– Здесь, что ли? – указал кнутом Афанасий на большое строение в конце улицы.
– Да, здесь. Останови у парадного.
Через минуту Крылов вылез из брички, приказал Афанасию ждать его и прошел в двери. Оказавшись в длинном темном коридоре, Иван Андреевич зажег спичку и, прищурившись, посмотрел вперед. Все точно, как ему и говорили. Он дошел до самого конца коридора, где начиналась лестница наверх. Тут под лестницей была небольшая дверь. Иван Андреевич дернул ручку на себя – не заперто. Полусогнувшись, кряхтя, он втиснулся в каморку. Там было совершенно темно и пахло кислым. Крылов неуклюже зажег еще одну спичку. Грязная лежанка с наброшенной черной овчиной, от которой и шел кислый запах.
– Черт понес меня сюда, – пробормотал Иван Андреевич, поднимая спичку повыше, чуть не задевая скошенный потолок. – Где же оно? А! Вот!
В стене у самого угла было вделано старое латунное кольцо. Иван Андреевич взялся за него, бросил погасшую спичку на пол и потянул в сторону – стенка отъехала с тихим рокотом, открыв черный прямоугольный проход. Крылов сделал шаг вперед и закрыл за собой фальшивую стенку. Здесь он зажег третью спичку и медленно пошел вперед, оглядывая стены и потолок тайного хода – чтобы не наткнуться случайно на какой-нибудь острый выступ или не попасть лицом в паутину.
Ход закончился узкой деревянной лестницей. Пришлось потратить еще несколько спичек и, главное, собственных сил, чтобы вскарабкаться на уровень третьего этажа. Тут Крылова ждало последнее препятствие – запертая дверь. Он остановился, чтобы отдышаться, понимая, что люди за этой дверью уже услышали его шаги по лестнице. Вероятно, у них были и другие способы узнать о незваном госте – скрытые механизмы в лестнице или стенах. И сейчас один или двое стояли по ту сторону – с заряженными пистолетами или обнаженными кинжалами. Крылов поморщился – а вдруг условный стук, которым он собирался открыть эту дверь, уже не действителен в качестве ключа? И что тогда? Выстрел через дверь? Или просто настороженное молчание? Но молчание ли? Если уж люди с той стороны решат, что незнакомец слишком близко подобрался к их тайне… Место тут секретное, удар в грудь – и никто никогда не узнает, куда же сгинул тучный литератор!
Крылов нерешительно поднял руку и прислушался. Тишина. С гулко бьющимся сердцем он стукнул три раза, потом два быстрых, а потом еще два с промежутком.
Ничего. Крылов подождал, а потом повторил условный стук. И снова – ничего! Похоже, план не сработал. Иван Андреевич снял шляпу, вытер вспотевший лоб и привалился к стене, горько раздумывая, что теперь делать. По всему выходило, что надо возвращаться обратно к Афанасию, ехать к себе в номер и выдумывать что-то новое. Но тут за дверью скрипнули половые доски, раздался тихий стук отпираемого засова, и дверь отворилась.
На пороге стоял коренастый мужчина в коричневом кафтане и с редкими прилизанными волосами на лысеющем черепе. Он молча посмотрел на Ивана Андреевича, а потом посторонился, пропуская его в комнату, тускло освещенную камином.
Крылов вошел и огляделся. Комната была почти пустой – не считая двух кресел, стола с початой бутылкой и корками хлеба да шкафа с книгами. Окна были плотно зашторены. Впрочем, в дальней стене виднелась еще одна дверь.
С кресла поднялся второй мужчина – длинный, мосластый, с рыжей коротко стриженной бородой. Одет он был во все черное.
– Ну, – сказал он весело, – кто тут к нам залетел на вечерочек?
Позади Крылова щелкнул засов.
Петербург. 1844 г.
– По правде говоря, у меня с самого начала не было никакой уверенности в том, что мой трюк удастся, – сказал Иван Андреевич. – Человек, к которому я ехал, был знаком мне шапочно. Возможно, я просто убедил себя, что он мне поможет. Но этого могло и не случиться – потому что и сам он находился в положении очень шатком. Мало того, он скрывался. Его адрес я узнал случайно, полгода назад в Петербурге, из разговора с одним приятелем, который предложил мне вступить в масонскую ложу. Это было не лучшее время для вольных каменщиков. Николай Иванович Новиков уже два года как сидел в Шлиссельбургской крепости, хотя следствие и не нашло у него при обыске ничего предосудительного. Из всех московских масонов арестовали его одного, но этого хватило, чтобы все местные мартинисты страшно испугались и прекратили свои открытые собрания. Конечно, втайне они продолжали собираться, но теперь уже в потаенных местах. Одно из таких мест и открыл мне питерский знакомец, сказав, что там можно найти сподвижника Новикова, Семена Ивановича Гамалеи со товарищи. Мой знакомец даже передал условный стук, при котором мне откроется дверь.
– Зачем? – спросил доктор Галер.
