Значит, надо дуть в другую сторону. Вдоль кольца.
Сон покатился по наклонной, и Марафонец начал опускаться вместе с ним в темную глубину без сновидений, без ярких успокаивающих картинок. Или, наоборот, раздражающих. Как раньше, месяца два с половиной назад. Тогда сновидения были. Теперь — нет. Теперь он слишком уставал.
В какой-то момент сон затянул его окончательно, и Марафонец стал клониться набок, рискуя свалиться на мокрый после дождя асфальт. В этот момент кто-то не сильно, но достаточно чувствительно пихнул его. Менты, понятное дело, кто ж еще? Марафонец не открыл глаз, хотя дрема отлетела моментально. Напротив, свесил еще ниже голову и пустил от губы к подбородку каплю слюны. Глядишь, противно станет. Дадут еще разок пинка да отвалят. Небритый, заросший, он производил впечатление стопроцентного бомжа.
— Эй, — послышался рядом голос, — просыпайся!
И Марафонец сразу же понял, что ошибся. Не милиция. Те разговаривают не так. Те уверены в себе, в собственной силе и непогрешимости. И в то же время они брезгуют. Им противен бомж. Чистый, грязный — не важно. Важно, что бомж. У этого же голос был спокойным, ровным. Таким тоном будят приятеля. Не друга, а именно приятеля, знакомца.
Марафонец всхрапнул для вида, вздохнул глубоко, зачмокал губами и еще подбавил слюны. Пусть видят.
Стоящий рядом присел, заглянул ему в лицо, а кто-то второй, сверху, спросил с любопытством:
— Он?
— Он самый. — Сидящий рядом тихо засмеялся и еще раз толкнул Марафонца в плечо, без всякой брезгливости, кончиками пальцев. — Марафонец, просыпайся. Петушок пропел давно.
— Слушай, Пастух, а он не замерз? — осведомился второй. — А то, может, сомлел уже?
— Живехонек, слюни пускает, словно младенец, — сидящий на корточках снова засмеялся.
И тогда Марафонец открыл глаза. Пастух оказался мосластым нескладным мужчиной с короткой стрижкой, в аккуратном плащике и таком же аккуратном костюмчике. Правда, не из дорогих. Второй напоминал Кинг-Конга. Сломанный нос, сплющенное ухо и подковообразная, мощная челюсть вкупе с нависшими над глазами тяжелыми надбровными дугами делали человека даже не страшным, а уродливым. Но в этой жутковатой уродливости читалась такая сила, что наверняка у Кинг-Конга нашлось бы не много обидчиков.
— Ну вот мы и проснулись, — возвестил нескладный. — Вставай, вставай, друг. Пора за ратные подвиги приниматься. — И снова засмеялся, продемонстрировав желтоватые прокуренные зубы. — Елы-палы, как же ты докатился до жизни такой, капитан?
— Что надо? — хрипло спросил Марафонец, поднимаясь.
Он уже прикинул, что делать дальше. Как, в случае чего, увернуться и побежать.
— Ты же искал работу? Ну вот и считай, что уже нашел. Пошли, — кивнул мосластый. — С тобой один человек поговорить хочет.
— Никуда я с вами не пойду, мужики. — Марафонец сделал полшага назад, упершись спиной в стену.
— Пойдешь, куда ты денешься. — Кинг-Конг усмехнулся и выразительно сунул руку в карман плаща.
Пола шевельнулась, и Марафонец понял, что в кармане у того пистолет.
— Да не тушуйся, капитан. — Мосластый улыбнулся. — Все будет абгемахт. Мы не враги. Поехали. Дело есть.
— Что за дело? — все так же настороженно спросил Марафонец. — Ты мне сначала скажи, а потом я решу: ехать или нет.
— Нет уж, капитан. И я тебе ничего не скажу, и ты ничего решать не будешь. Просто сядешь в машину и поедешь. Пошли. Айсберг, покажи капитану дорогу.
Кинг-Конг шагнул ближе и, ухватив Марафонца под локоть, ткнул ему под ребра пушку.
— Топай-топай. Шевели копытами. — Лексический запас громилы оставлял желать лучшего. — Давай.
— И обойдемся без шума, капитан. — Мосластый оглянулся на припаркованный у вокзала грузовичок «ГАЗ» с надписью «МЕБЕЛЬ» на кузове. — Идти все равно придется. Со скандалом или без. Но если ты будешь категорически против, нам придется обойтись с тобой жестко.
Марафонцу оставалось только подчиниться. Они подошли к грузовичку. Первым забрался в кузов Пастух. Марафонец оглянулся было, но громила ткнул ему стволом в спину.
— Забирайся. Или, может, тебе помочь?
— Спасибо, сам.
Марафонец ухватился за борта, подтянулся рывком, и в тот же момент чьи-то руки втянули его в кузов. Он услышал шипение, характерное для баллончиков пульверизаторов, и потерял сознание.
— Ну и что дальше? — спросила Вероника.
— А дальше как в кино. Работу ищешь? Получишь. Оплата в баксах. Хоть завались. По «лимону» на нос. Можно отказаться, но только сразу. Позже — нет. В отряде несколько человек добровольцев. Кто — неизвестно, но убьют любого, если попытаться бежать. Одного я потом вычислил. Генерал. Скотина редкая. Дальше повязали всех кровью — и готово. Куда бежать? Да и деньги все-таки немалые.
— И вы согласились, — утвердительно сказала Вероника.
— Я не знал, чем все закончится.
