Я жаждал знать, что она сгорает от желания и умоляет меня продолжать. Что она так же хочет почувствовать меня внутри, как и я изнываю от нетерпения погрузиться в ее сладкое тело.
– Введи два пальца внутрь. Закрой глаза и представь, что это я. Почувствуй мой член внутри себя.
Когда ее пальцы скрылись внутри, я больше не мог сдерживаться. Вскоре ее рука начала двигаться вглубь и обратно почти с такой же скоростью, что и моя. Она открыла рот, и я знал, что Обри вот-вот достигнет оргазма.
– Чэнс…
– Давай, крошка! Кончим вместе.
Это был самый невероятный опыт в моей жизни. Доходя до высшей точки кульминации, Обри громко застонала, шепча мое имя, и это было бесконечно эротично.
Нам обоим потребовалось некоторое время, чтобы восстановить дыхание. Постепенно ее тело расслабилось, и она прислонилась к покрытой плиткой стене душевой. Обри не открыла глаз, когда я протянул руку и выключил воду. Я подхватил ее на руки и отнес на свою кровать. Устраиваясь рядом, я как можно осторожнее скользнул под простыню, чтобы не прижаться к Обри. Это нарушило бы правила. Как ни странно, сейчас я насытился ею.
Минут через пятнадцать она пробормотала: «Извини…», и вскоре я услышал, как она посапывает во сне.
Вскоре и я заснул, чувствуя облегчение и радость от того, что любимая женщина спала рядом в нашей общей постели.
Когда я проснулся на следующее утро, это чувство, к сожалению, очень быстро испарилось. И в тот момент я решил, что навсегда.
Глава 28
Поговорим о взлетах выше облаков и падениях в бездну ада. Впервые до меня с полной ясностью дошло, что должна была почувствовать Обри в момент пробуждения, когда обнаружила, что я покинул ее в отеле в Вегасе.
Она ушла.
Пикси тоже не было.
Свет утреннего солнца заливал кухню, когда я зашел туда в поисках Обри. Мое сердце бешено колотилось, и вдруг я заметил листок белой бумаги на кухонной стойке. Развернув его, я потер заспанные глаза, чтобы не упустить ни единого слова из написанного.
Чэнс,
Вчерашний день был восхитителен. Но вечером я позволила себе увлечься. Это еще раз доказывает, что у меня совершенно нет воли, чтобы противостоять влечению к тебе. До тех пор, пока я с Ричардом, такая слабость с моей стороны является несправедливостью по отношению к нему. Я не хотела рисковать и оставаться еще на один день, так как абсолютно уверена, что больше не смогла бы устоять перед тобой физически. Прости меня. Я знаю, что обещала тебе все выходные. Но я просто пытаюсь поступить честно.
Скомкав письмо и швырнув его через комнату, я проорал грязное ругательство. Мой вопль отозвался эхом в пустой кухне. Значит, это все? Вчера был мой последний шанс произвести на нее впечатление, прежде чем она примет окончательное решение, и последнее, что я сделал, – это дергал себя за член до тех пор, пока мы не вырубились. Неужели все так и закончится после всего пережитого? Отличная игра, Найтмен. Ты просто гений! Как, черт возьми, ей удалось так быстро заполучить транспорт до Темекулы, да еще и с козлом? Наверняка она продумала план отступления, прежде чем согласилась поехать сюда. Скорее всего, Обри на всякий случай заранее заказала такси. «Чэнс вынул свой член, так что забирайте меня отсюда поскорее!»
В состоянии полной беспомощности я облокотился о стойку и потер виски. Я раздумывал, позвонить ли ей прямо сейчас или подождать… не знаю, чего. Впервые за все то время, когда я снова вошел в жизнь Обри, я не имел никакого плана действий. Я правда не представлял себе, что делать дальше.
Примчалась Адель, которой я сообщил по телефону, что Обри от меня уехала и, похоже, навсегда.
Меряя шагами комнату, я то и дело ерошил руками волосы, что для меня означало крайнюю степень растерянности.
– Я думаю вернуться в Темекулу сегодня вечером.
– Не делай этого, прошу.
– Нет?
– Нет. – Адель взяла меня за руки, чтобы остановить мои метания по комнате. – Послушай, она мне действительно понравилась. Надеюсь, что все наладится. Ты же сделал все, что в твоих силах, чтобы показать ей свои чувства. Теперь настало время предоставить Обри немного свободы, которая ей очень нужна для принятия правильного, будем на это надеяться, решения. Она сама должна понять, что ты для нее единственный мужчина на свете. Я видела в ее глазах, как много ты значишь для нее. И она плакала! Единственное, что ее удерживает, – это страх снова пережить боль.
– Но что, если она позволит страху взять верх и останется с этим придурком?
– Тогда тебе придется жить с этим дальше.
Смогу ли я жить дальше? Я не мог даже вообразить, что когда-нибудь еще в своей жизни буду желать кого-то так же страстно. Но если она выберет его, я знаю, что мне придется начать свою жизнь заново, встречаться с другими женщинами и, в конце концов, покончить со своим двухлетним воздержанием.
