— Забыла тебе сказать: на краю твоего огорода есть калитка, через нее можно пройти на мой участок.
Соседка поставила сумку на пол, потянула носом, и на лице у нее появилось выражение, какое часто бывает у тети Зины, когда она готовится съязвить: «Опять бомжам кастрюлю подарим? Ну когда же ты научишься готовить, Алюня?!»
Но вместо этого Нюра, кивнув на свою сумку, изрекла:
— Вот, принесла немного морковки, картошку, кочан капусты. Сваришь себе щи.
Альбина опять смутилась:
— Ну зачем вы, теть Нюр, беспокоитесь? Да у меня еды полно…
— Вижу, — перебила Анна Максимилиановна сердито, обводя глазами кухню и останавливая взгляд на распахнутой дверце пустого холодильника. — Но витамины не помешают. Весной их как раз нет. Да не стесняйся, у меня этого добра хватает. Сама все вырастила, своими руками. Племянницу и сына ее тоже снабжаю. Ей некогда на даче возиться, у нее свой магазин, «Уютный дом» называется.
И тетя Нюра, плюхнувшись на табуретку, принялась рассказывать про свою племянницу, которая одна растит сына и управляется с магазином, где продаются разные красивые безделицы для дома: вышитые скатерти и салфетки, постельное белье, нарядные занавесочки, наволочки для подушечек, вазочки, картины и рамочки для них, очаровательные букетики сухих цветов. В общем, всякие милые штучки, любезные сердцу каждой женщины, обладающей тонким вкусом и желанием получше обустроить свое гнездышко.
— Какая молодец у вас племянница, — решила польстить соседке Альбина. — Вот я ни за что не сумела бы магазином управлять. И что, у покупателей все это пользуется большим спросом?
— А то! Вот ты, к примеру, вышивать умеешь?
— Нет.
— Вот. Молодежь теперь ничегошеньки не умеет, — проворчала Анна Максимилиановна. — Только на компьютере стучите, будто дятлы. Да с мобильными телефонами ловко управляетесь. А я вот, в молодости, очень рукоделием увлекалась, крестом, гладью, ришелье вышивала. Покажу тебе мои работы, когда ко мне придешь. Теперь уж так не могу, плохо видеть стала. Танюшка, племянница моя, говорит: «Твоим работам, теть Нюр, место в музее. Давай, вышивай, будем через мой магазин продавать, денег заработаешь». Но нет, глаза у меня уже не те, да и руки отвыкли от тонкой работы, я все больше тяпкой да лопатой орудую. У меня сейчас другое хобби. — Она улыбнулась, и голубые ее глаза лукаво сверкнули в густой сетке морщин.
Альбина тоже заулыбалась и вспомнила свою бабушку, которая целыми днями пропадала на огороде, а вечерами вязала внукам носки, сидя в кресле перед телевизором. Мама тоже умела шить и вязать. И в кого это она, ее дочь, такая безрукая уродилась? Кашу сварить как следует и то не может, обязательно кастрюлю испортит. А уж про щи и говорить нечего. Это для нее недостижимая вершина. Хотя, наверное, не такое сложное блюдо, особенно если взять рецепт из какой-нибудь кулинарной книги. Вон их сколько в шкафу!
Когда тетя Нюра, пообещав принести семена редиски и лука для посадки, ушла, девушка вытащила из книжного шкафа кулинарные книги и журналы с рецептами, уложила стопкой на стол и принялась листать. Рассматривая фотографии, почему-то вспомнила Вадима. Возможно, если бы она была хорошей хозяйкой и умела испечь вот такой роскошный торт или приготовить жаркое из гуся с яблоками, как на той странице, он не бросил бы ее. Это предположение, едва родившись, тут же и исчезло, успев поразить ее своей нелепостью. Ведь ясно, что дело отнюдь не в наличии или отсутствии кулинарных способностей, дело совсем в другом. Наверное, Вадим никогда не любил ее. Только притворялся любящим, нежным и заботливым. А когда нужда притворяться отпала, он ушел, забрав все, что мог забрать.
Нет, дело вовсе не в ней. Наверное, он и не способен на такое сильное чувство, как любовь. Эта мысль утешала и успокаивала.
Однако Альбина тут же задумалась: а сама-то она способна? Любила ли она Вадима или же вышла за него только потому, что пришло ее время, а тут и жених подходящий подвернулся? Он был красив, нежен, внимателен, и она думала, что будет счастлива. Но счастья не получилось, и теперь она сидит тут, в чужом заброшенном доме, в маленькой деревушке, окруженной лесом, и не знает, что ей делать дальше.
В открытую форточку ворвался поток свежего воздуха, пропитанного запахом травы и еловых иголок. Заколыхались выстиранные занавески. Совсем близко, прямо над окном, запела свою звонкую песенку какая-то птичка. Альбина подняла голову, вытерла пальцами навернувшуюся на глаза слезинку и посмотрела за окно.
Майский день был в разгаре. Ярко светило солнце, солнечные блики играли в хрустальных подвесках люстры, скакали по гладкой поверхности зеркала.
«Такой чудесный день жалко растрачивать на тоскливые воспоминания, — сказала себе Альбина, закрывая журнал. — И на кулинарные опыты тоже. Щи можно сварить и позже, никуда они не денутся». Она надела кроссовки, заперла дом, калитку и отправилась в лес.
