Через пару минут они поднимались в лифте на второй этаж.
— Так, Миша, бегом в аппаратную. Я сейчас подойду, займемся монтажом.
— Понял, не дурак, — ответил оператор. — Уже испаряюсь.
— Давай.
Пройдя через холл, Вероника и Марафонец оказались в огромном зале, сплошь заставленном компьютерными столами. Здесь сновали люди, каждый по каким-то своим делам. Кто-то клацал клавиатурой, набирая текст; кто-то что-то втолковывал стоящему рядом; чуть поодаль низенький пожилой мужичонка распекал виновато потупившегося верзилу. При этом пожилой активно помогал себе взмахами обеих рук.
— С меня голову снимут! Понимаете? Голову! — кричал он, хлопая себя ребром ладони по позвонку, словно показывая: именно в этом месте, вот тут, и коснется топор несчастной цыплячьей дряблой шеи. — Через десять минут материал должен выйти в эфир, а вы рассказываете мне о каких-то там технических трудностях!
— Но…
— Знать ничего не хочу! Слышите? Ни-че-го не хо-чу знать! Все!
— А… — попытался вставить слово верзила, но старик замахал руками, будто и не руки это были вовсе, а крылья ветряной мельницы.
— Ничего не слышу! Это ваши проблемы, и меня они не волнуют!
На секунду Марафонец оторопел, остановился, оглядываясь, словно оценивая степень опасности этого чересчур людного места.
— Полетаева! — моментально переключился «дряблая шея», едва заметив Веронику. — Вы преступница! Убийца! Нет, не убийца, а УБИЙЦА! Большими буквами!
— Почему, Геннадий Матвеевич? — улыбнулась Вероника.
— Посмотрите на нее! — возопил «дряблая шея», призывая в свидетели весь зал. — Она еще улыбается! У меня нет слов! — закончил он трагически, однако слова тут же нашел: — Что вы сделали этим утром?
— Ничего особенного.
— Конечно, ничего особенного! Если не считать того, что вы меня зарезали! Без ножа! — Он засеменил навстречу, и Марафонец невольно напрягся. — Понимаете вы?! Без ножа! У вас в руках такая информация! Бомба! Вас уже два часа по всему «Останкино» ищут!
— Ищут давно и не могут найти девушку этак лет тридцати, — продекламировала Вероника и тут же кинулась в атаку. — Геннадий Матвеевич, голубчик, не нервничайте вы так. У меня потрясающий репортаж.
— Она говорит «не нервничайте»! У вас у всех потрясающие репортажи! Абсолютно у всех. А конкретно у вас вообще не может быть потрясающего репортажа! — отрубил «дряблая шея», всплескивая худенькими руками. — Понимаете вы?! Не может! Ваш потрясающий репортаж уже случился сегодня утром! Все! Никакой другой работы! Сейчас это самое главное! Новость должна идти в эфир, пока она горячая, как бабушкин пирожок!
— Чьей бабушки? — уточнила Вероника.
— Перестаньте немедленно! — «Дряблая шея» побагровел. — Что вы, как девчонка, в самом деле?! Ядерные бомбы в Москве! Мы должны немедленно пустить это в эфир!
— Мы не можем пускать это в эфир, Геннадий Матвеевич, — возразила Вероника, — потому что тогда вашу голову точно отрубят.
— Ее и так отрубят из-за этого молодого лодыря. — «Дряблая шея» кивнул в сторону верзилы. — Перестаньте. И где Анищенко? Он должен был ехать с Кругловым! Теперь я не могу найти и его!
— Геннадий Матвеевич, миленький, — Вероника была примерно на голову выше «дряблой шеи», поэтому ей пришлось наклониться, чтобы заглянуть режиссеру в глаза, — мы вам привезли совершенно сумасшедшую новость, за которую ни с вас, ни с меня голову не снимут. Во всяком случае в ближайшие сутки.
В глазах режиссера моментально вспыхнул плотоядный огонек.
— Меня это не интересует! Что за новость?
— Во-первых, омоновцы разогнали толпу возле Курского вокзала, а во-вторых, первая обещанная бомба все-таки взорвалась.
На секунду «дряблая шея» застыл с приоткрытым ртом, а затем снова всплеснул руками, и непонятно было, то ли от восторга, то ли от ужаса.
— Да что вы?!
«Все-таки от восторга», — решил Марафонец.
— Не может быть! Превосходно! В смысле, я имею в виду, конечно, трагедия. Вы все сняли?
— Крупным планом, Геннадий Матвеевич, — заверила Вероника. — Мише лицо порезало.
— Надеюсь, ничего серьезного? Он мне еще сегодня понадобится.
— Пустяки.
— Так, быстро в монтажную. Я хочу иметь этот материал через пять, нет, уже через четыре минуты.
— Миша уже там. Я сейчас тоже иду. Со мной очевидец. Он был на вокзале.
— Что, когда бомба взорвалась? — недоверчиво переспросил «дряблая шея».
— Нет, когда разгоняли толпу.
— Это он? — Пожилой с любопытством повернулся к Марафонцу.
— Да, — подтвердила Вероника. — Он самый.
— Телегеничный. Не Ален Делон, конечно, но телегеничный, — оценил «дряблая шея».
— Поверьте мне, Геннадий Матвеевич, репортаж — блеск! Вас на руках станут носить.
