Лежит отец, вспоминает все, что с ним произошло, и думает, что в бреду ему это почудилось.
А Пархомов и говорит:
– Видно, что с приисков, мужик, бредешь – в карманах золота полно. Вот оно там же и лежит, мне чужого не надо.
Обрадовался отец да во всем Пархомову и признался. И порешили они летом идти золото искать.
Из года в год каждое лето ходили, колесили в горах, а место так и не нашли. Отец вконец разорился, бросил поиски золота да вот тут на прииск и нанялся.
А в тысяча девятьсот девятнадцатом году слух прошел, что Пархомов в горах байкальских клад нашел. «Клад не клад, – думает отец, – а на мою пещеру наткнулся, верно». Обидно стало ему – он же Пархомову про золото рассказал. И решил он пойти к богачу, поговорить, да пока собирался, Пархомов с женой за границу сбежали. Так отец ни при чем и остался.
– Ну, а потом? – спросила Саша.
– Долго старик не мог успокоиться. Нет-нет да и уйдет на неделю в горы. Так его в горах кто-то и порешил топором. Кому старик на пути стал – неведомо.
Аполлон Иннокентьевич вздохнул и принялся за остывшую кашу.
– Но кто же его убить мог? – спросил Витя Беленький. – С целью грабежа?
– Когда труп нашли, на нем все цело было. Ему не раз говорили: «За Лысую гору по «Господи, пронеси!» не ходи – неспокойно там». Бывало не раз – уйдет путник в те края, и с концом. Везде спокойно, а там смерть ходит.
Ребята взволнованно переглянулись. Витя толкнул в бок Толю, наклонился к нему, собираясь шепотом сообщить ему свои опасения насчет Мирошкиных походов в горы, но ничего не сказал. В дверях стоял сам Мирошка.
– Привет честной компании! – снимая кепку и нарочито низко кланяясь, сказал он. – Как видите – отлежался!
– А где же Слава? – спросил Аполлон Иннокентьевич.
– Слава? – удивился Мирошка. – Не знаю… – Он вопросительно взглянул на ребят и быстро поправился: – Он придет…
Слава действительно скоро пришел. Он и Мирошка не глядели друг на друга.
«Горная»
Воздух чистый, бодрящий, с легким запахом омуля бывает только на Байкале. Жадно вдыхая этот совершенно особенный воздух, Мирошка остановился на отлогом берегу. Утро было ясное, радостное.
Мирошка поднял кверху руки, потянулся, взглянул на безбрежный Байкал, безоблачное небо, с улыбкой сказал: «Ну, господи, пронеси!» – и вступил на опасный путь. Чтобы не кружилась голова, он старался смотреть только влево, на мрачную скалу. Она местами была блестящей, точно отполированной, и он видел на ней свой силуэт.
Мирошка шел медленно, осторожно переставляя ноги. Тропа, усыпанная щебнем, была скользкой, шириной в один шаг, внизу на глубине пять-шесть метров из года в год, из века в век бурно плескался Байкал. Волны, пенясь, взбирались высоко на скалу и, падая, разбивались в мелкие, похожие на пыль, брызги.
Мирошка против воли изредка взглядывал вниз, и вода Байкала казалась ему зеленовато-красной. Волны прибили к подножью скалы массу зеленых водорослей. Они расправили в воде свои нежные слизистые стебельки с красными прожилками и, медленно покачиваясь, плавали около скалы.
Мирошка боялся, что у него закружится голова, и стал смотреть под ноги. Он бережно перешагнул через нежный, слабенький цветок, выросший на тропинке. Ему показалось, что шел он бесконечно долго. Наконец он встал на широкий покатый камень, сбежал вниз и очутился в живописной пади, поросшей кустами дикой яблони и боярки.
По земле стлалась невысокая сочная трава, как бархатный ковер, испещренный чудесными узорами огоньков, колокольчиков, ирисов, незабудок, белых и розовых ландышей и душистого полевого жасмина…
«Куда же теперь? – подумал Мирошка. – Кажется, я исходил все здесь вдоль и поперек километров на десять». И, решительно повернув, пошел налево, в обход горы.
Он бродил несколько часов подряд по горам, в падях, по берегу Байкала. Чувство робости, вероятно, шевельнулось бы у бесстрашного командира «Чертовой дюжины», если бы знал он, что, без оружия колеся в горах, он спугнул не одного хищника. Но Мирошка этого не знал, а леса он не боялся, привык к нему во время партизанщины.
В середине дня он наткнулся на крошечную избушку, крытую дерном.
Избушка от времени почернела и покосилась, дерн на крыше буйно разросся. Среди цветов и травы выросла даже хилая березка.
Мирошка обошел вокруг избушки. Окон не было. Он отодрал от двери высохшую березовую палку, прибитую заржавевшими гвоздями, толкнул скрипучую дверь и с любопытством заглянул в избушку.
На него пахнуло сыростью и гнилью. Избушка была пуста, только в углу лежала какая-то черная одежда. Мирошка подошел и хотел приподнять ее, но материя от прикосновения его рук расползлась на клочья. Очевидно, от времени и сырости она истлела.
Долго стоял Мирошка на середине избушки и разглядывал пустые стены, будто они могли рассказать ему, кто строил их, кто жил здесь, в горах, далеко от людей.