Альбина шла по узкой тропке и вдыхала аромат хвои. И постепенно измученная душа ее стала наполняться покоем. Возможно, это атмосфера, царившая в сосновом бору, торжественном и умиротворенном, оказывала такое действие, а может быть, подействовала утвердившаяся в мозгу мысль о том, что у нее есть крыша над головой, а в заборе на огороде — маленькая калитка, через которую можно попасть к доброй и приветливой тете Нюре. Вот уж кто, наверное, никогда не предается отчаянию, так это ее соседка, Анна Максимилиановна, хотя жизнь ее тоже не особенно баловала.
Внезапно над головой громко и резко закричала птица. Альбина остановилась и посмотрела вверх, но ничего не увидела. И тут ухо ее уловило другой звук — тихий, жалобный, напоминающий писк какого-то маленького зверька. Вспомнился рассказ из старой детской книжки про новорожденных зайчат, которых мамаши, родив, сразу же и бросают. И чужие зайчихи, пробегая мимо, останавливаются, чтобы покормить их. Так бедняги и вырастают, не зная родной матери. Решив почему-то, что это пищит новорожденный зайчонок, Альбина, осторожно ступая, чтобы не спугнуть зверька, пошла на звук. Но, отодвинув колючую еловую ветку, она с удивлением увидела мальчугана, игравшего утром с котенком. Альбина не разглядела тогда лица мальчика и, наверное, не узнала бы его теперь, если бы не котенок, высунувший любопытную черную мордочку из-под куртки ребенка.
— Это ты плакал? — спросила девушка.
— Я? Вот еще! Я никогда не плачу! — возмутился мальчик, шмыгнув носом. — Я взрослый. Это он.
И малыш кивнул подбородком на котенка, но Альбина заметила грязные дорожки на лице ребенка.
— Понятно. И как его зовут? — спросила она, улыбнувшись.
— Пока никак. Он еще маленький. Я не успел придумать ему имя.
— А тебя как звать?
— Тема. — Мальчик снова шмыгнул носом и поправился: — Артем. А ты кто?
— А я Альбина. Живу недалеко от тебя.
— Что-то я тебя раньше не видел. — Широко распахнутые серые глаза, обрамленные длинными темными ресницами, смотрели недоверчиво и не по-детски серьезно.
— Так я только вчера приехала.
— На все лето?
— Да, наверное, — ответила девушка и добавила про себя: «А может, и на всю зиму. Только об этом лучше не думать».
Над их головами снова громко и неприятно крикнула та же птица. Котенок юркнул под куртку, но потом снова высунул мордочку и жалобно мяукнул.
— Наверное, он есть хочет, — предположила Альбина.
— Да, — согласился мальчик, но не тронулся с места.
— Знаешь, у меня есть молоко. Может, пойдем ко мне, я налью ему в блюдце?
— Ага. А то он мне уже все руки исцарапал. — И Артем показал ей маленькое грязное запястье, украшенное множеством мелких царапин. — Он еще и кусается. Как собака. Наверное, потому, что есть хочет.
Словно в подтверждение этих слов, котенок снова мяукнул.
Глава 16
Они вошли в дом. Артем присел на корточки и бережно поставил котенка на пол, тот сразу же принялся с любопытством заглядывать во все углы. Залез за холодильник и вскоре выполз оттуда с паутиной на усах.
Альбина достала из буфета блюдце, налила в него немного молока. Мальчик с интересом наблюдал, как котенок лакает, быстро работая розовым язычком, разбрызгивая молоко по полу. Девушка вспомнила про гречку и спросила:
— Есть хочешь? Я что-то проголодалась, прямо как твой кот. У меня есть гречневая каша.
Мальчик не стал отказываться, наверное, тоже был сильно голоден.
Альбина достала две глубокие тарелки, наложила в них гречки и залила молоком.
Они сидели за круглым столом и молча, сосредоточенно ели. Когда в тарелке Артема ничего не осталось, он облизал ложку и произнес:
— Спасибо. Вкусная. Только сгорела немного. Но ты не расстраивайся. У моей мамы тоже иногда горелое получается.
— Хочешь еще?
— Ага.
«Бедняжка, даже подгоревшая каша кажется ему вкусной». — Альбина вдруг ощутила щемящее чувство жалости.
— Твои… родственники не станут тебя искать? — спросила она, ставя перед мальчиком новую порцию каши.
— Тетя Надя? Нет, она никогда меня не ищет. Я гуляю, сколько захочу. И где захочу. Могу хоть ночью прийти. Дверь не закрывается, там замок сломался. Тетя Надя почти не ругается. А дядя Юра… Тетя Надя ничего, она не очень злая. А дядя Юра злой, особенно когда водки напьется. Он тогда орет и ругается.
— На тебя?
— На всех. И на меня, и на тетю Надю. И на других.
— Из-за чего?
— А по-разному, — пожал плечами Тема. — Вчера говорил, что я их разоряю и что тетя Надя меня зря кормит. А тетя Надя ответила, что это он пропил все деньги, которые выдали на мою кормежку. Тогда он кинулся на нее, но она убежала во двор. А я спрятался за шкаф.
— Тетя Надя водку не пьет?
— Она тоже пьет, но меньше. А сегодня он сказал, чтоб я с котенком домой не приходил. Говорит: «Принесешь домой, я его утоплю». А куда его девать, он ведь умрет один.
Серые глаза мальчика стали наполняться слезами, и он снова зашмыгал носом. У Альбины в носу защекотало, и она испугалась, что тоже расплачется, как маленькая. Но тут в комнату вбежал котенок. Черная мордочка и усы его были испачканы в молоке. Сначала он ходил по комнате осторожно, на согнутых лапках, пугливо осматривался, но потом осмелел, стал подпрыгивать, пытаясь дотянуться до бахромы скатерти, покрывавшей стол. Артем, забыв о том, что только что собирался плакать, громко и весело засмеялся.