— Если прежде не сошлют в Сибирь, — закончил режиссер. — Ладно, идите в аппаратную, и чтобы через три с половиной минуты материал лежал у меня на столе. Все. Дадим его в специальном выпуске через… полчаса. Все, за работу. — Он повернулся и зашагал меж столов, словно маленький буксир в громадной флотилии пароходов, вопя при этом на ходу: — А где сотрудники ФСБ?! Почему они до сих пор не появились?!
Вероника посмотрела вслед режиссеру, покачала головой и повернулась к Марафонцу.
— У нас есть пять минут, потом мне надо будет подняться в аппаратную. В двух словах: каким образом вы оказались втянутым в это дело?
— В двух словах не получится, — ответил Марафонец. — И кстати, сначала мы с вами должны заключить соглашение.
— Считайте, что мы его уже заключили, — отмахнулась Вероника.
— Одну минуту. Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что сделаете то, о чем я вас попрошу.
— Что именно?
— Вы должны будете правдиво и объективно осветить эту историю.
— Именно это мы и собираемся сделать. Это все?
— Потом сообщить во всеуслышание о том, что я помог вам.
— Вы рассчитываете, что в этом случае суд отнесется к вам снисходительно?
— Сомневаюсь. Это не та страна. Но им будет труднее поставить меня к стенке.
— Хорошо, — кивнула Вероника. — Даю слово. Итак?..
— Существует группа террористов, шестнадцать человек, включая Хоря. Я знаю прозвища. Могу составить описания.
— А имена? — быстро спросила Вероника.
— Имена — нет, но я уверен, что ФСБ сумеет их установить. Это несложно. Все они бывшие спецы. Диверсанты, подрывники, разведчики. У них действительно имеются мины, о которых они говорят. Я набросаю вам план воинской части, расскажу в деталях обстоятельства ограбления. Точнее, схему действий нашей группы.
— Как вы оказались на вокзале?
— Мы знали день основной операции и то, что все начнется с минирования вокзала. Я просто катался по всем крупным вокзалам, пока не наткнулся на нужный. А тут подвернулись вы.
— Когда вы… ушли от Хоря?
— Три дня назад.
— Почему сразу не отправились в ФСБ? Они сумели бы помочь вам лучше, чем я.
— Я же сказал: на мне висит труп.
— Они не сдали бы вас.
— Сейчас нет, а потом? Поверьте мне, у ФСБ, если им удастся разгрести весь этот навоз, хлопот будет больше чем достаточно. По идее они обязаны охранять склад совместно с ротой охраны. Было специальное постановление. И потом, факт сам по себе беспрецедентный. Мало того что террористам удалось похитить мины, так они еще сумели заложить фугасы по всей Москве. Спрашивается, на фига тогда нужна ФСБ? Сразу же, как все это закончится, начнут искать «стрелочника», и служба безопасности — первый кандидат на роль мальчика для битья. Если им не удастся справиться с террористами, на меня всем будет начхать. А если удастся, то они обо мне забудут. Я исчезну из их жизни. Вы, телевидение, предадите все это огласке. В частности, и мой случай. Тут уж им будет не так просто отмахнуться.
— Хорошо, допустим. Вы сказали, что прозвище главаря… — Вероника щелкнула пальцами.
— Хорь, — напомнил Марафонец. — Это очень умный человек. Он сидит где-то в самых верхах. То ли в МВД, то ли в ФСБ. Это еще одна причина, почему я не хочу обращаться непосредственно в службу безопасности. После завершения операции Хорю, конечно, будет плевать, есть я или нет. Но скорее всего он постарается избавиться от меня как от ненужного свидетеля.
— С чего вы взяли, что он силовик?
— Во-первых, информация. Хорь знает слишком много для обычного офицера. Во-вторых, оружие. Такая гора взрывчатки, автоматы, снаряжение, боеприпасы, гранаты! Первому встречному столько не достать.
— Как он вышел на вас?
— Точно сказать не могу. В группе я был последним. Но началось все так…
…Он спал, и это было, пожалуй, единственное полезное занятие, которое Марафонец мог себе придумать. Ну в самом деле, чем еще заняться беспаспортному беглецу? Рано или поздно все закончится зоной. Иначе и быть не может. А дальше путь известный. Как пелось в популярной когда-то песне: «Все ниже, ниже и ниже-е-е…»
Сейчас он жалел о кое-каких шагах. Стоило ему засунуть свой характер в задницу, и пахал бы до сих пор на флоте, в группе боевых пловцов, много бы, конечно, не зарабатывал, зато занимался бы любимым делом. Купоны бы пересчитывал. А так он кто? Никто. X… в кожаном пальто. Тьфу, противно!
Вот и сидел Марафонец на вокзале, закутавшись в старый драный плащ, не спасавший от ночной дождливой сырости. Дремал, привалившись к стеклянной витрине Киевского, подняв воротник и посапывая неровно. Плохое место он выбрал. Отвратительное. Того и гляди, менты погонят. Однако до теплого Курского не добрался, до более спокойного Рижского тоже. Так и остался сидеть здесь, хлебнув с каким-то оголтелым люмпен-пролетарием водочки, что хоть немного способствовало согреванию.
Спал он чутко. Скорее даже не спал, а дремал, постоянно прислушиваясь к происходившему вокруг, готовый в любой момент сорваться, дать деру, нырнуть в переход, проскочить через турникеты.
«Впрочем, — проплыла через дремоту мысль, — в метро сейчас нельзя. Тупик. Поезда не ходят. Поймают».