Легкое потрескивание веток за домом вывело Мирошку из задумчивости. Он осторожно выглянул и замер с открытым ртом, увидев человека, похожего на гнома, маленького, старого, с седой бородой и мохнатыми бровями. На нем была высокая шапка из кудрявого барашка, по форме похожая на колпак. Он шел не по годам резво, внимательно оглядывая лес, точно кого-то искал. В руках у него была палка, за поясом блестел топор.
Мгновение Мирошка колебался: выйти ли навстречу смешному маленькому старику или спрятаться? Кто знает, что у него на уме?
Но спокойный взгляд старика внушал доверие, и Мирошка смело двинулся навстречу.
От неожиданного появления мальчика старик вздрогнул и выпустил из рук палку. Мирошка поднял ее, подал старику и поздоровался с ним.
– Здравствуй, касатик! – ответил старик. – Куда путь держишь? Почему один по горам ходишь? И оружия у тебя нет – тут и звери, и люди недобрые есть. Не боязно?
– Не боязно. Ко всему я привык, дедушка, на всякие страхи насмотрелся. Теперь меня ничем не напугаешь.
– Ишь ты! – с иронией сказал старик, умными глазами снизу вверх посматривая на подростка. – Какие же страхи ты, сынок, видел?
– А я, дедушка, в тылу у немцев партизанил, командиром отряда был, – не без гордости сказал Мирошка.
– А! Так это, стало быть, о тебе сказывали? Отряд «Чертова дюжина»?
– Да.
– Ага! – Старик сгреб в горсть бороду и о чем-то долго думал. – Так, говоришь, командиром отряда был? Так-так, верно, что злые люди да волки тебе не так и страшны. Голова твоя, верно, отчаянная. Ну, садись, командир, потолкуем.
Старик сел на траву, Мирошка – рядом. Старик достал кисет, набил табаком трубку.
– Куришь? – протянул он табак подростку.
– Курю.
Из-под длинных седых бровей старик с любопытством рассматривал мальчика.
– Сказывали, сказывали о вас-то, – задумчиво протянул он. – Ну, а сюда, командир, зачем пошел? Путь сюда труден, только неволя и гонит!
– А я, дедушка, просто так, Байкал изучаю.
– Ишь ты! – недоверчиво ухмыльнулся дед. – А туда, к котловине, не ходил? – махнул он рукой в сторону гор.
– Нет. Путь не нашел.
– И не ходи, сынок. Там царство горных духов, оттуда живым не выйдешь. Слышал, поди, сколь людей погибло в этих краях? Это все духи…
– Не верю я в духов, – усмехнулся Мирошка.
– Не веришь? А ты завтра ввечеру приходи сюда. Я тебе духов покажу.
– Ладно, приду, – отозвался Мирошка.
– Только топор захвати, медвежьей тропой пойдем, – предупредил старик и стал расспрашивать Мирошку о том, как партизанили ребята в немецком тылу. Они разговаривали долго. И Мирошка чувствовал себя не очень хорошо: старик не верил ему.
Мирошка поднялся первым и, пальцем указывая на избушку, спросил:
– А тут кто жил?
– Отшельники-монахи, – ответил старик. – Три избушки тут прежде-то были, теперича одна осталась.
– Три? – вскричал Мирошка. – А где же остальные?
– От времени рухнули. Вон в лесочке лежат, – ответил старик.
Мирошка рванулся вперед, но одумался и, чтобы не показать своей радости, медленно пошел к лесу. В самом деле там догнивали почерневшие останки избушек.
К удивлению старика, Мирошка в порыве радости сорвал с головы кепку, подбросил ее высоко вверх и, пока она летела обратно, стал крутиться волчком на одной ноге.
Старик засмеялся:
– Ну, какой ты партизан! Парнишка шустрый, а не командир!
Но Мирошка не обратил внимания на слова старика. С цирковым мастерством он подставил голову, и кепка, перевернувшись в воздухе, шлепнулась на его волосы.
Домой старик и Мирошка шли вместе. Старик сказал Мирошке, что зовут его Акимом и живет он в поселке, недалеко от прииска.
Дорогой Мирошка спросил у старика, зачем он ходил в горы.
– А у меня силки на птицу там расставлены. Птицы в горах больно красивые, – ответил старик.
Они подходили к берегу Байкала.
– Стой-ка, сынок, – вдруг обеспокоенно сказал старик и, ладонью заслоняя глаза от солнца, стал пристально всматриваться в западный берег Байкала.
Там видны были очертания гор. Серыми облаками с них медленно сползал туман.
– Горная! – с ужасом воскликнул старик, схватил Мирошку за руку и потащил обратно в горы.
Мирошка, ничего не понимая, послушно бежал вслед за стариком, поминутно оглядываясь. Было ясно, знойно и тихо. С гор западного берега Байкала медленно ползли вниз серые облака тумана. И вдруг они сорвались в воду, затем взлетели вверх, окруженные водяной пылью. В одно мгновение почернела у гор вода и, клубясь и пенясь, понеслась к восточному берегу. Ураган поднял в небо воду Байкала и смешал ее с воздухом.
Вихрь подхватил Мирошку и отбросил от старика. В ушах у него засвистело, загудело, кепка взлетела вверх, и в лицо больно ударил мелкий песок. Мирошка закрыл глаза и вдруг почувствовал страшную тишину. Ему показалось, что он оглох. Но это была секунда затишья. Потом ветер рванулся с новой силой.
– Ложись! – крикнул старик.
Мирошка с трудом открыл глаза, оглянулся и кубарем скатился в овражек.