— А вы думали, что миллион долларов за красивые глаза платят?
— Нет, конечно. Честно говоря, тогда я вообще ни о чем не думал. Кушать очень хотел.
— В общих чертах ясно. — Вероника посмотрела на часы. — Остальное вы мне расскажете чуть позже. Сейчас нужно смонтировать материал. Составьте пока список террористов, набросайте описания. Договорились?
— Хорошо, — кивнул Марафонец. — Как скажете.
— Присаживайтесь вот за этот столик. Бумага и ручка в ящике. Набросайте вкратце свой рассказ. А я вернусь минут через двадцать пять — тридцать.
Марафонец присел за указанный Вероникой стол, огляделся, не без удивления обнаружив, что никто не обращает на него внимания.
В дальнем конце зала вновь появился «дряблая шея» и завопил, перекрывая общий гомон:
— Полетаева, ты еще здесь?! У тебя осталось полторы минуты! Через полторы минуты репортаж должен лежать у меня на столе!
— Все, Геннадий Матвеевич, уже бегу. — Вероника улыбнулась, перевела взгляд на Марафонца и кивнула по-дружески, словно говоря: «Держись, парень. Вместе мы как-нибудь выкрутимся».
10.31
Во главе стола восседал сам Президент. Увидев его, Котов поразился, насколько же старым выглядит этот человек. Лицо Президента, несмотря на все старания обслуги, приобрело землистый оттенок, под глазами четко обозначились мешки, немного обвисли щеки, морщины прорезали лоб, протянулись от крыльев носа к уголкам губ.
— Значит, по вашему мнению, — произнес медленно Президент, — люди, заложившие бомбы, профессионалы? И вы полагаете, что ядерная угроза выходит за рамки обычного шантажа?
— Совершенно верно, — кивнул Котов.
Он чувствовал себя несколько стесненно. В обширном зале собрались самые важные люди государства. Все они ждали. Ждали, какую команду отдаст Президент. И от него, Котова, в немалой степени зависел дальнейший ход событий. Удастся ли ему убедить Президента принять решительные меры? Он надеялся, что да. Ведь речь шла о судьбе миллионов человек.
Майор секунду подумал, затем повторил жестко:
— Наши аналитики полагают, что мы столкнулись со случаем, который следует квалифицировать как угрозу наивысшей опасности.
— Та-ак… — Президент сцепил руки и уставился на них, словно там мерцал видимый ответ на вопрос, как ему поступить.
Люди, собравшиеся здесь, ждут, какое решение он примет. Проигрышная ситуация. Обстоятельства против него. Если инцидент получит огласку, он — политический труп. Можно скрыть правду в расчете на то, что оперативникам ФСБ удастся задержать террористов и обезвредить фугасы, прежде чем они сработают. Но какова вероятность благополучного исхода? Если она и есть, то очень мала. С другой стороны, взорвись бомбы — и его обвинят в бездействии, повлекшем за собой человеческие жертвы. Этого ему не простят. Весь мир потребует четвертования. Знал и промолчал. Если, конечно, им удастся доказать, что он знал. Но кто-нибудь из сидящих сейчас за столом соратников обязательно затеет интригу. Каждый жаждет его крови.
«Может быть, сердечный приступ?» — подумал Президент тоскливо. Внезапная болезнь разом решила бы целую кучу проблем. И самое главное: ответственное решение, от которого зависит слишком многое, пришлось бы принимать кому-то другому. Не важно кому, главное — не ему.
Президент откашлялся, обвел присутствующих хмурым взглядом, вновь воззрился на сцепленные кулаки и глухо поинтересовался:
— Что мы можем предпринять в сложившейся ситуации?
— На данном этапе ничего, — коротко ответил Котов. — У нас все еще очень мало информации о террористах. Мы не знаем состава группы, не знаем, где установлены фугасы. Не знаем, каким именно образом террористы надеются уйти после получения выкупа. Чтобы получить подобную информацию, нам и в более спокойное время потребовалось бы несколько недель. Сейчас мы проверяем всех возможных кандидатов в террористы. Пытаемся установить личность главаря.
Котов вспомнил о том, что сказал ему эксперт: «Заменить запал ударного действия на электрический сможет любой хорошо обученный сапер. Даже не имевший ранее дела с ядерными минами. Все зависит от того, насколько разумен руководителе группы, кому он отважится доверить столь ответственную работу и, разумеется, от того, какими ресурсами обладает группа». Однако сейчас Котов не произнес этого вслух. Не надо усугублять и без того аховое положение.
— Вы не просчитывали, каков может быть возможный ущерб, если террористы осуществят угрозу?
— Наши службы разработали несколько вариантов закладки фугасов. В самом худшем случае общая площадь радиоактивного заражения составит порядка трехсот квадратных километров. — По залу прокатился ропот. — Однозначно можно сказать только одно, — повысил голос Котов. — Если фугасы все-таки будут взорваны, даже при самом благополучном исходе дела Москва превратится в огромный радиоактивный могильник. Убытки, связанные с этим, лучше подсчитать экономистам. Наши рекомендации, — подвел он итог разговору, — немедленно вводить чрезвычайное положение, срочно начинать эвакуацию граждан, соглашаться, по крайней мере пока, на требования террористов и в ходе переговоров попытаться установить их местонахождение, состав группы, понять психологию. Кроме того, наши эксперты настаивают на вашей немедленной эвакуации и на вывозе кремлевских запасников. Есть подозрение, что фугасы — отвлекающий фактор в готовящемся на вас покушении.