Крылов пожал плечами:
– Он был изрядно пьян. Думаю, просто хотел покрасоваться причастностью к тайне. Тогда я не придал его словам особого значения. Масоны казались мне изрядно скучными людьми – их фанатичное отношение к христианству, к чистоте нравов, их презрение к богатству, с которым они легко раздавали свое имущество нуждающимся во времена голода в 84-м, – все это казалось мне сумасшествием. Для такого небогатого человека, каким был я в те дни, подобное казалось прихотью, игрой. Но было и нечто, что объединяло меня с масонами Новикова, – мы все плыли по одному литературному течению, издавали сатирические журналы, обличали пороки общества и нравы аристократии. Только они потому, что так диктовали им убеждения, а я просто в силу своего природного сарказма. Это различие и не позволило мне сделать роковой шаг, вступить в одну из бесчисленных лож, что позднее оказалось просто опасным. В то время ты не мог предугадать, как отзовется даже твое самое обычное слово. Помнишь, я рассказывал про поручика Мировича, который пытался организовать побег Иоанна Антоновича? На допросе, будучи спрошен – кто его надоумил, он ответил – граф Кирилл Разумовский, тот самый, последний гетман Малороссии. А граф и сам был среди следственной комиссии. Оказалось, когда-то Мирович видел Разумовского и приступил к нему с вопросом: как добиться успеха у Фортуны? И граф, ничуть не думая, дал ему совет самому ухватить капризную девицу за подол. Якобы это и сподвигло поручика на замысел освобождения узника, чтобы тот впоследствии возвысил своего спасителя. Прямо по совету гетмана. Казалось бы – случайность, пустота. Но Разумовский после того злосчастного допроса спешно оставил место руководителя Академии и уехал за границу, пока не улягутся толки. Вот как боялись! Не слова даже, а слуха! Намека! А ведь гетман был обласкан императрицей, имел от нее подарки, имения, дома, тысячи душ, сопровождал Матушку в поездках – но и он испугался. Что говорить о простых московских масонах, особенно когда Новикова посадили именно в ту камеру, в которой томился и был застрелен караулом Иоанн Антонович? Они восприняли это как серьезную угрозу, как некий знак, который подала им Матушка. Этот испуг я и решил использовать. Я собирался встретиться с Гамалеей и именем императрицы потребовать у него помощи, обещая, что за это императрица закроет глаза на его прошлое.
– Это был чистый обман, – укоризненно сказал доктор Галер.
– Конечно! – крикнул Крылов. – Но отчаянные времена требуют отчаянных действий. Кроме того, я полагал, что, исполнив волю Матушки, я сумею выпросить прощения для всех, кто мне помогал.
– И масоны помогли?
Крылов горько усмехнулся.
Москва. 1794 г.
Иван Андреевич повернулся – коренастый мужчина перекрыл собой дверь.
– Не бойтесь меня, господа, – быстро сказал Крылов. – Я не собираюсь причинять вам вреда или раскрывать ваши тайны. Это место мне открыл посвященный, такой же сторонник вольных каменщиков, как и вы. Я пришел, потому что…
Тут он вдруг остановился. Обитатели тайного убежища вовсе не выглядели напуганными или даже встревоженными. Ивану Андреевичу даже показалось, что высокий, одетый во все черное, слушает его с иронией.
– …Потому что мне нужна ваша помощь в…
Он снова обернулся на коренастого. Отрепетированная заранее речь вдруг совершенно выветрилась из головы.
– А где Семён Иванович? Где Гамалея? – растерянно спросил Крылов, снимая шляпу.
– А! – напористо произнес высокий. – Гамалея! Ну, конечно! – Через плечо Крылова он весело подмигнул коренастому: – Гамалея! Слышь, Васька?
Тот ничего не ответил. Засунув руки в широкие карманы кафтана, он привалился спиной к двери, окончательно отрезая Ивану Андреевичу ход назад.
Крылов отступил на шаг, чтобы оба субъекта оказались в поле его зрения. Все шло совершенно не так, как он себе представлял. И даже хуже – встретившие ему типчики были больше похожи на разбойников, чем на мартинистов.
– Если его тут нет, я пойду, – сказал Крылов. – Возможно, я ошибся. И не советую меня удерживать.
Петербург. 1844 г.
Доктор Галер мельком взглянул на Ивана Андреевича, но тому и мгновения было достаточно, чтобы уловить скептицизм в глазах доктора.
– Что? – сердито каркнул Крылов. – Думаешь, я бы с ними не справился? Это я сейчас – неповоротливая туша, бурдюк с помоями. А в молодости ходил с парнями «стенка на стенку». И помнил еще все крюки и подхваты. У меня уже тогда был солидный вес – если б ударил тебя в лоб, считай, голову снес бы напрочь. Мужчины того сорта, как те, с которыми я разговаривал, хорошо чувствуют силу и опасность. Поэтому они сменили тон на более вежливый, пригласили меня в кресло и даже предложили выпить.
Москва. 1794 г.
Каким образом коренастый одним только шагом оказался за его спиной, Крылов так и не понял. Свет вдруг померк, а в следующий момент Иван Андреевич уже сидел в кресле с гудящей головой. Он попытался поднять руки, но обнаружил, что они связаны. Высокий мужчина сидел в соседнем кресле и лезвием тонкого ножа счищал с обшлага невидимое пятнышко. Коренастого в комнате уже не было.
Тут бы Ивану Андреевичу смертельно испугаться, но испуга не было – слишком сильно вдруг разболелась голова. Высокий глянул на него краем глаза, понял, что пленник очнулся, но не переменил своего занятия.