, достала ее, перечитала и порвала со злобой на мелкие кусочки. Кому она теперь нужна, эта телеграмма и эта Лариса? Кирилл умер, так что придется Ларисе выкручиваться самой.
Тут Оксана вдруг вспомнила о сыне своего покойного мужа и ужасно расстроилась. Как же это она про него забыла? Неужели теперь придется делиться с ним?
Может, и не придется! Нужно посоветоваться с Олегом. Пусть узнает, как в такой ситуации лучше поступить. Наверняка у него есть на примете какой-нибудь ловкий крючкотвор.
Убитая горем вдова поднесла к губам рюмку, понюхала и скривилась. Коньяк она не любила, но вина в доме не было, а ей безумно хотелось снять напряжение, вызванное долгой беседой с дотошным следователем.
На опознание Оксану пригласили через неделю, когда она уже и надеяться почти перестала, что тело мужа когда-нибудь выловят из реки.
Мент, не Кротов, а другой, огромный мужчина с пухлым и красным то ли от долгого пребывания на солнце, то ли от постоянного употребления алкоголя лицом, посмотрел на Оксану сочувственным взглядом и предупредил, что тело долго пролежало в воде. В предчувствии не слишком приятного зрелища она поежилась, вздохнула, достала из сумочки полфлакона любимых Incanto Charms и, щедро плеснув духи на носовой платочек, пошла за опером.
То, что она увидела, совсем не было похоже на Кирилла, но ведь мент предупреждал… Однако ужаснее всего был запах. Тошнотворный, омерзительный, он настойчиво лип к ее телу, окутывал с ног до головы, проникал глубоко в легкие. Оксана плотно прижала платочек к носу, но это не помогло: запах перебивал нежный аромат духов. Легкий завтрак, съеденный утром, подступал к горлу. Отвернувшись от распухшего, не похожего на человеческое, тела, Оксана, не отнимая платка от лица, выдавила дрожащим голосом:
— Это он.
После этих слова она бросилась вон из ужасного помещения, но едва шагнула за порог, как все, что было у нее в желудке, изверглось на пол. От стыда, страха и отвращения Оксана заплакала.
Оперативник остался невозмутим. Когда рыдания вдовы стихли, он мягко, но настойчиво спросил:
— Вы уверены?
Оксана отнюдь не была уверена, она и лица утопленника толком не разглядела, не до того было, но очень уж хотелось, чтобы это был именно Кирилл. Всхлипнув в последний раз, она вытерла слезы платком, потом сердито взглянула на своего мучителя и произнесла твердо: