– Или в прошлом произошла какая-то история, которая отвратила вас от любви, – сказал Галер, уткнувшись в бумаги.
– Угу, – буркнул Крылов. – И не одна. Ведь я был беден, а женщина любит в мужчине деньги. Деньги, кареты, щегольские наряды, драгоценные безделушки. А главное – глупость. Богатый глупец – вот самая выгодная партия для любой мало-мальски умной девицы. Я же был беден и умен. Неудивительно, что все мои романы заканчивались полным провалом.
– Полагаю, так было раньше, – заметил доктор. – Мир сильно изменился. Мы живем в другом веке.
– Да? – вздохнул Иван Андреевич. – В последние годы Екатерины мы жили в кукольном театре. Женщины-куколки. Мужчины-куколки. Где-то там, на окраинах Европы, сражался Суворов, Румянцев гонял турок, но столичные гвардейцы выглядели не как солдаты, а как солдатики. И всех это устраивало. Всем нравилось. Знаете, когда столичный бомонд узнал про Французскую революцию? Когда императрица издала указ, запрещающий все французские товары, чтобы не поддерживать русскими деньгами республику. О, какую бурю негодования вызвал этот несчастный указ! Черт возьми, как же теперь покупать шляпки, платья и панталоны? Пудру, румяна и духи? Никого не волновала кровь, рекой лившаяся с эшафотов, – все горевали только об одном: больше не везут кружева и блонды! Впрочем, этот запрет быстро научились обходить контрабандисты. И в модных лавках опять появились последние парижские тряпки… В Париже свершалась великая трагедия, к власти приходил Бонапарт, до вторжения в Россию оставалось каких-то восемнадцать лет!
Галер обмакнул перо в чернильницу.
– Эта девушка… Агата Карловна… Вы вдруг начали чувствовать к ней нечто большее?
– Да, – сказал Крылов. – Нетрудно догадаться. Когда карты раскрылись и я понял, кто она на самом деле, Агата перестала изображать молодую дурочку и превратилась в совершенно удивительное существо. Современную Артемиду-охотницу. Она шла по следу, а я был как ее медведь.
– Медведь?
– Греки называли Артемиду «медвежьей богиней», вы не знали? Еще со времен Крита. Правда, ее часто изображают в сопровождении лани, но вряд ли меня можно представить в образе лани. Медведь… да, это подходит больше.
– Она ведь тоже, как Афина, была богиней-девственницей? Я имею в виду Артемиду.
– Ну… да.
– Вас это волновало?
Крылов запахнул халат на груди.
– Женская красота всегда волнительна для неопытного сердца. Но чем старше ты становишься, тем лучше понимаешь – красота ничто без ума. Красивая, но глупая женщина волнует первые пять минут. Красивая и умная волнует всегда. Конечно, я слегка затрепетал, когда она совершенно спокойно, уверенно и без всякого сомнения вошла в мою комнату, села у стола и огляделась. Сердце мое превратилась в воробья, пойманного кулаком мальчишки.
Москва. 1794 г.
– Что это вы сделались так угрюмы? – спросила Агата Карловна. – Хотите поужинать? Так у вас есть Гришка, велите ему принести из трактира.
Камердинер помешивал угли в печке, но при упоминании своего имени вскочил с корточек и поклонился:
– Сей момент, барин.
Агата повернулась к нему.
– Гришка! – сказала она повелительно. – Посмотри на меня.
– Да, Агата Карловна.
– Ты донесение Зубову уже отправил?
– Так точно, отправил-с.
– Через кого?
– Через трактирщика, Агата Карловна.
– Впредь никаких донесений без моего разрешения. Будешь писать, что я скажу. Понял ли?
Гришка смутился:
– Но… Агата Карловна. Меня же хозяин прибьет.
– А так я тебя прибью. Зубовы, конечно, сильны, да не сильнее императрицы. Так ли?
– Так точно, – поклонился Гришка.
– Подойди.
Шпион Зубова прошел мимо Крылова и приблизился к Агате.
– Возьми. – Она протянула ему несколько монет. – Будешь получать от меня столько же все время, пока не кончим дело. А потом… Потом посмотрю. Если узнаю, что ты мимо меня хоть слово скажешь Чернявому, – сидеть тебе в подвале. В самом темном. А сейчас ступай в трактир и принеси мне пару яиц вареных и стакан вина. А Ивану Андреевичу – что он сам пожелает.
Крылов заказал скромный ужин – осетрины, соленых грибов, каравай хлеба, фунт масла, цыпленка и три бутылки рейнского. А когда слуга скрылся за дверью, поставил шкатулку на стол и впервые смог разглядеть ее во всех подробностях.
Это была небольшая шкатулка размером с толстую книгу, вероятно, деревянная, но обитая железом. Впереди у нее помещалась защелка, а сзади – массивные петли, которыми крышка крепилась к ящику шкатулки.
– Итак, ключ внутри, – сказала Агата.
Крылов попытался откинуть защелку, но та не поддавалась.
– Вероятно, тут какой-то секрет, – пробормотал Иван Андреевич.
– Может, защелку надо сдвигать вбок? – спросила Агата. – Дайте мне.
Но и у нее не получилось открыть крышку. За дело вновь взялся Крылов. Он крутил шкатулку в руках, так и иначе пытался отодвинуть защелку, но она не поддавалась.
– Сходить за топором? – предложил Иван Андреевич. – Черт с ним, с замком, если не удается открыть, так просто разрубим и посмотрим, что внутри.
– А если вы повредите ключ?
Гришка притащил корзину с продуктами, но на него даже не обратили внимания. Камердинер зашел со спины Агаты и, вытянув шею, с интересом наблюдал за возней Крылова со шкатулкой. Наконец Иван Андреевич бросил ее на стол и вытер пот со лба:
– Черт знает что!
– А ну-ка, барин, дайте я попробую, – вдруг сказал Гришка и цапнул шкатулку со стола.
Он осмотрел ее, цокая языком.
– Занятный ларчик. Ах, что за штучка.
– И что? – спросил Крылов сердито. – Думаешь, ты умнее меня?
– Защелочка какая интересная, – продолжил Гришка. – Она ведь для виду сделана.
– Как для виду? – удивился Крылов.
– Так ведь защелочка-то, барин, не открывается.
– Я и сам вижу, что заперто, дурак ты этакий! – вскипел Крылов и хотел вырвать шкатулку из рук камердинера, но Агата остановила его.
– Погодите, Иван Андреевич, – сказала она быстро. – Не спешите, дайте ему.
Гришка еще раз повертел шкатулку в руках, поднес ближе к глазам, а потом поставил на стол.
– Ларчик-то ваш и не заперт вовсе, – объявил он.
– Как так? Говори яснее.
– Нет замочка, барин. Не запертый ларчик. Просто он открывается.
– Я его сейчас убью, – сообщил Крылов Агате. – Он над нами смеется.
Агата повернулась к Гришке:
– Не заперт? Так открой.
– Сей моментик.
Он развернул шкатулку так, чтобы перед ними оказались петли, нажал на них… И крышка откинулась.
– Вот такая затейка, – сказал Гришка торжественно. – Защелочка – это петелька. А петельки – это защелочки. Так вот наоборот сделали, чтобы чужой человек пытался открыть как положено, а на самом деле надо открывать все наоборот. Ах, мастера!
Непонятно, о ком сказал Гришка – то ли о мастерах, которые делали эту наоборотную шкатулку, то ли о Крылове и Агате Карловне, которые так и не смогли додуматься до того, до чего додумался простой камердинер.
– А ларчик просто открывался… – задумчиво пробормотал Крылов, рассматривая небольшой ключ и бумагу под ним. Сначала он выложил на стол ключ, а потом достал бумагу и развернул.
– Прочтите, – приказала Агата Карловна.
– «Петр Яковлевич! Я получил твое письмо и вот что хочу сказать тебе в ответ. Пять лет уже, как преставился мой отец. А с ним умерли и все его надежды. Мой брак, как ты понимаешь, окончательно ставит точку в вопросе наследования тайн рода. Я решил более не противиться судьбе и оставить все как есть. Пусть прошлое останется уделом мертвых, а живые пусть живут настоящим. Посылаю тебе архив, чтобы ты сжег его, и деньги, чтобы ты нанял рабочих и снес обитель так, чтобы и камня на камне не осталось. Поцелуй от меня Кирилла Петровича. Денег, которые я присылал для его содержания, должно хватить еще долго, а буде кончаться – отпиши мне об этом, я пришлю еще. Заклинаю тебя, и сам ты забудь о своих обетах. Забудь об обществе. Забудь обо всем».
– Есть там подпись? – спросила Агата.
– Нет, только дата: пятнадцатое ноября тысяча семьсот шестьдесят пятого года.
Крылов передал письмо Агате, и пока та читала, сидел молча. Потом он сказал:
– Старик говорил что-то про настоящего отца, который предал их тайну. Судя по всему, письмо именно от него. Итак…
– Итак? – спросила Агата.
– Не торопите меня. Итак, в нашей истории появляется еще один неизвестный – родной отец отсутствующего Кириллы Петровича. Мать мы знаем точно – это Екатерина Ельгина, та немая старуха. И еще дядю знаем – это ее ныне преставившийся брат Петр Яковлевич, который выдавал себя за отца.
– Писавший это письмо богат и облечен властью, – сказала Агата.
– Почему?
– Это видно по тону, каким оно написано. Он не испытывает никакой нужды в деньгах. Он советует нанять рабочих и снести обитель. В конце концов, он принадлежит к обществу, а оно ранее состояло из вельмож Петра. Так что он, вероятно, кто-то из их наследников, раз хранил у себя архив.
– Но где нам найти полный список Нептунова общества? – спросил Крылов. – Я уже не говорю о том, чтобы опросить всех наследников его членов. К ним просто так не подступишься. Впрочем… Завтра я посещу одного старца, который, вероятно, поможет нам.
– Мы посетим, дорогой Иван Андреевич, – улыбнулась Агата и встала со стула. – А теперь простите меня, уже поздно. Я иду к себе, и пусть Гришка меня проводит.
Крылов угрюмо кивнул и невольно проследил за тем, как Агата, будто нарочно качая бедрами, выходит.
– Иди уж, – сказал он камердинеру. – Шпион, выйди вон.
Петербург. 1844 г.
Галер вытер перо тряпицей и поставил его в стакан. Потом встал, подошел к окну и выглянул вниз.
– Странно, – сказал он задумчиво. – Иван Андреевич, вы знаете, кто ездит вон в той карете?
– В которой?
– Черная карета без гербов, пара лошадей гнедой масти и кучер. Уже второй вечер подряд вижу ее напротив вашего дома.