Не глядя на министра, прекрасно зная, что ни одно его словечко не пропадет даром, он сказал негромко:
– Мое благоволение передать устно. Гаю Скалигеру – орден Серебряной Совы и тысячу ауреев золотом. Мастерам – по сто золотых и по медали… какая там уместна для данного случая. Подмастерьям – по десятку золотых и сокращение оставшегося срока вдвое[6]. Если у кого-то есть нужды, просьбы, долги, хлопоты – помочь и решить…
– Будет исполнено, ваше величество…
– Пьедестал?
– Соблаговолите пройти…
Сварог направился в дальний угол помещения – там, на высокой консоли, стояла та самая бронзовая модель, только теперь на прямоугольной каменной плитке светло-шоколадного цвета с красивыми черными прожилками.
– Мрамор из Ноллара, – прошелестел министр двора. – В полном соответствии с волей вашего величества. Вы приказали не устраивать высокого вычурного постамента… Точное подобие пьедестала. Плита уже отполирована, осталось приделать крепления и установить статую на Морской площади… У вашего величества будут замечания?
– Одно-единственное уточнение, – сказал Сварог, коснулся пальцем торца плитки. – Вот здесь пусть выбьют на постаменте: «В ожидании». Предупредите, что надпись не должна быть особенно глубокой. Что со временем придется ее сбить с торца, – его лицо на миг исказила злая гримаса. – Надеюсь, это случится уже скоро…
– Будет сделано, ваше величество…
Холодно кивнув, Сварог направился к выходу, распахнул скрипучую низкую дверь, вышел во дворик, где там и сям лежали груды угля, штабеля поленьев, угловатые мешки с бронзовыми слитками. Попахивало гарью из плавильной печи. Замурзанный сторож кинулся открывать ворота, Барута подвел Сварогу высокого рыжего коня, трое ратагайцев взлетели в седла.
Небольшая кавалькада крупной рысью выехала за ворота, оказавшись на широкой грязной улице, всадники подхлестнули коней и коротким галопом помчались посередине улицы. Небогато одетые прохожие, заслышав стук копыт, привычно шарахались в стороны. Никто и внимания не обращал на одетого довольно скромно короля королей и его немногочисленных спутников – чему Сварог был только рад.
Эта окраина Латераны не только роскошью, но и намеком на достаток не блистала – именно в таких и устраивают немилосердно дымящие плавильные печи, не допуская их в более респектабельные кварталы. Возле накрытого четырехугольной крышей, обложенного диким камнем колодца всадники свернули налево и, не меняя аллюра, двинулись той же окраиной – мимо невзрачных лавчонок, домиков с прохудившимися кровлями, третьеразрядных трактиров, лежавших у хилых заборчиков коров…
Через четверть часа они оказались перед высоченным глухим забором со столь же внушительными воротами, украшенными облупившейся вывеской «Медной гильдии кровельных дел мастер Бачалар с племянниками». Подъехав вплотную, Барута загрохотал в ворота сапогом, и они почти тут же распахнулись, а вскоре гулко захлопнулись за въехавшими.
В небольшом дворе не обнаружилось ровным счетом ничего, свидетельствовавшего бы, что здесь обитают кровельных дел мастера. Двор был пуст, если не считать двух дюжих молодцов с оттопыренными полами гильдейских кафтанов, примостившихся под навесами и вроде бы сонно подремывавших – однако, завидев Сварога, оба шустро вскочили и поклонились. Бросив поводья Баруте, Сварог направился к крыльцу добротного каменного домика, взбежал по выщербленным ступенькам. В крохотной прихожей обнаружился еще один малый с оружием под не застегнутым кафтаном. Он не кланялся, а замер по стойке «смирно». Почтительно доложил:
– Господин граф прибыл, государь.
– Да, я видел коня на привязи… – рассеянно отозвался Сварог и уверенно распахнул дверь направо.
Гаржак сидел за столом в комнатке с низким потолком, в обществе высокого глиняного кувшина.
– Сидите, – махнул рукой Сварог, шагнул к громоздкому старинному буфету, уверенно распахнул тяжелую дверцу и снял с полки высокий стакан отличного гларморийского стекла, синего в алых прожилках. – Налейте-ка и мне.
Гаржак проворно наклонил кувшин. Как и следовало ожидать, вино было отличным, ничуть не соответствующим непритязательному подворью, где якобы обитал мастер средней руки.
– Как постоялец? – спросил Сварог без особого интереса.
– А что ему сделается… Сидит себе, ест и пьет, только временами ноет о своей тяжкой участи, просит развеять тягостную неизвестность…
– Развею, – кивнул Сварог. – Очень скоро… Всю неизвестность как рукой снимет… – он допил вино, отставил стакан. – Мне хотелось бы вас спросить, граф… Я как-то прежде никогда и не интересовался этим вопросом, а вы должны разбираться… Как у нашей тайной полиции и подобных ей учреждений налажена работа среди крестьян? В деревнях.