Адель открыла пачку с шоколадными вафлями и налила две большие порции молока. Поскольку она не могла найти этот сорт молока в Америке, то просила друга из Мельбурна присылать его ей в большом количестве.
Я обмакнул покрытую шоколадом вафлю в стакан и откусил кусок. Потом заговорил с полным ртом:
– Как, по-твоему, я смогу торчать здесь, в Хермоса-Бич, зная, что, возможно, никогда ее больше не увижу, если она решит уехать с ним? Он отправляется в Бостон буквально на днях.
– Сколько примерно времени ей понадобится, чтобы закончить здесь все дела перед переездом в Бостон? Разве ей не нужно будет продать дом и избавиться от барахла? – в замешательстве спросила Адель.
– Она арендует дом и как-то упоминала, что большая часть мебели уже там была, когда она въехала в него. Думаю, самая большая проблема – это перевезти нашего козлика.
– Ты осознаешь, что только что сказал «нашего» козлика, так ведь? Значит, это и твой козлик?
– Блин… Я имел в виду, ее козла.
Адель сочувственно улыбнулась.
– Нет, ты не это имел в виду.
– Ты права. Не это.
Позже, в тот же вечер, когда Адель вернулась к Гарри, когда гнев пересилил все остальные эмоции, я послал Обри сообщение.
Чэнс: Больше не буду тебя преследовать. Даю тебе полную свободу. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать.
Ее ответ был более чем лаконичным.
Обри: Спасибо.
Я был чертовски горд собой… несколько первых дней следующей недели. Я не звонил и не писал Обри, занимался домашними делами в Хермоса-Бич, работал над новой инсталляцией из мусора, доводил до конца брошенные ремонтные работы в доме. Но, хотя я был занят с утра до вечера, в душе я чувствовал себя полностью раздавленным.
Было очень непросто держаться в стороне от Обри, но я последовал совету сестры и соблюдал дистанцию в надежде, что Обри по доброй воле примет правильное решение.
Чем ближе оказывался конец недели, тем сильнее во мне нарастало нетерпение. Как-то вечером, безуспешно пытаясь отвлечься от своих мрачных мыслей просмотром очередного выпуска передачи «Top Gear», я внезапно нарушил данную себе клятву и написал Обри.
Чэнс: Ты на связи?
Обри: Я здесь.
Чэнс: Привет.
Обри: Извини, что не писала.
Чэнс: Все нормально. Я специально старался держаться в стороне, чтобы ты разобралась в себе.
Обри: Ты вернулся в Темекулу?
Чэнс: Нет. Там меня ничто не держит, кроме тебя, а я обещал не нарушать твоего пространства. Мой дом здесь. Хотя теперь, когда здесь побывала ты, он уже не кажется без тебя таким родным.
Обри: Извини, что заставила тебя сожалеть о своем приглашении.
Чэнс: Единственное, о чем я сожалею, – это о том, что я не вломился в душ через те двери, Принцесса.
Она ответила не сразу. Прошло несколько минут, прежде чем мой телефон завибрировал.
Обри: Спасибо, что ты не сделал этого.
Чэнс: Ты бы осталась, если бы я все-таки поступил так.
Обри: По-твоему, это было бы правильно?
Чэнс: Возможно, ты испытывала бы проблемы при ходьбе, но ты бы все еще была здесь.
Обри: Понятно.
Она больше не писала, поэтому снова написал я.
Чэнс: С тобой все в порядке?
Обри: Да. Я больше не могу писать. Обещаю позвонить тебе на этой неделе.
Чэнс: Он там, с тобой?
Обри: Да.
Ревность обрушилась на меня, словно целая тонна кирпичей. И снова прозвучал тот самый голос, напоминающий голос матери: «Оторви свою задницу от дивана и иди завоевывать свою женщину». Неожиданно меня осенило. Что удерживало меня здесь? Гордость? Да. Всего лишь моя гребаная гордость. На всем белом свете для меня существовала только Обри. Ради того, чтобы вернуть ее, можно было переступить и через гордость.
Мне было плохо. То, что происходило, было неправильно. В глубине души я знал, что она любит меня. Я видел это в ее глазах. Она просто боялась новой боли. Мое решение не вмешиваться в ход событий лишь давало сопернику преимущество. Если я собираюсь отпустить ее, то, по крайней мере, должен знать, что сражался за нее до конца. Я должен быть рядом с ней.
Итак, планы меняются.
Схватив ключи, я сел в свой грузовик и рванул в сторону Темекулы. Дорога была свободной, поэтому я выжимал восемьдесят пять миль в час.
План действий был следующий: провести ночь в мотеле и с утра пораньше быть готовым к решающему сражению, что бы мне ни сулил грядущий день. При этом я абсолютно не был уверен в исходе завтрашней битвы. Я просто знал, что буду рядом с ней до конца, а там будь что будет.
Я выхожу на чертовски длинную дистанцию, Принцесса.
Я настроил радио на музыкальный канал. Видимо, мои нервы были не в состоянии выдержать что-либо еще.
Было уже поздно, когда я, наконец, добрался до мотеля. Каким-то чудом я быстро заснул. Я планировал с самого раннего утра припарковаться на Джефферсон-стрит и пригласить ее на завтрак. До завтра оставалось еще много времени.