– А никак, ваше величество, – нисколько не раздумывая, ответил Гаржак. – Так уж испокон веков повелось, не только у нас, повсюду крестьянами занимаются исключительно начальники полиции провинций. Вот они, точно, держат в деревнях свою осведомительную сеть. Которая занята главным образом тем, что высматривает и вынюхивает, не готовится ли где-нибудь мятеж. Ну, и тем, что касается уголовщины: скупщики краденого, скотокрады, фальшивомонетчики, укрыватели разбойников, содержатели притонов и прочая публика. Но это – главным образом близ больших дорог и трактов. И, конечно, пограничная стража охотится за контрабандистами. Ну, а в глуши, в сонной глубинке, никого нет, кроме обязательных осведомителей. Прочие службы в деревне попросту не работают. Там для них нет ничего интересного. Везде так обстоит, испокон веков.
Вот именно, сердито подумал Сварог. Везде и испокон веков. Вот и получается, что процентов семьдесят населения, обитающего, с точки зрения горожан, в той самой сонной глуши которую тысячу лет не охвачено вниманием спецслужб. Если нет донесений о замышляющемся бунте, никто и не почешется. А потом в захолустной деревушке внезапно обнаруживается компьютер… интересно, на что там можно наткнуться еще, если поискать по-настоящему?
– Интагар мне говорил, что вы трижды переряженным странствовали по деревням…
– Было, ваше величество, – кивнул Гаржак. – Но это никогда не имело отношения к крестьянам. Объектом интереса дважды были провинциальные дворяне, а в третий раз – крупный скототорговец из главного города провинции.
– Он говорил еще, что перевоплощаться вы способны мастерски…
– В кои-то веки он обо мне отозвался хорошо…
Сварог усмехнулся:
– Он вас по-прежнему терпеть не может, хотя давно уже не пристает с просьбами вас повесить или, по крайней мере, отправить за решетку. Однако надо отдать ему должное – он никогда не говорил, что вы плохой работник… Граф, я вас намерен отправить именно что в деревенскую глушь. Дело серьезнейшее и наверняка опасное. Боюсь, если вас раскроют, постараются избавиться так, чтобы и следа не осталось…
– Ну, это мы еще посмотрим… – хищно улыбнулся Гаржак. – Куда следует отправиться?
– Деревня Туарсон в провинции Гартвейн. Редкостная глушь. Не бывали?
– Не доводилось, – сказал Гаржак. – В Гартвейн заносило пару раз… и в похожие уголки, так что примерно я эту редкостную глушь представляю. Что я должен там искать?
Сварог помедлил.
– Честно признаться, я и сам плохо представляю, что именно вам следует там искать, – сказал он. – В детали я вас посвящать не буду – исключительно оттого, что объяснения отнимут много времени, а времени у нас мало. Вам надлежит искать необычное, все, что не соответствует жизни обычной провинциальной деревни. Нечто такое, чего там быть категорически не должно. Понимаете?
– Не до конца, но в основном, ваше величество…
– Это может быть что угодно, – сказал Сварог. – Приспособления, устройства, механизмы, знания, которым не полагается быть в обычной деревне.
– Оно там есть? – серьезно спросил Гаржак.
– Есть, – кивнул Сварог. – Уж в этом-то я уверен. Там живет шестилетняя девочка по имени Эльбетта. Понятия не имею, редкое это имя, или Эльбетт там носится целый выводок. Понятия не имею, как зовут ее родителей и из какой она семьи. Но она там живет. И как раз в ее доме могут отыскаться прелюбопытнейшие вещи… Вам не нужно ничего добывать – только вызнать, что там происходит, что там припрятано по углам… Справитесь?
– Постараюсь…
– Кем вы притворяетесь?
– Первый раз я был мелким приказчиком, – сказал Гаржак. – Но работать оказалось трудновато – для крестьян и подобная личность остается городским чужаком. Поэтому я с тех пор выступаю в роли бродячего точильщика. Вот эту персону в деревнях всегда встречают радушно. В каждом дворе есть самодельные точила, но крестьяне всегда рады мастеру с настоящим станком, точильным кругом. Ножи, топоры, косы, овечьи ножницы, секачи для мяса и капусты, да чего только ни тащат…
– Вы можете, не вызывая подозрений, задержаться там на недельку, а то и подольше?
– Деревня большая?
– Двести с лишним дворов.
– Запросто. В такой деревне раньше и не справишься. И всегда можно придумать благовидный предлог, чтобы задержаться еще на несколько дней. В таком обличье можно часами болтать с местными. Для захолустной деревни любой бродячий ремесленник – источник новостей из большого мира. Двести с лишним дворов… Значит, там непременно есть корчма, а то и не одна. И обязательно найдутся девушки, которые не прочь почесать язык с повидавшим свет городским парнем. Среди них попадаются страшные болтушки… а иногда, говоря по правде, и не особенно строгих нравов особы, что еще более облегчает задачу.
Сварог усмехнулся:
– А нет ли риска, что деревенские парни городскому бока обломают?
– Случается… – сказал Гаржак. – Но я давно научился держаться так, чтобы не давать повода для стычек. У них и на этот случай есть вековые традиции, от которых как-то не отступают, достаточно их знать и не лезть на рожон… Знающий обхождение бойкий парень, умеющий завлекательно рассказать о новостях, поддержать степенную беседу в корчме, позубоскалить с девушками, с парнями на выгоне, местного пойла пригубить, поиграть на том и на сем – а это значит, танцульки устроить с самим собой в роли музыканта… – он кивнул на стоявший в уголке виолон, простой, без лака и украшений, как раз и приличествующий бродячему ремесленнику. – Где танцы, там и бутылочка, языки развяжутся… Знакомое дело. Прикажете изобразить?